ПЛАН

 

 

 

Введение

 

 

ГЛАВА 1.  Становление демократических взглядов Т.Рыскулова

 

 

Глава 2. Участие Турара Рыскулова в Революционных событиях  и гражданнской войне

 

 

Заключение

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

Введение

 

Последние 10 лет в казахстанской исторической лите­ратуре и политической публицистике прочно и закономер­но утвердилось представление о Тураре Рыскулове как выдающейся личности, воплотившей в себе мудрость поли­тика, смелость и бесстрашие революционера, аналитиче­ский расчет и беспристрастность ученого-исследователя.

Становление Т. Рыскулова как личности состоялось и эпоху драматических поворотов исторического процесса, связанных с бурными событиями 1917 г., победой руково­димого большевиками Октябрьского вооруженного восста­ния в Петрограде и установлением Советской власти почти на всей территории огромной евроазиатской державы.

1917-й г. Т. Рыскулов встретил уже будучи довольно известным человеком, за плечами которого был опыт ак­тивного участия в национально-освободительном движении 1916 г., причем в нелегкой роли политического консуль­танта руководителей повстанческих отрядов Меркенского района. Несогласие с угнетением, стремление переломить неблагоприятный ход событий — наследственная черта Турара Рыскулова.

Отец Турара — Рыскул Жилкайдаров — в самом конце 80-х годов прошлого века с группой сородичей перекоче­вал из Шымкентского уезда в Восточно-Талгарскую во­лость  Верненского  уезда,  рассчитывая  найти  в благодатном Семиречье лучшую долю. Но волостной уп­равитель Саймасай Ушкемпиров, по сложившейся тради­ции, переложил на пришельцев — ырме (чужеродцев) — значительную часть податей, повинностей и разных не плановых поборов.

О том, как это было, поведал сам Т. Рыскулов. «Хотя я был малолетним (мне было 11 лет), но я хорошо помню частые налеты волостных администраторов и их «джиги­тов» на наш аул, массовые поборы и избиения, в том чис­ле издевательства над нашей семьей. Одним из способов царской туземной администрации выжимать доход из насе­ления было сваливание вины за пропажу скота на малые роды и бедных. То же проделывалось и в отношении наше­го рода, в частности ложные обвинения предъявлены были и моему отцу. Недовольство нашего рода этой тиранией волостной администрации дошло до крайнего напряжения. Отец мой, Рыскул Джилкайдаров, выведенный из терпе­ния (он не являлся старшим в роде, а был рядовым в со­ставе рода), застрелил тогдашнего волостного управителя Восточно-Талгарской волости Саймасая Учкемпирова. По­следний был богатым человеком, имел влияние в несколь­ких волостях, был другом Семиреченского областного военного губернатора»[1].

События на перевале Караш позднее послужили осно­вой драматической повести Мухтара Ауэзова, который дал ей емкое и звучное название «Караш-Караш». Для самого Турара выстрел на перевале стал первым крутым поворо­том в судьбе: отец был арестован и посажен в тюрьму, родственники изгнаны, ограблены. По просьбе отца, опа­савшегося расправы над сыном со стороны родственников убитого, начальник тюрьмы принял Турара к себе дворо­вым мальчиком. Почти год тянулось разбирательство, и Турар смог за это время окончить открывшиеся при тюрь­ме курсы русского языка, научился писать.

Суд приговорил Рыскула Жилкайдарова к 10 годам ка­торги. Попытка отправиться на Сахалин вдвоем сорвалась, законы Российской империи запрещали каторжникам брать с собой детей, не достигших 14 лет. Турар вместе с дядей уехал в Мерке. Там удалось закончить трехкласс­ную школу. Побатрачив несколько лет, он, под фамилией Киргизбаев, поступает в Пишпекскую сельхозшколу, дав­шую хорошие основы агрономических и общих знаний.

Но Турару хотелось, по возможности, продолжить об­разование. В 1915 г. Турар, заручившись согласием бога­того попечителя, подает документы в Ташкентский учительский институт. Первая попытка сорвалась — шови­нистически настроенные бюрократы из приемной комиссии отказали как инородцу. Однако Т. Рыскулов не смирился и направил особое прошение в Министерство народного об­разования. На этот раз из Петрограда пришло милости­вейшее разрешение: Турара зачисляют в студенты.

Учеба в институте длилась недолго. Судьба вновь вы­несла Т. Рыскулова на стремнину событий: в Средней Азии и Казахстане развернулось мощное национально-ос­вободительное движение. Бросив работу на опытном поле, студент Рыскулов срочно выезжает в Меркенский район.

Одной из особенностей восстания 1916 года стало то, что на борьбу поднялись низы. Верхи аула и кишлака ма­неврировали. С одной стороны верхи отчасти были интег­рированы в систему управления в качестве волостных, старшин, работников местного аппарата и т. д. С другой — национальная интеллигенция, и прежде всего ее наиболее подготовленная часть во главе с видным деятелем А. Н. Букейхановым и его окружением из редакции газеты «Ка­зах», связала себя с политическим курсом конституцион­но-демократической партии России, которая стояла за мобилизацию всех сил и ресурсов страны на войну с Гер­манией.

Царский указ о мобилизации коренного населения Средней Азии и Казахстана на тыловые работы предпола­гал, что казахский аул поставит людей, даст дополнитель­но деньги, продукты, товары, снаряжение. По разверстке Генштаба на тыловые работы планировалось набрать около 240 тысяч человек. Если учесть, что число казахских хо­зяйств в крае составляло немногим более 700 тысяч, то работника теряло каждое третье хозяйство. Для слабой экономики аула, развивавшейся в рамках экстенсивного плана, изъятие такого количества рабочих приобретало ха­рактер национальной катастрофы. И без того задавленные разными налогами, поборами, тяжесть которых многократ­но возросла во время войны, трудовые массы аула катего­рически   отказались  подчиниться   царскому   указу. Стихийно началось движение сопротивления, которое вско­ре переросло в восстание.

Верхние слои национальной интеллигенции, принадле­жавшие в основном к имущим кругам аула, оказались между молотом и наковальней. Как часть общероссийской интеллигенции они стремились помочь фронту, тем более что 1916 г. ознаменовался крупными победами армии Бру­силова. Как наиболее подготовленная часть казахского на­рода, они понимали, что участие в восстании в условиях войны будет расценено правительством, российской обще­ственностью как удар в спину русским войскам, со всеми вытекающими последствиями. Отсюда призыв со стороны национальной интеллигенции — покориться судьбе, помочь воюющей державе, частью которой был Казахстан. Этот призыв массы не поняли и не приняли.

Именно в этом и заключалась причина того, что во главе действия масс, их политическими наставниками ока­зались радикальные слои интелегенции. Среди них был и Т. Рыскулов. Его рекомендации по части предварительной организации деятельности восставших, координации вы­ступлений, необходимости избегать столкновений с рус­ским крестьянством вожаки отрядов приняли. Но в том, как вести операции, какую избрать тактику, мнения кон­сультанта и вожаков разошлись. Позднее выявилась пол­ная правота Т. Рыскулова. Завершить свою миссию политического наставника Турар не смог по двум обстоя­тельствам. Готовясь к схватке с силами царской админист­рации, повстанцы не очень заботились о конспирации. Полиция, районная администрация получили необходимые сведения от своих информаторов и приняли предупреди­тельные меры. Полицейский пристав намеревался аресто­вать Т. Рыскулова, но юношу спасла болезнь и отсутствие у полицейских прямых улик.

Пока подозреваемый выздоравливал, восстание в райо­нах Аулие-атинского уезда было подавлено и Т. Рыскулов вернулся в Ташкент для продолжения учебы.

На исходе непродолжительной среднеазиатской зимы из Петрограда пришла радостная весть о свержении само­державия. Победа Февральской революции открыла про­стор для решения проблем политической, экономической, культурной, духовной перестройки в жизни всех народов страны. Появился великий шанс формирования подлинно демократических отношений в обществе. «Во всех городах и даже кишлаках и аулах устраивались манифестации в связи с Февральской революцией»[2].

Движение масс по формированию национальных, поли­тических, общественных и культурных организаций воз­главили представители национальной интеллигенции. Главным стал вопрос о движении к той или иной форме самоопределения. Это дело взяли в свои руки казахские национальные комитеты.

 

 

глава 1.  Становление демократических взглядов

Т.Рыскулова

 

На волне эйфории от исторической победы, многие представители общественности упустили из вида то обсто­ятельство, что стремительно перекрасились в демократов наиболее шовинистические элементы из прежнего аппарата колониальной администрации. Именно это и углядел зор­кий глаз Т. Рыскулова, едва он вернулся в ставший род­ным Меркенский район.

Свое беспокойство в этой связи он открыто высказал митинге в с. Мерке, куда пошел вместе со своим дядей 1олдабеком в первый день по приезде. Местный исполнительный комитет (так назывались новые органы власти) п1ри поддержке зажиточной верхушки переселенческих сел рассматривал вопрос о взимании контрибуции с казахских аулов за потери, нанесенные русским крестьянам — пере­селенцам во время восстания 1916 г.

Т. Рыскулов вмешался в ход обсуждения, сказав, что решением Временного правительства упомянутые убытки пострадавшим выплатит казна, казахское же население ос­вобождено от всяких контрибуций. Этим поступком Т. Ры­скулов сразу заявил о себе, как горячем защитнике казахского народа, прежде всего его беднейших слоев. 

Сплотив вокруг себя прогрессивно настроенную моло­дежь, Турар добился пополнения исполнительного комите­та представителями казахского населения. Был также образован продовольственный комитет по оказанию помо­щи голодающим кочевникам. Вскоре вокруг Т. Рыскулова сплотилось около 30 молодых парней из аулов и русских сел. Именно они стали костяком «Революционного союза казахской молодежи». Его Устав и Программу написал Т. Рыскулов.

Программа «Революционного союза» указывала, что Февральская революция, решая коренной вопрос полити­ческой жизни — вопрос о власти,- выполнила свою зада­чу лишь частично, покончив с самодержавием, но не с господством царских чиновников, по-прежнему угнетаю­щих народные массы кочевого и оседлого аула. В стороне от защиты интересов людей труда оказалась и родовая верхушка. Казахские массы в силу особенностей своего об­раза жизни и быта не смогли организоваться для защиты своих интересов и стали жертвой как старых, так и ново­явленных властителей.

Революционный союз поставил перед собой шесть ос­новных задач:

• Первая — главные усилия направить на борьбу против местного исполкома, парализовать его деятель­ность.
• Вторая — устранить из аппарата власти на местах рья­ных сторонников монархии и их агентуру.
• Третья — создать в волостях и аулах исполнительные комитеты из честных людей.
• Четвертая-организовать по примеру русских сел Казахский продовольственный комитет по оказанию помощи голодающим.
• Пятая-беспощадно бороться с теми, кто изменит делу защиты интересов народа.
• Шестая-наладить работу по просвещению и агитации в аулах. Для этого было решено выписать на средства союза газеты, открыть, где можно, читальные залы, устраивать в базарные дни ми­тинги, послать своих агитаторов в аулы, пору­чив им организацию ячеек союза на местах. Намечалось направить своих представителей в Ташкент, Аулие-Ату и другие места для уста­новления связи с единомышленниками.

Что касается Устава «Революционного союза», то он, делая организацию открытой для любого, предусматривал формирование своих фондов, руководящих центров.

Как видно из содержания Программы и Устава союза, это была демократическая организация, ставившая своей целью защиту интересов казахского населения вполне кон­ституционными методами, в ее арсенале нет никаких при­зывов к вооруженному противостоянию, силовому подав­лению одних за счет других. 

События бурного и противоречивого 1917 г. во многом не укладывались в прокрустово ложе схем, предлагавшихся многими тогдашними политиками и аналитиками. Так рас­порядилась эпоха, что значительным массам трудящихся, еще вчера бесконечно далеких от политики, теперь приходи­лось вершить ее. Быстро росли ряды движений и партий, предлагавших самые разные пути выхода на магистраль про­гресса и демократии. Среди них были общероссийские, реги­ональные, национальные, религиозные. «Так, например, казахская интеллигенция … организовала отделение партии Алаш в Туркестане по названием «Бирлик туы» и начала издавать казахскую газету под этим названием. Татары ор­ганизовались в союз «Иттифак». …Организовался в старом Ташкенте даже союз имамов (духовенства). Во многих ме­стах возникли библиотеки и читальни, которые использо­вались национальной интеллигенцией также для агитации. Все эти союзы и национальные культурные учреждения не допускались к организации при царском строе»[3].

Наряду с целой серией местных важных проблем об­становка властно поставила в центр внимания общества бескомпромиссное отношение к участию страны в первой мировой войне — за или против. Уставшие от трех лет войны массы хотели одного — покончить с войной. Этого не могли понять лидеры и активисты большинства полити­ческих партий общедемократического плана, таких как конституционно-демократическая,  радикальная партия, или, организация социалистической идеи — народно-социа­листическая, партия социалистов-революционеров, партия социал-демократов (меньшевиков), национально-демокра­тические партии типа Алаш в Казахстане, религиозно-политические формирования, такие как Шуро-и-Исламия (Совет ислама) и т. д. Симпатии масс постепенно, но не­уклонно, стали переходить к большевикам, чья антивоен­ная направленность была очевидной.

Формой своего политического волеизъявления массы избрали советы рабочих, солдатских, крестьянских и му­сульманских депутатов. В работу советов Аулие-Атинского уезда активно включился и Турар Рыскулов. Он увидел в советах демократическую форму народовластия, в корне отличную от про колонизаторских структур Временного правительства. Активность, независимость суждений, уме­ние моментально оценить ситуацию, спрогнозировать воз­можное  развитие  событий  привлекают  к  Турару Рыскулову симпатии лево демократических элементов, осо­бенно казахской молодежи.

На почве неприятия Временного правительства, защи­ты интересов трудовых масс аула происходит сближение молодого революционера с большевиками. Осень и зима 1917-1918 гг. — время деятельной работы Т. Рыскулова в советах по оказанию помощи беженцам 1916 г., пострадав­шим от рук царских карателей. По предложению ряда де­путатов молодой политик избирается в исполком Аулие-Атинского уездного совета, становится заместителем председателя.

Задачей номер один тех дней для Т. Рыскулова было создание сети питательных пунктов, оказание нуждаю­щимся медицинской и иной помощи, формирование продо­вольственных и закупочных органов. Решение всех этих проблем показало острую необходимость организации тру­дящихся в профессиональные союзы. Опираясь на рекомен­дации и поддержку Т. Рыскулова, активисты из полупролетарских слоев аула и города создают объединения каменотесов, извозчиков, штукатуров, портных, арбакешей, работников шерстомоек, салотопен.

Выдвижение Т. Рыскулова на руководящую работу в аппарате советов совпало по времени с крупными переменами в политической жизни многонационального Туркестанского края.    

Осенью и зимой 1917-1918 г. в Туркестане разверты­валась борьба двух линий политического выбора: общеде­мократического плана и революционно-демократического. Сторонники первой линии группировались около предста­вителей партий центристского направления, поддерживав­ших   курс   свергнутого   большевиками   Временного правительства. В эту разношерстную коалицию входили те, кто стоял на позициях конституционно-демократиче­ской партии, радикально-демократической партии, партии социалистов-революционеров (правых и центра), РСДРП (меньшевиков). Бунда, партии Алаш, союза туркестанцев-республиканцев, мусульманских народных комитетов, пар­тий Шуро-и-Исламия, Улема и целого ряда других. Их поддерживали крайне непопулярные среди коренного насе­ления полки казачьих войск и части карательных отрядов генерала Коровиченко.

Другая линия, сторонники которой выступили за пол­ную передачу власти советам, прекращение войны с Гер­манией, проведение в стране глубоких реформ в области экономики, земельных отношений, национально-государст­венного строительства, была представлена левыми и лево центристскими силами, шедшими за партиями РСДРП (большевиков),   левых   социалистов-революционеров, РСДРП интернационалистов, анархистов-коммунистов и частью левых национально-демократических элементов. Что особенно важно отметить,- на стороне левых была ос­новная масса солдат и младших офицеров частей Турке­станского военного округа. Именно это и оказалось самым весомым из аргументов политического противостояния.

Оно особенно сильно обострилось вскоре после того, как один из лидеров южного крыла партии Алаш Мустафа Чокаев отверг предложение советских руководителей Таш­кента войти в состав местного правительства. Произошло это так. Опираясь на мощную поддержку духовенства, ак­тива Сырдарьинского комитета партии Алаш, многонацио­нальной буржуазии Туркестана, имущих слоев аула, кишлака, аила, переселенческой деревни при сочувствии широких слоев верующих III Краевой съезд мусульман 17 ноября 1917 г. принял резолюцию о власти. В этом доку­менте говорилось, что проблемы взаимоотношений в поли­тике для мусульман «не могут быть иными, как только те, какие указаны в Коране и Шариате, а потому мусульмане на пути к осуществлению завоеванных революцией прав не могут всецело примкнуть ни к одной из существующих  политических партий и принимать участие в их партийной борьбе»[4].

Большевики и левые эсеры Туркестана, взявшие в свои руки власть в крае, в тот момент не могли решить между собой: кто возглавит правительство? кто будет представлять в нем коренное население? Лидеры обеих партий не получили поддержку у своих политических со­юзников. Нужна была нейтральная фигура, которая могла бы к тому же сразу привлечь на сторону власти жителей кишлаков и аулов. 22 ноября 1917 г. СНК Туркестана по свидетельству американского историка Ричарда Пайпса «предложил М. Чокаеву председательское место в Туркестанском советском правительстве. Но Чокаев, ве­роятно убежденный в том, что это поставит его в зави­симость от красных, отказался. Вместо этого Краевой мусульманский Совет начал готовиться к IV Чрезвычай­ному съезду».

Фигура М. Чокаева была хорошо известна советским деятелем Ташкента. Ведь он был почти свой — член партии социалистов-революционеров, активный участ­ник первой российской революции 1905-1907 гг. Од­нако М.; Чокаев категорически отказался. Он перво­начально отказался и от аналогичного предложения IV Краевого съезда мусульман, проходившего в Коканде 26- 28 ноября 1917 г. Этот пост в Коканде занял его коллега по партии М. Тынышпаев.

Уход этих двух крупных политических деятелей в ла­герь противников советской власти, их усилия сформиро­вать в Коканде национальную автономию в рамках поддержки свергнутого большевиками правительства Ке­ренского, существенно обострил политическое противостоя­ние в крае. Попытка руководства «Кокандской автономии» опереться на партизанские формирования курбаши Иргаша и части, верные оренбургскому атаману Дутову, успеха не имела. Красногвардейские отряды, где было много вчерашних солдат-фронтовиков, сравнительно быстро разгром войска автономистов. 

Эпопею Коканда прекрасно знал Т. Рыскулов. Поздней, уже во второй половине 20-х годов, именно он, невзирая на «кокандский шлейф» М. Тынышпаева, включил этого деятеля в активную работу по строительству магистрали Турксиба в районе Семиречья.     

Тогда же, осмысливая кокандские события, Т. Рыску­лов делает свой безоговорочный выбор в пользу советской власти, ибо на примере ставшего родным Аулие-Атинского уезда он убедился, сколь опасен союз с силами колониаль­ной реставрации, силами старого чиновничества, кулачест­ва, верхами буржуазии и казачества.

Общеизвестно, что в противовес попыткам создать на­циональную автономию Туркестана на основах буржуазно­го плана, руководство Ташкента при активной помощи Москвы стало форсировать дело национально-государствен­ного строительства в Туркестане. С этой целью в край прибыл полномочный посланник В. И. Ленина, хорошо знавший положение дел на местах, Петр Кобозев. Он вы­ступил на открывшемся 20 апреля 1918 г. V Все туркестанском съезде советов перед 300 делегатами, половину которых составляли представители коренного населения. Ему же пришлось 22 апреля зачитывать на съезде ленин­скую телеграмму, где говорилось, что Совнарком страны «будет поддерживать автономию вашего края на советских началах»[5].

1 мая 1918 г. V съезд советов Туркестана торжественно провозгласил образование Туркестанской АССР. Днем раньше было принято положение о ТАССР, определявшее ее государственно-правовой статус.

 

 

ГЛАВА 2.  Участие Турара Рыскулова в Революционных событиях  и гражданнской войне

 

Так сложилось, что вскоре после создания Туркестан­ской АССР в стране развернулась ожесточенная граждан­ская война. Она серьезно осложнила положение дел и в Туркестане. Он оказался в кольце фронтов: Закаспийского, Ферганского, Актюбинского и Северного Семиреченского. И вопрос о том, как быть, со всей остротой встал перед значительной частью актива советских и партийных орга­нов края. Пути и методы решения наметил съезд пред­седателей уездных советов. В числе его участников — Т. Рыскулов, впервые совершивший выход на политиче­ский форум Туркестана.

Позднее, в 1923 г., когда председатель Совнаркома Туркестанской АССР Т. Рыскулов по просьбе Средазиздат готовил к печати документальный сборник «Революция и коренное население Туркестана», он решил открыть его документами о начале гражданской войны в крае, чтобы на конкретном материале показать роль коренного населе­ния в защите Туркестанской Республики. 

На начальном этапе гражданской войны белое движение политически, в основном, направлялось активом партий со­циалистов-революционеров, социал-демократов (меньшеви­ков), левых кругов буржуазных формирований. Это был период, получивший с подачи члена ЦК РСДРП (м) И. М. Майского характеристику «демократической контр­революции». Белые обрели, в связи с указанным, поддер­жку зажиточных и части средних слоев села, почти всей интеллигенции, основной массы казачества. Из материалов подготовленного Т. Рыскуловым сборника видно, что в Сред­ней Азии на стороне белых оказалась часть рабочих-желез­нодорожников Ашхабадского узла, два крупных племенных объединения туркмен. Белым симпатизировала определенная часть переселенческого крестьянства Аулие-Атинского, Пишпекского и других уездов, много казаков Семиречья.

Для защитников советской власти решение проблем победы существенно осложнялось. В отличие от России здесь крайне узка была пролетарская прослойка. Иным яв­лялось крестьянство. А главное, все зависело от позиции коренного населения края. Для него же выбор оказался мучительно труден. Лишь немногие сразу осознали, что белые — это восстановление прежних порядков, в лучшем случае времен А. Керенского, а красные — возможность начать постепенное решение задачи возрождения своей на­циональной государственности. В числе первых к такому выводу пришел Т. Рыскулов. И со всей энергией и целе­устремленностью включается в дело защиты нового строя.

Вернувшись со съезда председателей Советов в Аулие-Ату, Т. Рыскулов берется не только за административную работу, его можно назвать одним из главных пропаганди­стов на митингах перед горожанами, бойцами гарнизона, аульно-сельской беднотой, депутатами уездного и волост­ных советов. Среди проблем, которые он решает,- нара­щивание политической активности масс, их включение в обновление жизни, забота о голодающих, поставки продо­вольствия в Ташкент и на фронт, нейтрализация деятель­ности колеблющихся и враждебных сил.

Лето и осень 1918 г. — время, когда Т. Рыскулов пришлось большую часть усилий направлять на противо­действие союзникам по советскому блоку — левым эсерам, партии, ставшей оплотом колеблющихся, склонных к сдел­ке с белогвардейцами. Постепенно они дошли до того,  что от колебаний дошли до благосклонности к подготовке мя­тежа в районе с. Дмитриевка, а когда он был ликвидиро­ван в зародыше, попытались увести от наказания главных зачинщиков. Сложность работы с подобными союзниками заключалась в необходимости сохранить левых эсеров как своих политических партнеров и одновременно предугады­вать, какое из их действий окажется вредным для общего дела. Естественно, что при решении подобного рода задач не обходилось без ошибок, но опыт политического взаимо­действия с колеблющимися и противниками оказался по­истине бесценен и с успехом был использован позднее, когда Т. Рыскулов стал председателем СНК ТАССР.

VI съезд советов Туркестана в октябре 1918 избирает Т. Рыскулова членом ЦИК Туркестана. Естественно, что колоссально возросли объем работы, сложность решаемых вопросов. Вдобавок к осени в переселенческой деревне до предела обострились отношения зажиточных и беднейших слоев. Последние считались важнейшей опорой рабочего класса среди крестьян, естественным союзником курса дик­татуры пролетариата.

По примеру Москвы власти Ташкента взяли ориентир на формирование чрезвычайных органов власти в деревне. Резолюция VI съезда советов Туркестана была четкой: «Для окончательного уничтожения паразитических слоев населения и подавления кулачества в деревнях, организо­вать повсеместно, где есть советы, комитеты бедноты»[6].

Закрепление данной линии нашло отражение в решени­ях II съезда Компартии Туркестана в декабре 1918 г. Уча­стник съезда Т. Рыскулов наибольшее внимание уделил разработке той части резолюции, где шла речь о работе в ауле и кишлаке. Съезд указал: «В особенности должно быть обращено внимание на местах на приобщение му­сульман к повседневной работе, для чего необходимо, да­вая  им  опытных  помощников,   приучать  их  к административным, хозяйственным и иным должностям»[7].

Отбыв на работу в Ташкент, Т. Рыскулов продолжал внимательно следить за весьма непростым положением дел.

Из Аулие-Аты от обиженных на имя членов руководст­ва ЦИК и СНК, прежде всего левых эсеров, немедленно поступил протест. Они в свою очередь увязали его с це­лым рядом аналогичных документов из других мест. Со­гласие было найдено с большим трудом. Союзники все хуже понимали друг друга.

Обострение политических разногласий среди руководст­ва Туркестана на короткий срок оказалось прервано мяте­жом, который возглавил военный комиссар республики К. Осипов. Три дня, 19-21 января 1919 г. в городе и вок­руг него шли бои. В результате погибли 14 высших руково­дителей автономии и ЦК КПТ. Проблема острого дефицита руководящих кадров стала поистине болезненной.

Спустя месяц ощутился некоторый сдвиг: удалось по­сле разгрома белых под Оренбургом и Уральском восстано­вить железнодорожное сообщение с Москвой, а заодно и телеграфную связь. 5 марта в Ташкент прибыл член Вре­менной комиссии СНК РСФСР П. А. Кобозев, которому в соответствии с ленинским мандатом давались чрезвычай­ные полномочия.

Т. Рыскулов познакомился и тесно сблизился с Кобозе­вым на VII Краевом съезде Советов. Совместными усилия­ми они добились формирования специальной секции по национальным делам. Секция немедленно выступила с це­лой серией важных инициатив:

• Во-первых, было внесено предложение ТурЦИКу, крайкому компартии и комиссии из Москвы постараться отыскать возможности нормализации отношений Туркреспублики с Хивинским ханством, где правил один из влия­тельных лидеров исламских партизан (их почти 70 лет в литературе называли басмачами) Джунаидхан. Данный шаг позволял снять угрозу возникновения опасного фрон­та. Кстати, данная инициатива прошла и дала свои плоды.
• Во-вторых, национальная секция съезда приняла поста­новление о широком привлечении трудящихся из числа ко­ренного населения в руководящие органы советской власти.

Не все члены руководства ЦИКа Туркестана и крайко­ма партии согласились с таким поворотом дел. Вошедшие в состав компартии левые эсеры после объединения орга­низаций двух партий в одну, существенно усилили влия­ние и без того мощной левокоммунистической груп­пировки, во главе которой стояли А. Казаков, К. Сорокин. Им во многом потворствовал секретарь крайкома А. Солькин. Левые добились во время отъезда части делегатов, принятия решения съезда о ликвидации национальной сек­ции. Крайкому партии за ее создание было выражено не­доверие. Фактически это явилось ударом по тандему П. Кобозев — Т. Рыскулов. Однако они выстояли и суме­ли восстановить в силе первоначальное решение.

13 марта 1919 г. в Ташкенте открылась II конференция Компартии Туркестана и тандем Кобозев — Рыскулов про­водит там два решения: расширить работу в бедняцко-середняцких массах аула и кишлаке, создать в КПТ по примеру России специальное краевое мусульманское бюро, поручив ему ведение идейно-воспитательной работы среди коренного населения. В низовых парторганизациях и уез­дах создавались мусульманские секции. Мусбюро и мус-секциям по решению крайкома надлежало вести все, что касалось «организации и руководства партийной работой в мусульманской части партии»[8].

Мусбюро возглавил Т. Рыскулов. В состав этого органа вошли крупные деятели среднеазиатского региона: А. Му­хитдинов, Ю. Ибрагимов, Ю. Алиев, Н. Ходжаев. С обще­го согласия членов бюро на места были направлены группы организаторов, посланы подробнейшие инструкции. Уже к июню секции стали действовать в 108 парторгани­зациях края. Удалось сделать то, что являлось предметом мечтаний в течение предыдущих двух лет. Компартия Туркестана обрела серьезную опору в среде коренного на­селения многонационального края.

Как председатель Мусбюро Т. Рыскулов утверждается членом Чрезвычайной комиссии ЦИК и СНК Туркестана в ферганской области. Комиссия пробыла там длительное время и смогла добиться ощутимых успехов благодаря ре­ализации ряда предложений Т. Рыскулова. Чтобы снять напряженность на Ферганском фронте, мусбюро КПТ предложило:

1. Объявить членам повстанческих формирований Хал-Ходжи, Макхама, Мадамин-бека, что ТурЦИК призывает их прекратить участие в боевых действиях, вернуться к родным очагам и заняться нормальной трудовой деятельно­стью, на условиях полной политической амнистии.
2. Членам повстанческих формирований гарантируется личная безопасность и будет оказана необходимая помощь в восстановлении разрушенных хозяйств.
3. Провести решительную чистку аппаратов Советов от всех провокаторов, бюрократов и шовинистически настро­енных элементов.
4. Осуществить чистку подразделений Красной Армии от всех, кто запятнал себя насилием, поборами, реквизи­циями, сомнительными связями.
5. Полномочной комиссии на местах тщательно знако­миться с обстановкой и немедленно принимать соответст­вующие меры.

Кроме того, Т. Рыскулов помог создать Реввоенсовет фронта, направить в части 25 проц. состава партийных ор­ганизаций, прежде всего из числа мусульман. Успех реа­лизации всего перечисленного был весьма ощутим. Удалось существенно сократить масштабы военных дейст­вий, сделать Ферганский фронт относительно спокойным.

Май 1919 г. Рыскулов посвятил активной подготовке к 1-й Краевой конференции коммунистов-мусульман. Она со­зывалась за 10 дней до III съезда КПТ. Это время было периодом вхождения молодых организаторов масс в пони­мание различных проблем как общеполитической, так и чисто партийной жизни. На конференцию прибыло 132 де­легата. С 24 по 30 мая 1919 г. они всесторонне обсудили обширную повестку, включавшую семь вопросов. Конфе­ренцию вступительным словом открыл Т. Рыскулов, затем приветствие произнес секретарь крайкома партии Солькин. Учитывая значимость конференции в политической жизни республики, с докладом деятельности ТурЦИКа выступил Казаков.

Решения конференции с позиций сегодняшнего дня можно расценить как отчасти противоречивые. С одной стороны, сам факт принятия Декларации с призывом к уг­нетенным народам Востока вступиться за свои права, осуждением британского, германского, царского империалистического курса — носил на себе яркую печать обычной революционной риторики левокоммунистического плана. С другой — конференция сосредоточилась на чисто внутрен­них проблемах: принято положение о краевом Мусбюро РКП (б), центральными пунктами которого выступали: «4. Наблюдение за деятельностью комиссариата по делам на­циональностей и др. советских органов в смысле правиль­ного проведения коммунистической программы в части касающейся мусульманских организаций. 5. Требование через крайком отмены тех или других мероприятий совет­ских учреждений, нарушающих основы партийной про­граммы в отношении мусульманского населения»[9].

Эти два центральных пункта решения конференции вызвали острое несогласие части партийно-советского ап­парата, а позднее — всех явных и скрытых шовинистов. Более 90 проц. населения Туркестана — мусульмане, и любое решение властей так или иначе сразу затрагивало интересы коренного населения. А отсюда легко напраши­вался вывод: деятельность советского аппарата ставилась под контроль Мусбюро и муссекций. Бюрократия же нигде и никогда не терпела контроля. Не соглашались на конт­роль и представители правящей партийно-советской вер­хушки.

III съезд КПТ начал свою работу в Ташкенте 1 июня 1919 г. Т. Рыскулов выступил на съезде с большим докла­дом «О национальных секциях». Главное его содержание было посвящено обоснованию того, что национальный воп­рос стал осевой линией внутренней политики, тем базисом, на котором должен строиться весь комплекс решения лю­бых проблем жизни региона. Он попытался передать деле­гатам свое понимание особой обостренности национального чувства у тех народов, которые еще должны были решить дело формирования или восстановления когда-то утрачен­ной государственности. Конечно, молодому политику слож­но было разобраться в том, надо ли обязательно проходить этап классового размежевания, отличны ли национальные чувства предпринимателя, ремесленника, рабочего, кресть­янина, служащего. В ту пору среди значительной части со­ветских и партийных работников в ходу была тер­минология главного редактора газеты «Правда» Н. И. Бу­харина: «классовое самоопределение трудящихся», «бур­жуазное самоопределение», «пролетарское самоопреде­ление». Не избежал применения подобных характеристик и Т. Рыскулов, обосновывая необходимость создания му­сульманских секций.

Съезд санкционировал решения крайкома и I Конфе­ренции коммунистов мусульман о создании секций и бюро в партийных организациях. О своевременности данного шага и его соответствии избранному Москвой курсу боль­шего учета национальных особенностей вскоре подтвердила специальная телеграмма ЦК РКП (б) от 10 июля 1919 г. Она вошла в обиход как московская директива о пропор­циональном представительстве.

Отражая конъюнктуру момента, Москва предложила Ташкенту осуществить ряд мер, и прежде всего «широкое, пропорциональное населению привлечение туркестанского туземного населения к государственной деятельности без обязательной принадлежности к партии, удовлетворяясь тем, чтобы кандидатуры выдвигались мусульманскими ра­бочими организациями»[10].

Т. Рыскулов, едва ознакомившись с текстом радио­граммы, а она поступила в Ташкент 12 июля, известил членов Мусбюро КПТ, и на следующий день бюро по его предложению приняло решение: «Перевести радиограмму на местные языки и опубликовать в местной печати»[11]. Иначе поступила группа руководителей республики: А. Казаков, К. Сорокин, К. Успенский,- по разным при­чинам выступившие против реализации установок Москвы. Они стали оспаривать смысл содержания радиограммы, за­прашивать разъяснения, пытаться доказать секретарю ЦК РКП (б), что высший партийный орган дезориентирован, настоящего положения дел в крае не представляет и т. д. В правительстве ЦИК Туркестана в адрес Т. Рыскулова и поддержавшего его П. Кобозева посыпались обвинения в перегибах, политической близорукости и т. п. Дело дошло до попыток ареста П. Кобозева и Т. Рыскулова. Первого защитили железнодорожники, у кого он продолжал поль­зоваться непререкаемым авторитетом, второго спасла трех­недельная командировка в Аулие-Ату и Чимкент, итоги которой Т. Рыскулов изложил в статьях «Язвы провинци­альной советской жизни»[12].

Едва Т. Рыскулов вернулся из поездки, как одновре­менно начали работу II конференция коммунистов-мусульман края и IV съезд КПТ. Там, на представительном фо­руме наголову были разбиты шовинистические элементы, называвшие себя активной группой. Кое-кто из них бросил в адрес Т. Рыскулова упрек в стремлении дорваться до власти, с тяготами которой он и его окружение не смогут справиться. Руководитель Мусбюро КПТ ответил, что оп­поненты извращают суть его доводов, речь не шла и не вдет о немедленном переходе всего и вся в руки мусуль­ман: «Нам говорят, что среди нас нет активных работни­ков, которые сумели бы провести в жизнь указания центра, что если власть вручат нам, то это может приве­сти к падению Советской власти: «Подготовитесь, тогда получите власть». Мы с этим не согласны. Мы говорим, что для подготовки понадобится несколько лет, поэтому необходимо сейчас же привлечь мусульманский пролетари­ат к государственному строительству и только таким прак­тическим путем подготовлять его… Мы имеем право и должны принять фактическое участие в государственной жизни»[13].

По существу Т. Рыскулов четко обозначил идею: наци­ональная государственность Туркестана не может быть чи­сто декларативной. Это государство казахов, узбеков, туркмен, таджиков, киргизов, и они не желают оставаться простыми зрителями политического процесса.

Конфликт оказался исчерпанным после обращения председателя ТурЦИКа А. Казакова и его оппонента П. Кобозева в Москву, в ЦК РКП(б). 20 сентября 1919 г. из Москвы радировали: разногласия носят не програм­мный, а тактический характер, решите проблему на оче­редной партконференции. А еще лучше — подождать, когда в Ташкент прибудет специальная комиссия, облечен­ная всеми необходимыми правами. «Если она найдет при­нятое вами решение нецелесообразным, она изменит его на основании верховных прав ВЦИК РСФСР».

Фактически московское руководство временно уклони­лось от каких-либо выводов, переложив всю тяжесть ана­лиза и   решений   на   специально формируемый партийно-государственный орган. Первоначально в состав комиссии ЦК РКП (б), ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана (Турккомиссия) вошли: Ш. 3. Элиава, Г. И. Бокий, Ф. И. Голощекин, В. В. Куйбышев, Я. Э. Рудзутак, М. В. Фрунзе. Все они являлись профессиональными  революционерами. Трое из этих деятелей (Элиава, Голо­щекин, Рудзутак) специализировались на советской рабо­те, один (Куйбышев) являлся политработником, один (Фрунзе) военным деятелем в ранге командующего фрон­том, один (Бокий) ответработником ВЧК. Хотелось бы об­ратить внимание еще на то, что Голощекин, Куйбышев, Фрунзе по своим взглядам принадлежали к течению левых коммунистов, т. е. наиболее радикальной части партии.

Турккомиссия прибыла в Ташкент 4 ноября 1919 г. Ве­чером того же дня состоялось совместное заседание Турк-комиссии, ТурЦИК, СНК Туркестана, крайкома партии и Мусбюро РКП (б), обсудившее письмо Ленина коммуни­стам Туркестана.

Первоначально у Рыскулова сложились вполне нор­мальные отношения с членами комиссии, особенно с Ш. Элиавой и В. Куйбышевым, Голощекиным и Рудзутаком. Фрунзе и Бокий задержались в Самаре и Оренбурге. Общими усилиями крайком, Мусбюро и четыре члена Турккомиссии подготовили созыв III конференции комму­нистов-мусульман и V общекраевой конференции Компар­тии   Туркестана.   Этому   объединенному   собранию предстояло решить ряд сложных вопросов, в том числе и преодоление обозначившегося размежевания на мусульман, иностранных коммунистов и общую Компартию Туркеста­на. На конференцию вынесли проблемы национально-госу­дарственного строительства и хозяйственной политики.

 

 

Заключение

 

Окончание строительства Турксиба совпало по времени с развертыванием сталинской коллективизации сельского хозяйства — второй составной части большого скачка Группа Бухарина — Рыкова, к которой внутренне тяготел Рыскулов, к тому времени была удалена со сколько-нибудь значительных постов. Левые радикалы пришли к руковод­ству многих наркоматов и ведомств, как страны, так и Рос­сийской  Федерации.  Турар  Рыскулов  оказался  в своеобразном капкане: его включают в комиссию Полит­бюро ЦК ВКП(б) по проведению коллективизации, на­правляют для контроля за ее ходом в Нижнее Поволжье. Он допытался добиться принятия ряда решений ЦК пар­тии об учете специфики национальных районов востока страны, предусмотрев для них более замедленные темпы колхозного строительства.

Но данные решения вступили бы в прямое противоре­чие со сталинской директивой взвинчивания темпов социа­листических   преобразований.  Левокоммунистические радикалы в Казахстане не учитывали, что их стратегия и тактика прямого штурма высот социализма теоретически не продумана, материально не обеспечена, все решалось в спешке, на ходу, многое импровизировалось.

Такого рода импровизация с особой силой проявила се­бя в Казахстане, где первый секретарь Казкрайкома ВКП (б) Ф. И. Голощекин выдвинул тезис оседания коче­вого аула на базе коллективизации. Из истории известно, что переход к оседлому образу жизни у многих народов занял не одно столетие. По утвержденному Голощекиным плану, нa оседание отводилось чуть более трех лет, с 1930 по 1933 годы на совершенно новый образ жизни предстояло перевести 480 тысяч кочевых и полукочевых хозяйств, примерно 2,9 млн. человек.

Окружение Голощекина не имело никаких теоретиче­ских разработок ускоренного перевода такой массы людей от одной проторенной тысячелетиями цивилизации к дру­гой. Конечно, никто из приближенных сталинского эмисса­ра и вспомнить не хотел о вещем предупреждении  Т. Рыскулова, который в 1926 г. объяснял молодому пуб­лицисту М. Брудному: «Кто установил и на каком основа­нии, что казахский народ целиком должен перейти и перейдет в оседлое земледельческое состояние? Тенденция развития в эту сторону будет, но завершится в далеком будущем, а пока естественные условия и возможности раз­вития говорят несколько об иных соотношениях»[14].

Теперь же, в соответствии с требованием Сталина о темпах, казахстанские радикалы решили в кратчайшие сроки сделать вчерашних кочевников колхозниками. Уже на 1930 г. было намечено сделать оседлыми 100 тысяч хо­зяйств (600 тыс. человек), затем, поддерживая заданное ускорение, быстро, через два-три года, завершить весь процесс. Порядок оседания определили постановления Каз-ЦИК и СНК Казахстана.

Из поколения в поколения передавались в ауле навыки сохранения и улучшения стада. От отца к сыну переходи­ло знание, куда и в какое время перегнать отару овец или косяк лошадей. А теперь по указанию уполномоченных на новых местах для колхозов нарезались участки, жилых и производственных помещений не хватало, ветеринарная помощь отсутствовала. А главное, люди оказались в шоке:  рушилось понятное, привычное, к тому же опустошенный возросшим налогом на мясо и хлебопоставками аул не справлялся с грозно нарастающими заданиями Наркомата заготовок.  

Кочевник ответил тем, чем мог: он снялся с насижен­ных мест и кинулся в бега. Масштабы случившегося нара­стали стремительно, вдобавок как беглецам, так и оставшимся стал угрожать голод. Явление не осталось не­замеченным. На имя партийной советского руководства страны хлынул поток информации, рассказывавшей о тра­гедии. В колокола громкого боя ударили не только свиде­тели, но и сами ответственные исполнители сталинского эксперимента, такие как председатель СНК Казахстана У. Исаев.

Т. Рыскулов с болью переживал случившееся. Пони­мая всю опасность происходящего, он пытается убедить в надобности смены курса сталинское окружение, однако встречает стену молчания. К решению проблем трагедии усилиями Т. Рыскулова подключается ряд руководителей Госплана, Совета Народных Комиссаров СССР, наконец, член Политбюро ЦК ВКП(б) В. Куйбышев. В стороне от всего лишь один человек — Сталин. И тогда Т. Рыскулов идет на отчаянный, но необходимый шаг — направляет в адрес генсека одно за другим три письма: в сентябре 1932-го, январе и марте 1933-го. Последнее получило наиболь­шее политическое звучание по целому ряду моментов. Обратимся к его отдельным положениям: «Откочевки ка­захов из одного района в другой и из пределов Казахста­на, начавшиеся в конце 1931 г., с возрастанием к весне и возвращением части кочевников (благодаря принятым ме­рам) летом 1932 г. вновь теперь усиливаются. Смертность на почве голода и эпидемий в ряде казахских районов и среди откочевников принимает сейчас такие размеры: что нужно срочное вмешательство центральных органов. Та­кого положения, какое создалось сейчас в Казахстане в отношении определенной части казахского населения, ни в одном другом крае или республике нет…»[15] 

Т. Рыскулов, во-первых, привел в письме конкретные данные о том, что в откочевках приняло участие 40 проц. казахского населения, т. е. более 1,7 млн. человек. Во-вто­рых, он указал, что у населения осталось 6 проц. скота от уровня 1929 г., а это значит крах животноводства в рес­публике. В-третьих, на фактах сопоставления различных документов Голощекина было продемонстрировано, что коллективизация в ауле оказалась полностью неподготов­ленной, налицо сплошное очковтирательство.

Зачем было Т. Рыскулову обращать внимание И. Ста­лина на все упомянутые моменты? Он старается объяснить первому политику страны, что случившееся ставит под удар авторитет самого «хозяина». Каким образом? Попы­таемся ответить:

• а) уже в конце 1931 года явление отко­чевок приняло массовый характер, беды отдельных семей и аулов начали перерастать в масштабную национальную трагедию, которая напрочь перечеркивает все сколько-ни­будь значимые результаты коллективизации в Казахстане;
• б) проблему откочевок такой массы людей, как 1,7 млн. человек, политик не может игнорировать. Простые коррек­тивы прежнего курса результата не принесут, его нужно менять;
• в) Казахстану требуется срочная государственная помощь, ее следует организовать оперативно и на довольно высоком уровне.

Рыскулов попутно решил, кроме перечисленных мо­ментов, две задачи. Он показал Сталину, как опасен хо­зяйственно-политический экстремизм, и заодно оградил нового секретаря Казкрайкома Л. И. Мирзояна от нападок и давления левых радикалов, открыв простор для свободы действий.

Сталин со скрипом, как свидетельствуют материалы заседаний Политбюро, основную часть предложений Рыс­кулова принял, а приняв, сделал свои выводы. Для него, Сталина, стал опасен человек, сумевший вскрыть главную причину казахстанской трагедии — вопиющую политиче­скую малограмотность генсека.  Далеко не случайно уже в 1933 г. появляются первые глухие нападки на Рыскулова, которых не было целых 10 лет.

Уловив источник нападок, Турар Рыскулов отвечает, причем так, что выбивает у своих оппонентов все их «до­воды». Однако маховик давления оказался запущен и вра­щался целых три с половиной года, втянув в свою орбиту несколько десятков людей. Рыскулов показал себя в поле­мике крупным исследователем, блестящим публицистом, человеком, которому далеко не чуждо, как отразится тот или иной факт в жизни народа, сознании современников и их потомков. На возрождение нелепых обвинений в наци­онал-уклонизме, рыскуловщине и прочих «грехах», он из­брал острые формы ответа, не оставляя камня на камне от своих хулителей.

На протяжении 1934-1936 годов главным участком деятельности зам. Председателя Совнаркома России была хозяйственно-организаторская работа. Ей он отдавал боль­шую часть своего времени. На короткий период Турара Рыскулова вдохновили решения VII Конгресса Коминтер­на, возрождавшие демократические формы и методы рабо­ты в массах.

Но тиски сталинизма постепенно смыкались.

15 мая 1937 года Турар Рыскулов отбыл в отпуск. Спустя 6 дней посланцы наркома внутренних дел Ежова арестова­ли Рыскулова. 

Следствие по неправедному делу тянулось почти 9 месяцев. Рыскулова Т. обвинили в участии  в так называемой ходжановско-садвакасовской группировке. Вот что написано в одном из протоколов по этому делу: «Виновным себя в этом я не признаю. Моего участия в такой группировке в действительности не было и не могло быть… Ни словом, ни действием, ни письменно, ни устно, нигде, никогда я не давал повода для такого рода обвинения.

На аргументацию, что «существование этой группировки под­тверждено заявлением некоторых товарищей и положением в. бюро в сентябре-октябре месяцах 1926 года», я могу сказать лишь одно: положение в бюро я не могу знать и тем менее объяснять. Группи­ровки вообще могли существовать. Возможность существования группировок и крайнюю вредность их для партийной организации я не отрицаю. Я категорически отрицаю только мое участие в какой бы то ни было группировке в 1926/27 году. За тов. Садвакасова или за кого-либо из «бывших ходжановских соратников» я не могу и не желаю отвечать.

Поэтому заявление этих «некоторых товарищей» я прошу рас­следовать и привлечь к ответственности или меня за обман партии, или этих некоторых товарищей «за клевету»[16].

По данным книги Устинова В.М. «Очерки политической биографии» 1996, 10 февраля 1938 г. Т. Рыскулова рас­стреляли.

А по данным книги Бурбаева М.С. «Общественная мысль Казахстана в 1917- 1940 г.г.» 1991 г. , в мае 1937 г. он был арестован и впоследствии погиб в сталинских застенках в 1943 году (до сих пор точно не установлено, как, где и когда он погиб, место его захоронения). 

Рыскулов Турар Рыскулович был посмертно реабилитирован в 1957 году,   восстановлен в партии в 1959 году.

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. Арутюнов П. Т.Рыскулов человек сложной судьбы. К 100 летию со дня рождения . 1994.
2. Бурбаев М.С. Общественная мысль Казахстана в 1917 – 1940 г.г. Алма-Ата 1991 .
3. Устинов В.М. Т.Рыскулов . Очерки политической биографии . Алматы 1996
4. Рыскулов Т.Р. Избранные труды Алма-Ата 1984 г.
5. Борьба за Советскую власть в Казахстана Алма-Ата 1986.
6. «1997-й-год памяти жертв политических репрессий» Казахстанская правда 8 января 1997 года

[1] Рыскулов Т. Избранные труды. Алма-Ата, 1984. С. 227.

[2] Рыскулов Т. Избранные труды. Алма-Ата, 1984. С. 236.

[3] Рыскулов Т. Избранные труды. Алма-Ата, 1984. С. 236-237.

 

[4] Свободный Самарканд. 1917, 30 ноября.

[5] Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 63-64.

[6] История Узбекской ССР. Ташкент, 1967. Т. 3. С. 180-181

[7] Резолюции и постановления съездов КПТ. Ташкент, 1958. С. 21.

 

[8] Образование и деятельность Коммунистической партии Туркестана. Летопись событий. Ташкент, 1966, С. 135.

 

[9] Мусбюро РКП (б) в Туркестане. Ташкент, 1922. С. 20

[10] Рыскулов Т. Избранные труды. С. 57-58.

[11] Из истории гражданской войны. Сб. док. М., 1961. Т. 2. С. 736.

[12] Рыскулов Т. Избранные труды. С. 21. ⁴ См.: Там же. С. 59-64.

[13] Рыскулов Т. Избранные труды. С. 67. См.: Архив новейшей истории России. Ф. 17. On. 65, Д. 72, Л. 29.

[14] Рыскулов Т. Избранные труды. С. 125.

[15] Рыскулов Т. Избранные труды. С. 125.

[16] Партархив Казфилиала ИМЛ. ф. 141, on. 1, д. 38