«Құдайдан қорықпағаннан қорық»
(«Бойся того, кто не боится Бога»)
– казахская поговорка
Один царский генерал, руководивший в XIX в. очередной масштабной репрессивной акцией против казахских повстанцев, выразил свой приказ в образной форме: «Всех волков перебить, пощадить только баранов!». У казахов есть свои образы для обозначения генетической и ментальной дегенерации народа. Например, говорят, что истинных казахов, похожих на лошадей (жылқы мінезді) уже нет, остались лишь ослы (есектер); либо: вместо орлов (соколов) летают вороны… А еще верхушка казахского народа уже с конца XVIII-XIX вв. быстро превращалась в хитрых «лисиц». Это были представители казахской наследственной аристократии – султаны и ханы, прежде всего из клана Абулхаира, а также другие чингизиды.
Носители «волчьего» нрава до конца не изменили своим принципам и умерли как герои. Царизм физически уничтожил в Казахстане носителей этого генотипа. Чтобы не было повадно оставшимся, колонизаторы дополнительно прошлись по аулам контрольными очередями из пушек и пулеметов, посеяв страх и террор, заставив целые роды и племена казахов пожизненно выплачивать государству огромную денежную контрибуцию за имевший место в истории бунт того или иного их предка-сородича (отсюда – катастрофическое обеднение народа).
Героические усилия нескольких поколений во главе с вождями-«могиканами» не дали освобождения страны от захватчиков. Не помогли несчастному народу ни молитвы и слезы беззащитных женщин, детей и стариков, ни заклинания колдунов-«баксы» или благословения мулл и ишанов, ни амулеты и посещения мазаров, обильные жертвоприношения Богу скота, самое главное, кровавые человеческие жертвоприношения: убиенные дети, женщины и старики, сотни тысяч мучеников и героев…
Тогда, видя тщетность сопротивления, крайнюю жестокость России при подавлении антироссийских бунтов правящая элита Казахстана постепенно переходит на политику компромисса. Трезво признав свое поражение и слабость, ханы и родовая верхушка начала осваивать методы лавирования, тонкостей дипломатии, лести и хитрости. Например, в сохранившихся письмах казахских султанов и ханов в Санкт-Петербург в XVIII-XIX вв. немало лжи и лести, высокопарных восточных образов, противоестественных для нашей кочевой культуры и менталитета. При этом казахи многое заимствовали от давно усмиренных братьев-татар, которые уже имели длительный опыт взаимодействия с империей, адаптации к ее политике. Казахские султаны и подставные ханы-марионетки XIX века уже отдавали своих сыновей в специальные закрытые военные учебные заведения, предварительно – в малолетнем возрасте на воспитание в семью какого-нибудь местного русского чиновника. Нередко они сами были уже образованными по-русски, имели чины полковников и даже генералов империи.
Казахская знать, сотрудничавшаяся через татар с имперской властью, постепенно отдалялась от массы народа, первыми изменяя степным обычаям, древнему менталитету. Укрепляясь как в мусульманской книжной образованности, так и русско-европейской науке и знаниях, имперской моде, строя усадьбы и мечети, казахские аристократы стали действительно походить на любующихся своими красивыми хвостами лисиц. Например, хан Букеевской Орды Джангир был очень просвещенным, владел арабским, персидским, татарским, русским, немецким, французским языками. Его вторая жена Фатима была татарка, дочь российского муфтия.
Царская Россия в лучшие периоды своего господства в Азии стремилась осваивать «цивильные» методы управления колониями, понимая, что помимо «кнута» нужен и «пряник». Поэтому империей широко практикуется система различных поощрений, сословных привилегий, наград, назначения жалования, привлечения на военную службу и других методов привлечения верхушки «инородцев» на свою сторону. Одним из способов прямого подкупа были подарки: шубы и шапки из соболя, сабли с позолоченными рукоятками, дорогие часы, серебряная посуда, самовары и пр. Также разрабатывалась технология умственного и духовно-психологического покорения – через распространение положительной информации о русской культуре, организацию экскурсий в Санкт-Петербург, посещение музеев и дворцов, принятия детей аристократии в специальные школы (Азиатская школа, Кадетский корпус и др.) и пр.
Хотя в силу отсталости российской имперской системы как абсолютной военно-помещичьей монархии в соединении с диктатом Церкви, консервацией сословных границ и расовых предрассудков, до реального равноправия граждан в ней было далеко. Даже самые верноподданнически настроенные казахи и в самые лучшие, либеральные периоды существования российской самодержавной империи все равно были обречены оставаться в глазах официальной власти «второсортными» узкоглазыми азиатами, по документам – т.н.«инородцами», «магометанами», а значит, не имели многих юридических прав. Так, например, в колониальную царскую эпоху, по законам империи Казах, живя на своей земле, в своей стране не мог подняться по служебной лестнице выше должности волостного правителя (типа современного сельского акима), он не мог мечтать о должности начальника уезда, не говоря о кресле губернатора.
К концу XIX вв. на просторах Великой Степи завершилось печально уникальное событие, это катастрофическое явление в контексте тысячелетней истории евразийского номадизма: ломка коллективной ментальности многомиллионного казахского народа. Казахи – наследники Великого Тюркского каганата, славных традиций великих Кыпчаков, могущественной Золотой Орды, в новую эпоху окончательно утратили свою воинственность и подверглись тотальной «феминизации». Это историческое укрощение природной и мусульманской воинственности казахских номадов стало самой выдающейся, блестящей победой царской России. Виват, империя!
Жесточайший террор, зверские расправы, планомерные этнические чистки, постоянный грабеж и тотальное унижение в течение нескольких столетий (с конца XVIII-конец XIX вв.) сделали свое дело. Казахский народ был физически истощен и морально уничтожен. Упали дух, вера, оптимизм народа, был сломлен гордый нрав, умерли достоинство и честь («намыс»)…Согласно имперскому закону 1867-1868 гг. об управлении областями Казахстана, коренное население в массовом порядке принудительно разоружали, казах уже не имел права носить и хранить оружие. Воины-номады превращались в мирных пастухов, которым разрешалось держать в руках только камчу (плеть, нагайка). Сами русские ученые-этнографы написали о том, что некогда воинственные казахи теперь «обабились» и стали мирными чабанами.
В коллективной душе надолго поселились страх и пессимизм, корни которого лежали в маловерии и безверии. Пошатнулась святая святых, основа основ национального сознания – вера в Бога, в Его заступничество за слабых и гонимых, роль святых аруахов и т.п. Люди видели, как не помогают ни крики «Аллаху акбар!» или «Аруах!», ни зеленые знамена, ни самоотверженность батыров-шахидов. Вот почему сердца многих казахов XIX–нач.XX вв. были охвачены мрачным духом пессимизма, недоумения, апатии и равнодушия, безыдейности, деморализации (а отдельные люди поняли все это как необходимость горького оплакивания Золотого Века и терпеливого ожидания Конца света). Это положило начало широкому распространению в коллективной психике казахов депрессивных синдромов.
На глазах нескольких поколений власть в мусульманской стране полностью захватили «кафиры». Была отобрана священная земля предков, Атамекен, привольные пастбища Великой Степи – колыбели номадической цивилизации тюрков. Целые племена и рода насильственно выселены с лучших плодородных пастбищ без каких-либо компенсаций, более того, приравненные к рабам новые «крепостные»-кочевники облагались тяжелыми налогами и повинностями. «Кафиры» были могущественны, многочисленны, сильны, непобедимы, владели современным оружием, имели фабрики и заводы, красивые города.. Все это приводило думающую часть казахов к выводу, что не остается ничего, кроме как покориться и признать Ак Патшу (Белого царя) своим монархом, присягнуть ему, подражать русским, или хотя бы на первых порах мирно сосуществовать с чужаками. Сама жестокая реальность заставляла людей искать пути приспособления, расположения властей, чтобы удержать хотя бы оставшиеся земли, легализовать в частную собственность свои поместья, войти в низовые звенья управления страной.
С другой стороны, психологически и даже с учетом некоторых толкований Ислама можно понять, посочувствовать и отчасти принять логику людей, которые, устрашившись размаху зла и глубине зверской природы тогдашнего российского режима приняли коллективное решение покориться. Мы не исключаем того, что на самом деле лучшая часть мыслящих и совестливых мусульман-казахов, помолившись Всевышнему Аллаху, сознательно и с достоинством отказалась от вооруженного сопротивления, вспомнив суфийскую мудрость: «Құдайдан қорықпағаннан қорық» («Бойся того, кто не боится Бога»). Другое мудрое изречение из нашей неписаной Степной Конституции было: «Пәледен машайық қашып құтылыпты» (смысл: нужно избегать чересчур опасного явления, как это делает святой).
Власть (или отдельное существо), для которого нет ничего святого, действительно представляет огромную опасность для людей, т.к. ее ничто и никто не ограничивает и не сдерживает. В нравственно-философских учениях считается, что агрессивный «цивилизованный» человек бывает хуже, чем первобытный дикарь и язычник, т.к. он может обладать извращенным умом и садистским сознанием. Практика русского колониализма в Казахстане особенно в коммунистическом варианте доказала правоту этого тезиса.
Мусульманин или христианин, всякий истинно верующий человек должен уметь иногда остановиться перед лицом слишком затянувшегося военно-политического конфликта, безрассудного, кровожадного и многочисленного противника, который не останавливается перед морем крови. Степное Знание-Даналык (Мудрость) гласило, что оголтелый враг, оппонент, напрочь лишенный совести и разума, не боящийся Бога и высших сил, является наиболее чистым воплощением Дьявола, отчего в ряде случаев верующим нужно из-за высокой степени опасности такого врага избегать, отступить перед ним, требуемое – отдать, на слова и речи его – молчать и соглашаться.
В Исламе допускается как крайний способ самовыживания принятие власти царя-злодея («залым патша»), предварительно поручив его мысленно Господу. Ряд богословов считали, что в экстраординарных случаях (массовых гонениях, посягательстве на жизнь и личную безопасность) мусульманин может даже внешне отречься от своей религии, принять на время христианство или другую идеологию. При этом важным считается внутренний мотив и внутренне состояние порабощенного мусульманина.
При «смирении» с Дьяволом (российский самодержавный военно-оккупационный режим, диктатура коммунистов-атеистов) он должен внутренне, душой не сдаваться, сохранить иман (веру), по возможности изыскивать иные, мирные способы борьбы, адаптации и тайного сопротивления злу, ненасильственные пути и методы передачи нужных знаний, воспитания сознания народа и пр. Такое подчинение и «рабство» не подразумевает прекращение протестных усилий и измену национальным принципам, принятие навязанного извне закона и чуждого образа жизни. На самом деле область Дар ул-Ислама, захваченная иноверцами и язычниками, именуется «Дар ул-харб» (территория войны), где открыто или тайно (ментально, идейно, молитвами и т.д.) в той или иной форме, разными темпами, дискретно и т.д., но все же продолжается борьба потомков за освобождение страны. Интересно, что даже у миротворца и русофила Абая Кунанбайулы в сочинениях казахские земли названы в одном месте «территорией Дар ул-харб».
Здесь стоит обратиться к религиозной категории «смирения», свойственной не только Христианству, но и Мусульманской религии. В мусульманской теологии и историософии не исключается, что человек или община могут попадать под действие специального Божьего испытания, в том числе и испытания горем, рабством, властью тиранов и злодеев и т.д. Это может быть как вследствие греха (в Библии и Коране войны и иноземные поработители насылаются Богом за грехи народов), так и по причине испытания Творцом своих «возлюбленных рабов» – с целью выявления их степени веры и стойкости, полного очищения через беды, нищету, болезни, когда в горниле страданий человек-алмаз превращается в подлинного бриллианта (возможно, и целое сообщество и этнос).
Таким образом, можно полагать, что предки казахов в эпоху Колониализма стали мирными «баранами» не только из-за слабости, трусливости, беспринципности и пр. Такое изменение ментальности отчасти может быть результатом сознательного коллективного выбора, итогом долгих молитв и религиозных размышлений народа, терзаний его лидеров и аристократии, тайных закрытых совещаний, советов с духовенством, муллами и ишанами, мудрыми аксакалами. Мы знаем, что уже великий Бухар-жырау учил Абылай-хана постепенно переходить на дипломатию и лавирование, реформировать отдельные стороны жизни казахов, вести народ к оседанию, искать альтернативные пути спасения и развития казахского народа на основе просвещения…
Н. Нуртазина,
историк, религиовед
