[:ru]
Одним из сложных периодов и трагических страниц нашей недавней истории являются годы коллективизации тогдашней советской деревни, которая проходила в Казахстане, как в целом по СССР в 1929-1933 гг. Коллективизация была наиболее кровавой и тяжелой драмой для народов Казахстана и, в первую очередь, для казахского народа. В истории человечества такой трагедии как казахстанская катастрофа вряд ли найдется, которая унесла более 2,5 млн. жизней людей, где 2,3 млн. пришлось на казахское население.
Реализация кампании по коллективизации в Казахстане везде приводила к тяжелым последствиям, но особенно ее разрушительный характер сказался на кочевых и полукочевых казахских хозяйствах. Перед коллективизацией в 1928 г. в Актюбинской области 68 % населения составляли казахи (в архивных документах того времени, которые хранятся в актюбинском областном архиве, данная национальность именовалась как казаки) и 32% другие национальности. Основным занятием населения являлось сельское хозяйство с преобладанием животноводства у казахов и земледелия у русских. В 1917 г. имелось в нашей области 2 702 000 голов скота (всех видов), в 1925 г. – 941 000, в 1926 г. 1 200 000 и в 1927 г. – 1 758 000. Стадо скота 1927 года составляла 35 % по отношению к 1917 г. (Государственный архив Актюбинской области. Ф.63. Оп.1. Д.69. Л.1.)
В 1928 г. в нашей области казахское население имело 28 % оседлых хозяйств и 72 % полукочевых хозяйств. У 80 баев в том же году было конфисковано 14 426 голов скота в переводе на крупный, которые были розданы индивидуальным хозяйствам (74,2 %), колхозам (10,5 %), совхозам и др. (15,3 %). (Там же, Д.38. Лл.3,36). Нужно подчеркнуть, что к 1929 г. советское правительство четко определилось с такими понятиями как «бай» и «кулак». Таковыми становились любые казахские шаруа и русские крестьяне, а также другие крестьяне, уровень хозяйства которых оказался выше среднего. Поскольку понятие «среднего» доверено было определять местным властям, к категории бая или кулака при отсутствии четких критериев можно было отнести любого как казахского, так любого другого крестьянина, если юрта (дом) у него получше, чем у соседа, корова дает больше молока, лошадь посильнее. Если же в хозяйстве была не одна корова или какая другая живность, то тут ситуация менялась в корне. Тем более, что по тогдашним законам, четверть всего конфискованного имущества у баев и кулаков передавалась тем, кто их раскулачивал. В Актюбинском областном архиве хранится следующий документ, который ярко иллюстрирует всю пагубность и жестокость коллективизации, и сопровождавших ее конфискационных мер, это заявление гражданина 11-го аула Карабутакской волости, Шалкарского уезда Актюбинской губернии Расмахаметова Узака.
В этом своем заявлении этот гражданин пишет прокурору КАССР следующее: «10 сентября 1928 г. на основании постановления ЦИК и СНК Казахстана о конфискации имущества и выселении крупнейших полуфеодальных казахских баев, в 11-ом ауле Карабутакской волости, Шалкарского уезда, Актюбинской губернии, комиссией по проведению в жизнь этого постановления, включено в список конфискованного имущества у лиц подпадающего под это законоположение и мое имущество, а именно: рабочих лошадей 60 голов, верблюдов 4 головы, лошадей молодых 30 голов, баранов 60 голов, ягнят 30 голов, быков 2 головы, коров 3 головы, телят 3 головы, кибитка 1, тарантас 1 и фургон 1, каковое имущество уже описано и отобрано у меня, при чем с 23 сентября сего года комиссия приступает к передаче этого скота, вернее к раздаче. Произведенную конфискацию моего скота и имущества я считаю неправильным по следующим основаниям:
1.Отобрание (конфискация) противоречит постановлению ЦИК и СНК Казахстана о конфискации имущества и выселении казахских баев. Мое хозяйство относится к полукочевому району, в котором согласно этого распоряжения Власти, конфискуется скот при количестве свыше 300 голов в переводе на крупный скот. Из перечисленного выше кота, видно, что я имею всего лишь 192 головы крупного и мелкого скота, который при исчислении всего этого количества на крупный составит еще гораздо меньшую цифру. Это сопоставление цифр закона и наличия у меня скота ясно указывает на то, что действие комиссии по конфискации моего имущества – неправильные. Не могу я также подходить под категорию лиц, занимавших при царизме ту или иную должность (например, волостного управителя), ибо никогда я не служил, причем я также не являюсь потомком из бывших султанов или ханов. Я имею семью из шести душ, из которых трудоспособный я один, а дети малолетки. Обрабатываю свое хозяйство с 1915 г. сам лично, никогда не применял чужого наемного труда, кроме летнего времени, когда имею 2-х сезонных пастухов (5 месяцев). Помимо скотоводства засеваю сам же лично 3 десятины пшеницы и проса, и сам лично убираю сено с 6 ½ десятин. Никогда в антисоветской деятельности я замечен не был и всецело признаю власть трудящихся, к категории которых я отношу и себя, ибо только своим личным трудом я приобрел это имущество, которое у меня есть последнее и которое теперь у меня незаслуженно отбирают, не оставляя мне ничего». (Там же, Ф. 63. Оп. 1. Д. 433. Л. 279.)
«Характерен случай, когда один секретарь ячейки ВКП/б Буранбаев, находящийся в родственной связи с выселяемым баем Нугмановым, живо отмежевался от него, отказавшись, пустить их временно в свой дом, когда зимовки Нугманова были конфискованы. Когда жена Буранбаева привела к себе в дом свою мать, которая является матерью выселяемого бая Нугманова, Буранбаев, попросил тещу выйти, а жене сказал: «Если хочешь, ты тоже уйди, но твою мать я принять не могу», этот факт характеризует, что в настроении членов партии и ВЛКСМ в период практического проведения кампании никаких колебаний не было». (Там же, Д. 10. Л. 126.) Таким образом, мы видим с вами всю «кухню» знаменитого классового подхода и каким образом она влияла на судьбы людей, на их взаимоотношения как родственников. Выше уже говорилось, что конфискация давала большие дивиденды для тех, кто производил революционную экспроприацию. Так, один из батраков аула №25 Актюбинской области, «выступая в прениях говорил, что количество конфискуемых баев недостаточно, если возможно, то необходимо ходатайствовать об увеличении количества конфискуемых баев». (Там же, Л. 127.) Тогдашнее руководство нашей республики, возглавляемое Голощекиным – ярым проводником сталинской политики коллективизации в Казахстане, поставило перед его животноводческими районами задачу: «выйти на линию более высоких темпов коллективизации» и завершить ее в 1932 г., где «основной формой колхозного движения в ауле … животноводческую сельскохозяйственную артель, в которой произойдет «полное обобществление … всего продуктивного скота». В своем постановлении ЦИК и СНК КАССР от 1 февраля 1930 г. предоставил право в районах сплошной коллективизации на основе решений собраний колхозников и батрацко-бедняцких собраний выселять и расселять кулаков, баев, полупомещиков, полуфеодалов в отдельные округа Казахстана и в пределах Актюбинской области в отдельные ее районы на новых, отводимых им за пределами колхозных хозяйств с конфискацией всего имущества за исключением оставляемых им в размере минимально необходимых для ведения хозяйства на вновь отводимых им участках. (Там же. Д. 335. Л. 101.) Те территории, куда направлялись т.н. кулаки, баи и др. в хозяйственно-экономическом плане были самыми худшими.
На начало 1930 г. сплошной коллективизации в Актюбинской области, по некоторым данным, подверглись в Магаджановском районе 5 480 казахских хозяйств и 1 850 хозяйств других (как указывается в архивном документе – европейских) национальностей общей площадью 1 451 319 га земли, в Мартукском районе – 3 058 казахских и 4 776 остальных национальностей общей площадью 783 409 га земли и в Ак-Булакском – 2 334 казахских хозяйств и 4 620 остальных национальностей общей площадью 640 958 га земли. (Там же, Л. 167.) Необходимо подчеркнуть, что коллективизация как во всем тогдашнем СССР, так и в Казахстане проводилась без какой-либо социальной, психологической, материальной подготовки условий массового обобществления крестьянских хозяйств как животноводческого, так и земледельческого направления. Так, в Иргизском районе на начало 1930 г. имелись 2 артели «одна получившая скот от конфискации (70 голов) и другая не получившая. И та, и другая не знают устава, ведут хозяйство отдельно, обобществление не проведено». (Там же. Д. 23. Л. 128)
Выше уже отмечалось, что хлебозаготовки в конце 20-х – начале 30-х гг. прекратили традиционный товарообмен между кочевым животноводческим и оседлым земледельческим хозяйствами в Казахстане, тем самым был нанесен серьезный ущерб хозяйственной устойчивости казахского аула.
Архивные документы свидетельствуют, например, что в конце уже 1929 г. в Иргизском районе «гораздо беспокоит население опасность людского джута (голода). Население поднимает панику вокруг этого вопроса». (Там же.)
В докладной записке Челкарского Районного Исполнительного Комитета (сокращенно – РИК) в Актюбинский окружной (в то время наша область именовалась так) Исполнительный комитет говорилось, что «вопрос о хлебоснабжении имел некоторую политическую подкладку, тем более при наличии классовых искривлений в ряде проведенных политико-экономических кампаний в аулах, он должен был играть значительную роль в смысле отрыва бедняцко-батрацкую часть населения из-под экономического влияния байства…
Распределение хлеба производилось в строгом соблюдении принципа, в первую очередь, хлеб отпускался беднякам и батракам. (Там же. Л. 134.)
В резолюции батрацко-бедняцкой конференции Ак-Булакского района Актюбинского округа, посвященный ходу работ по хлебозаготовкам говорилось следующее: «3. Конференция выявила, что некоторые бедняки и середняки способствовали кулаку укрывать свой хлеб в дворах бедноты и середняков». В своем постановлении батраки – бедняки этого района в пункте «в» записали: «Принять более суровые меры наказания к укрывателям хлеба не останавливаясь перед выселением, лишением земельных наделов и в особых случаях просить советские органы применять высшую меру наказания». (Там же. Д. 281. Л. 3.)
Тогда как создавалась катастрофическая ситуация, начался падеж «конфискованного Иргизского, Челкарского, Табынского скота», уход за которым был поручен Живсоюзу. (Там же. Д. 129. Л. 275.)
Как абсолютно правильно пишет В.Тихонов в своей статье «У истоков»: «Нет ни одной крупной социальной идеи, которой бы удалось сохранить «первозданную чистоту» в ходе ее практической реализации. Все они неоднократно деформировались под воздействием тех или иных политических, хозяйственных, а иногда и эгоистических, конъюнктурных замыслов и устремлений». Объединение крестьянских хозяйств в колхозы проводилось в столь короткие сроки лишь методом грубого крупномасштабного насилия. Так, в Хобдинском районе – отдельные работники милиции «производили самовольные обыски, используя служебное положение для личной цели. Присваивание изъятого имущества, незаконная конфискация неподлежащих продуктов и имущества (масло, сало и мясо), наряду с этим незаконные аресты, сопровождавшиеся «выстрелами и отбором скота, а также снятием с работы работников в колхозах». (Там же. Ф. 13. Оп. 1. Д. 311. Л. 21.)
Таким образом, антикрестьянская политика, установившейся в СССР в то время тоталитарной административно-командной системы не знала национальных границ, она была направлена и против казахских шаруа, и против русского крестьянина, и против любого другого, кто занимался сельскохозяйственным трудом. Понятно, что такая коллективизация в аулах и деревнях Казахстана в 1929-1933 гг. и те меры, которые ее сопровождали – хлебо – и мясозаготовки, конфискационные меры нанесли огромный урон и ущерб по сельскому хозяйству нашей республики и, в первую очередь, по ее животноводческой отрасли.
В течении каких-то 3-4 лет от многомиллионного поголовья скота, имевшегося в Казахстане, не осталось почти ничего – потери составили девять десятых от того поголовья стада, которое было в 1928 г. А это значило только одно – обречение основной массы казахского населения на голодную смерть. Так произошло «огромное сокращение поголовья скота в районах: Иргизском, тургайском, Батбакаринском, Челкарском и Аральском …Большое сокращение общего поголовья скота по области к 1932 г. против 1930 г.: лошадей вместо 445,5 тыс. голов осталось 136,4 тыс. голов или 31 %, крупного рогатого скота вместо 870,1 тыс. голов осталось 340,8 тыс. голов или 39,1 %, овец и коз вместо 2 505,7 тыс. голов осталось 230,8 тыс. голов или 9,2 %, верблюдов – вместо 96,7 тыс. голов 42 тыс. голов или 51,7 % и из всего поголовья в 4 205,6 тыс. голов осталось 765,3 тыс. голов или 18,3 %. Особо резкое сокращение стада имеется в животноводческих кочевых районах области, осталось стада в Табынском районе – 1,6 %, Батбакаринском – 4,1 %, Аральском – 4,8 %, Иргизском – 5,4 %, Тургайском – 7,2 % и Челкарском — %.: % вследствие чего повысился удельный вес поголовья скота в земледельческих районах». Если по Казахстану на начало коллективизации заготовки мяса составляли 255,5 тыс. тонн, то в конце «великого перелома» достигли 56 тыс. тонн и «по Актюбинской области с 35,4 тыс. тонн до 76 тыс. тонн». (Там же. Ф. 13. Оп. 1. Д. 83. Лл. 24, 43, 45.) Уже к концу 1931 г. в Тургайском районе нашей области отмечались в массовом масштабе настроения следующего характера:
«Аул № 70: Скота уже нет, хлеба тоже нет, как будем существовать. Если со стороны государства не будет помощи, тогда все погибнем с голоду. Аул № 3: Мы все казахи теперь обречены на голодную смерть. Аул № 15: Нас Советская власть обрекает на голодную смерть. Скот забрали весь, а также и хлеб.» (Там же. Д. 341. Л. 72.) Продовольственное положение Уилского района к этому времени тоже сложилось крайне отрицательным. Так, «отпущенная продовольственная помощь обеспечила 50 % нуждающихся. Население данного района, чтобы не умереть с голоду, вынужденно было питаться корнями различных трав и растений, вследствие чего население стало откочевывать из этого района. (Там же. Л. 44.) Как указывается в следующем архивном документе, хранящегося в Актюбинском областном архиве, «Уилский район поражался откочевкой в 1931 г., особенно в 1932 г., например, в 1932 г. откочевало из района 3 780 хозяйств или 15 698 душ. Главной причиной массовой откочевки населения являлись грубые нгарушения в вопросе скотозаготовок, хлебозаготовок, шерсти, молока, и разные налоги и т.д.» (Там же. Д. 331. Л. 1.) В спецсводке по откочевкам казахского населения по Актюбинской области на 10 ноября 1932 года Актюбинским отделом ОГПУ (Ф. 13. Оп. 1. Д. 339. Л. 84.) говорится: «По прежнему из районов области имеют место откочевки казахского населения в другие края и республики, а главным образом, в Каракалпакию.» В течение октября 1932 г. «из районов Ак-Булакского, Табынского, Хобдинского, Темирского, Челкарского, Аральского и Иргизского Актюбинской области откочевало до 1000 хозяйств. Основными причинами откочевок остается наличие продовольственных затруднений в отдельных районах Актюбинской области». (Там же. Д. 339. Л. 84.) «Продовольственные затруднения» — это попросту разразившейся голод – приняли в нашей области в начале 30-х годов «большие размеры, захватывая все больше и больше количество населения, особенно в казахских аулах. За последнее время», т.е. на 10 июля 1932 г., когда была составлена Спецсводка СПО Актюбинского Облотдела ОГПУ «О продзатруднениях в Актюбинской области», «усились массовые случаи опуханий на почве недоедания и смерти, ниже приведенные цифры характеризующие это положение: Тургайский район: ежедневная смертность на почве голода достигает до 25 человек. Убаганский район: В Исаевском ауле за 2 месяца 300 человек, в Кузбаевском Сельсовете за это же время около 200 человек. Батбакаринский район: По 14 аулам района умерло 585 человек. Эти данные можно продолжать и продолжать, но хотелось бы, внимание читателя заострить на тех районах, которые и сейчас имеются в составе нашей области: «Актюбинский район: В ауле № 35 ежедневно умирает от 3 до 5 человек. Уилский район: В аулах 5, 8 и 18 аулах района от голода умерло 181 человек. Хобдинский район: В аулах 5, 8 и 14 зафиксированы случаи опухания на почве голода, есть и смертные случаи.
В связи с наличием продовольственных затруднений ( читай – в связи с голодом) население стало употреблять в пищу разные суррогаты из трав, сусликов, не редки факты раскопки скотомогильников, вместе с тем усилился массовый забой скота, как имеющегося в единоличном пользовании, так и обобществленного.» ( Там же. Д. 341. Лл. 38-39.) Казахское население Актюбинской области откочевало не только в Каракалпакию, но и в Россию. Так, из архивного документа Актюбинского Облархива за № — м таким – Ф. 13. Оп. 1. Д. 329., мы узнаем следующее, что значительное количество казахских хозяйств откочевало из-за голода из области в Башкирию и Уральскую область, где «по приблизительным данным из Актюбинской области на территории насчитывается около 4 000 казахских хозяйств, из коих большинство до сих пор нигде нетрудоустроено.» (Л. 1.) «По приблизительным данным», имевшимся «в БЦИКе в районах БАССР» насчитывалось «2 700 казахских хозяйств. Соцпрослойка и хозяйственное состояние их не выяснилось. Из указанного количества устроено в промышленности, в совхозах и колхозах 236 хозяйств, на сезонной работе – 82 хозяйства. Остальные нетрудоустроены. Вследствие всего этого переселенцы — казахи находятся в хозяйственном затруднении, местами они занимаются исключительно нищенством.» (Там же. Д. 329. Л. 4.)
Таким образом, коллективизацию сельского хозяйства в Казахстане и нашей области привела к голоду уже в 1931-1932 гг. По самым новейшим данным в Казахстане в то время от голода умерло более 2,5 млн. человек, причем 2,3 млн. человек казахской национальности. Голодали люди и в 1934 г., о чем свидетельствует следующий архивный документ из Актюбинского Облархива, который датирован январем 1934 г., в котором говорится: «По последним данным некоторая часть аулов Уилского района переживает острые продовольственные затруднения, так, например: В ауле № 19 голодающих 58 хозяйств, в них 216 человек, в ауле № 23 голодающих 124 хозяйства – 415 человек, в ауле № 25 голодают 146 хозяйств -491 душ, из этого числа 95 человек опухшие от голода, в аулах № 26, 30, 31, 32, 33, 34 голодающих 733 хозяйства – 2 438 человека, в ауле № 32 опухших от голода 50 хозяйств – зарегистрировано 28 случаев смертности, последняя продовольственная помощь выдавалась в октябре 1933 г. «В Иргизском районе № 22 переживало «острые продзатруднения», т.е. голодало, зарегистрировано 38 случаев смертности, последняя продовольственная помощь выдавалась в октябре 1933 г. «В Иргизском районе население аула № 22 на 1 января 1934 г. насчитывало 664 человека голодающих или 64 % всего населения аула. В ауле имелись опухшие и ряд случаев голодной смерти.» (Там же. Ф. 13. Д. 383. Лл. 11-12, 67.) В районах Актюбинской области, где ведущей отраслью сельского хозяйства являлось земледелие с преобладанием русского населения ситуация была такой же – насильственное изъятие хлеба обрекло на голод многих. Так, крестьяне Убаганского района Актюбинской области – жители поселка Чалыш Севастопольского сельсовета Чернышенко Иван и Мирошниченко Леонид говорили: «Дурацкая Советская власть, выражались нецензурными словами, наделала этих колхозов и совхозов и теперь нас, крестьян, душат … голодом и холодом, когда придет пропасть на эту Соввласть, толи дело было раньше, всего достаточно было и хлеба, и мяса, никто не голодовал.» А колхозник колхоза «Путь к социализму» поселка Преградного того же района Горкуша Иван говорил: «Вот до чего дожилась Советская власть, что едешь за семенами и сороки на ходу клюют лошадей, да и люди с голоду дохнут и мрут, когда уже придет пропасть на эту Советскую власть и на их руководителей. Ленина уже черти ухватили, еще бы нашлись такие, которые бы стерли с лица земли Калинина и Сталина.» (Там же. Ф. 13. Оп. 1. Д. 341. Л. 36.) И таких примеров можно много привести.
Значит, советская административно-командная система путем массовой и насильственной коллективизации привела к беспрецедентному в истории человечества голоду, причем искусственно организованному, что наглядно видно на примере нашей области во время коллективизации в конце 20-х – начале 30-х годов ХХ века.
Керимсал Жубатканов, кандидат исторических наук, доцент, руководитель научно-исследовательского центра «Рухани жаңғыру», Казахско-Русский Международный Университет.
[:]
