[:ru]
Анна Михайловна Широшена, пенсионер. Дата моего рождения, мое имя, отчество, фамилия и даже национальность – это всего лишь выдумка. Меня «придумали» в Казахстане, в лагере для детей врагов народа. Как я оказалась в этом невеселом месте, посреди карагандинских степей, помню смутно. За какие провинности родителей государство отправило меня в эту ссылку, мне и вовсе неизвестно.
В нашем лагере были дети с разным прошлым: кому не повезло родиться в заключении, у кого были кулацкие корни, а кто-то был ребенком врага народа. Принадлежала ли я хоть к одной из этих категорий или была из числа эвакуированных жителей Восточной Европы в сороковые, военные, годы, разобраться сложно.
Я только помню, что везли нас очень долго по железной дороге в вагонах для скота. Были бомбежки. Люди умирали на каждой станции. Мне кажется, я ехала с мамой и младшей сестрой, но в долгом пути мы потерялись. Времени прошло много, точно утверждать уже ничего не возьмусь.
Разобраться, где сон, а где явь, с каждым днем становится все сложнее.
В лагере из-за роста мне казалось, что я была старше всех. Долгое время меня считали умственно отсталой, и это неудивительно: я почти не разговаривала и не понимала никого вокруг. Предполагаю, я просто не знала языка.
Как и многим детдомовцам, мне пришлось несладко: жуткий голод, жестокие воспитательницы, которые отбирали последний кусок хлеба, и наказания за малейшую провинность. Цинга, трахома, чесотка, полное истощение организма. Каждую неделю приходил сторож дед Вася с металлической тележкой, скидывал на нее детские тела и вез хоронить на пустынную окраину поселка Долинка. Сейчас это место называют «Мамочкино кладбище». Хоронили без ритуалов, на многих могилках крест ставили один на всех.
Детки навсегда оставались никем, метрики многих не сохранились, фамилии нам придумывали на ходу равнодушные воспитательницы. Увидят масленку на столе – будешь Маслова, тарелку – Тарелкиной. Ну и стандартные: Иванов, Петров да Сидоров. Отыскать после такой процедуры родителям своего ребенка нереально. Так до конца дней и будешь гадать, лежит он в земле или живет под другими инициалами.
Вот и я все гадаю: кто я, откуда, где моя семья. В тех лагерях они стирали не только память, они стирали личность.
Как и многих в то время, меня зачислили в русские, но я никогда себя такой не ощущала. Русский язык не был для меня родным.
Как только покинула детдом, начала искать себя. Понять свою национальность для меня означало возможность найти свою семью, ведь это единственная зацепка чтобы понять, откуда я прибыла.
Бывало, разглядываешь себя в зеркало и мучительно пытаешься заметить в лице подсказку. Посмотрю: вроде как нос еврейский, а вот лоб широкий – может, белоруска или литовка?
Не буду долго рассказывать о горах бумаг и запросов во всевозможные инстанции, обивание порогов всех архивов с надеждой найти хоть малейшую зацепочку.
Советское государство кануло в Лету, я стала гражданкой молодого Казахстана. Отправилась менять советский паспорт на казахстанский документ, прихожу и вижу: в графе национальность – казашка. И здесь судьба надо мною позабавилась. Перебор. Пришлось менять удостоверение.
Решила познакомиться со всеми культурными центрами и общинами, подумала, вдруг где-то сердце да и екнет, положилась на чувство крови. Они не остались равнодушными ко мне, снабдили литературой, окружили вниманием. Еврейская община сказала, что отчество Михайловна у меня неспроста – именно такое давали в лагерях всем еврейским детям, уверяли они.
И вот дома горы литературы по иудаизму и каббале, встречи в общине, знакомство с культурой, обретение кровных соотечественников. И все бы ничего: и люди хорошие и нация, и традиции интересные, да только не мое.
И дальше то же самое, по тому же кругу – немцы, поляки, литовцы, украинцы… Протестантство, католицизм, православие…
И тут я обнаружила еще одну возможность рассказать свою историю – через программу «Жди меня». Отправилась на телепередачу в Москву. Я вся переполнялась надеждой и волнением, была так близка к осуществлению своей самой заветной мечты. Вот сердце и не выдержало: я не доехала пару станций до белокаменной, у меня случился приступ. Сняли с поезда. Тамошние медики отправили меня прямиком в морг. По дороге я ожила, какое-то время повалялась в больнице и несолоно хлебавши вернулась восвояси.
Смотрю сейчас на казахстанскую степную траву перекати-поле и понимаю, что с приездом сюда я сама стала такой: без корней, без основы.
Я прожила долгую жизнь, и в целом она сложилась удачно: хорошая семья, двое детей. Одна дочь живет в Германии и продолжает искать мои корни там, через их архивы. Разыскать свою национальность за семьдесят с лишним лет мне так и не удалось, но я не могу уйти с этой земли, не узнав своих корней.
Анна Михайловна Широшена, пенсионер. Дата моего рождения, мое имя, отчество, фамилия и даже национальность – это всего лишь выдумка. Меня «придумали» в Казахстане, в лагере для детей врагов народа. Как я оказалась в этом невеселом месте, посреди карагандинских степей, помню смутно. За какие провинности родителей государство отправило меня в эту ссылку, мне и вовсе неизвестно.
В нашем лагере были дети с разным прошлым: кому не повезло родиться в заключении, у кого были кулацкие корни, а кто-то был ребенком врага народа. Принадлежала ли я хоть к одной из этих категорий или была из числа эвакуированных жителей Восточной Европы в сороковые, военные, годы, разобраться сложно.
Я только помню, что везли нас очень долго по железной дороге в вагонах для скота. Были бомбежки. Люди умирали на каждой станции. Мне кажется, я ехала с мамой и младшей сестрой, но в долгом пути мы потерялись. Времени прошло много, точно утверждать уже ничего не возьмусь.
Разобраться, где сон, а где явь, с каждым днем становится все сложнее.
В лагере из-за роста мне казалось, что я была старше всех. Долгое время меня считали умственно отсталой, и это неудивительно: я почти не разговаривала и не понимала никого вокруг. Предполагаю, я просто не знала языка.
Как и многим детдомовцам, мне пришлось несладко: жуткий голод, жестокие воспитательницы, которые отбирали последний кусок хлеба, и наказания за малейшую провинность. Цинга, трахома, чесотка, полное истощение организма. Каждую неделю приходил сторож дед Вася с металлической тележкой, скидывал на нее детские тела и вез хоронить на пустынную окраину поселка Долинка. Сейчас это место называют «Мамочкино кладбище». Хоронили без ритуалов, на многих могилках крест ставили один на всех.
Детки навсегда оставались никем, метрики многих не сохранились, фамилии нам придумывали на ходу равнодушные воспитательницы. Увидят масленку на столе – будешь Маслова, тарелку – Тарелкиной. Ну и стандартные: Иванов, Петров да Сидоров. Отыскать после такой процедуры родителям своего ребенка нереально. Так до конца дней и будешь гадать, лежит он в земле или живет под другими инициалами.
Вот и я все гадаю: кто я, откуда, где моя семья. В тех лагерях они стирали не только память, они стирали личность.
Как и многих в то время, меня зачислили в русские, но я никогда себя такой не ощущала. Русский язык не был для меня родным.
Как только покинула детдом, начала искать себя. Понять свою национальность для меня означало возможность найти свою семью, ведь это единственная зацепка чтобы понять, откуда я прибыла.
Бывало, разглядываешь себя в зеркало и мучительно пытаешься заметить в лице подсказку. Посмотрю: вроде как нос еврейский, а вот лоб широкий – может, белоруска или литовка?
Не буду долго рассказывать о горах бумаг и запросов во всевозможные инстанции, обивание порогов всех архивов с надеждой найти хоть малейшую зацепочку.
Советское государство кануло в Лету, я стала гражданкой молодого Казахстана. Отправилась менять советский паспорт на казахстанский документ, прихожу и вижу: в графе национальность – казашка. И здесь судьба надо мною позабавилась. Перебор. Пришлось менять удостоверение.
Решила познакомиться со всеми культурными центрами и общинами, подумала, вдруг где-то сердце да и екнет, положилась на чувство крови. Они не остались равнодушными ко мне, снабдили литературой, окружили вниманием. Еврейская община сказала, что отчество Михайловна у меня неспроста – именно такое давали в лагерях всем еврейским детям, уверяли они.
И вот дома горы литературы по иудаизму и каббале, встречи в общине, знакомство с культурой, обретение кровных соотечественников. И все бы ничего: и люди хорошие и нация, и традиции интересные, да только не мое.
И дальше то же самое, по тому же кругу – немцы, поляки, литовцы, украинцы… Протестантство, католицизм, православие…
И тут я обнаружила еще одну возможность рассказать свою историю – через программу «Жди меня». Отправилась на телепередачу в Москву. Я вся переполнялась надеждой и волнением, была так близка к осуществлению своей самой заветной мечты. Вот сердце и не выдержало: я не доехала пару станций до белокаменной, у меня случился приступ. Сняли с поезда. Тамошние медики отправили меня прямиком в морг. По дороге я ожила, какое-то время повалялась в больнице и несолоно хлебавши вернулась восвояси.
Смотрю сейчас на казахстанскую степную траву перекати-поле и понимаю, что с приездом сюда я сама стала такой: без корней, без основы.
Я прожила долгую жизнь, и в целом она сложилась удачно: хорошая семья, двое детей. Одна дочь живет в Германии и продолжает искать мои корни там, через их архивы. Разыскать свою национальность за семьдесят с лишним лет мне так и не удалось, но я не могу уйти с этой земли, не узнав своих корней.
[:]
