МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

МЕЖДУНАРОДНЫЙ КАЗАХСКО-ТУРЕЦКИЙ УНИВЕРСИТЕТ им. А.ЯСАВИ

ШЫМКЕНТСКИЙ ИНСТИТУТ

 

 

 

Филологический факультет

 

Кафедра русского языка и мировой литературы

 

 

 

 

 

Д И П Л О М Н А Я    Р А Б О Т А

 

 

А. Пушкин и А. Кунанбаев о назначении поэта и поэзии

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                  

 

 

Содержание

 

 

І. В B E Д Е Н И Е                                                                                  3

 

 

ІІ.  ОСНОВНАЯ  ЧАСТЬ

 

ГЛАВА  1. Выражение поэтами собственных принци­пов

 и взглядов на жизнь и  общественные процессы                               7

 

ГЛABA  2. Значение поэзии и поэта в раскрытии

                     общественных проблем                                                   33

 

 

ІІІ. 3АКЛЮЧЕНИЕ                                                                               54

 

 

IV. БИБЛИОГРАФИЯ                                                                          57

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Литература и искусство раскрывают душу человека. Через них он непрерывно открывает для себя новый мир. Русская и казахская по­эзии отражают великие изменения в мире и их отзвук в душе человека. У каждого народа есть по-особому светлые личности. Таковыми являются А. Пушкин и  А. Кунанбаев. Чем дальше уходит то время, в которое жили поэты, тем ближе и сильнее чувствуешь их присутствие. Они творили в дру­гой эпохе, в атмосфере удушья, борясь «один против тысячи», но, вооружённые вдохновением, творили для будущего.

А. Пушкин и А. Кунанбаев создали поэзию глубокую по содержанию, прекрасную по форме, идейно-направленную, выражающую дух времени. Постановка ряда актуальных задач расширяет тематику и проблематику литературы. А. Кунанбаев выдвигает на первый план разработку проблем, связанных с воспитанием лю­дей с высокими гражданскими и нравственными качествами. Поэтизация труда, просвещения преследовала ту же цель – обновление жизни в степи.

А. Кунанбаев подверг  острой и всесторонней критике недостатки своего времени, высказал мысль о коренной перестройке степной жизни на началах более тесного сближения с Россией.

О с н о в н а я   ц е л ь     р а б о т ы  –  выявить, как раскрывается место и роль поэзии и поэта в творчестве  А. Пушкина и А. Кунанбаева, то есть показать:

– выражение собственных принципов и взглядов поэтов на жизнь;

– проследить какими путями авторы шли к раскрытию проблемы;

– раскрыть художественно-изобразительные средства художников слова, тесную связь творчества русского и казахского поэтов.

– о влиянии поэзии и поэта в развитии и разрешении общественных проблем.

Ос н о в н а я  з а д а ч а   дипломной работы – проследить разрешение           А. Пушкиным и А. Кунанбаевым проблемы назначения поэта и поэзии в их творчестве.

А к т у а л ь н о с т ь   т е м ы.  Проблема назначения поэта и поэзии – одна из самых важных проблем в литературе и обществе. Предназначение поэта  и поэзии Пушкин и А. Кунанбаев видели в служении народу, оно связано с духовной жизнью человека, его нравственностью. Поднятые темы актуальны и в наше время, когда создаётся но­вое, Казахстан стал независимым государством: кто же не как по­эты и писатели должны принимать самое активное участие в станов­лении нового государства, укреплении дружбы  между народами.

И з у ч е н н о с т ь    т е м ы.  Проблема назначения поэта и поэзии в творчестве А. Пушкина и А. Кунанбаева рассматривались исследователями у каждого поэта отдельно. В трудах  Антокольского П. [1], Ахматовой А. [2], Бурсова Б. [3], Благого Д.Д. [4], Татаркевич [10], Белинского В.Г. [13], Чернышевского Н.Г. [33], Коровина В. [43], и других раскрыты идейно-художественные особенности лирики А. Пушкина, его философские, этические взгляды. Бродский Н.[6], Фридман[7], Гессмен[8], Лотманн Ю, [28],  Мейлях И. [29], Томашевский Б. [31] показали отношение поэта к жизни, его  роль на развитие искусства и литературы.

В исследованиях Калмурзаева А. [15], Габдулина Б. [17], Базарбаева У. [18], Шалабаева Б. [19], Джумалиева Х. [35], Ауэзова М.О. [36], Бейсембиева К. [38] Есенжанова Д. [40], Жургенова Т. [42] показаны мастерство, идейная направленность, общечеловеческие мотивы и темы творчества А. Кунанбаева. Также литературоведы раскрыли  изобразительные средства и переводческую деятельность казахского поэта и влияние на его творчество европейских писателей. Тем не менее  до сих пор место и роль поэта и поэзии в творчестве А. Пушкина и А. Кунанбаева не рассматривались во взаимосвязи специально, также не раскрыта их точка зрения о влиянии  поэта на ход развития общественных проблем и процессов того или иного периода.

Н а у ч н а я  н о в и з н а  работы – рассмотреть некоторые важнейшие стороны этой проблемы, идею А. Пушкина и А. Кунанбаева служения  художника народу.

О б ъ е к т о м  анализа стали лирика и поэмы А. Пушкина и                          А. Кунанбаева, «Слова назидания» казахского мыслителя.

П р е д м е т о м  анализа явилось раскрытие проблемы назначения поэта и поэзии в творчестве русского и казахского поэтов, их мастерство в раскрытии данной проблемы.

П р а к т и ч е с к а я  з н а ч и м о с т ь  исследования. Данная работа может стать основой углублённого изучения вопросов назначения поэта и поэзии в творчестве А. Пушкина и А. Кунанбаева, потому она может служить  пособием студентам, учителям средних учебных заведений.

М е т о д   и с с л е д о в а н и я  –  метод анализа произведений и критической литературы, их сравнение и сопоставление.

С т р у к т у р а  р а б о т ы.  Дипломная работа состоит из введения, основной части, заключения и библиографии.

В о  в в е д е н и и  исследования обосновывается актуальность темы, освещается степень её изученности, определены цели и задачи, научная новизна  и практическая ценность работы, методы исследования.

О с н о в н а я  ч а с т ь   работы состоит из двух глав.

Глава 1. “Выражение поэтами собственных принци­пов и взглядов на жизнь и  общественные процессы”.

Глава 2. “Значение поэзии и поэта в раскрытии общественных проблем”.

В заключении подведены итоги, сделаны выводы. Творчества А. Пушкин и А. Кунанбаев тесно связаны. Пушкин в своё вре­мя интересовался казахским народом. А Абай – русским. Великий казахский поэт видел в Пушкине идеал и образец поэта-патриота и гражданина. Его стихи на тему о поэтическом слове и поэте, об их роли в общественной жизни созвучно с пушкинским пониманием назначения литературы.

Творчества А. Пушкина и А. Кунанбаева тесно связаны. Их произведения  раскрывают духовное богатство, неисчерпае­мую энергию, трудолюбие народа, его положение в обществе. Поэты поставили перед поэзией задачу служения народу, реального отраже­ния явлений действительности.

Поэзия А. Пушкин и Абай была народной. Они были зеркалом казахской и русской жизни, писали для народа. А. Кунанбаев боролся за счастье, за свободу казахского народа. Поэт открыл  обнажённую душу казаха. Он открыл глаза своему на­роду. В борьбе за справедливость проходят многие годы жизни по­эта-борца.

В библиографию включены 45 источников художественных текстов, монографий и критической литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА  1.

Выражение поэтами собственных принципов и взглядов на жизнь и

общественные процессы

Под бурей рока – твердый камень,

В волненьи страсти – легкий лист.

Вяземский

А. Пушкина рано стали интересовать вопросы о предназначении поэта, об опасностях избранного пути и преодолении этих опасно­стей. В первом из появившихся в печати стихотворении – «К другу стихотворцу» (1814) он так говорит о судьбах писателей:

Катится мимо них Фортуны колесо;

Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;

Камоэнс с нищими постелю разделяет;

Костров на чердаке безвестно умирает,

Руками чуждыми могиле предан он:

Их жизнь – ряд  горестей, гремяща слава –  сон.

В раннем творчестве А. Пушкина преобладали мотивы мечтатель­ного уединения, беспечных любовных наслаждений, мягкой грусти. Свободолюбие поэта выражалось тогда преимущественно в форме са­мого общего противопоставления «правды» –  «неправде», «благород­ства» –  продажности и лицемерию, круга «друзей», чуждых «этикету», презирающих суету «столиц», забот и грома» –  кругу вельмож и прислуживающих им «высоко, тонко и хитро», придворных филосо­фов. Но в эти же годы обозначились темы гражданско-патриотические, пока еще зачаточные, того совмещения истории и современнос­ти, которое затем, у зрелого поэта, станет одной из особенностей его поэзии. Знаменитые «Воспоминания в Царском Селе» (1814) в этом отношении весьма показательны: в отличие от привычных в военно-одической поэзии того времени общих формул здесь сплавлены воедино одическое восхваление военной истории России и лиричес­кое повествование о том, как «зарделась грозная заря» – началась война с Наполеоном, а далее широкая панорама военных лет в кон­тексте переживаний поэта.

В этот же начальный период исканий начинается и другая ли­ния пушкинского творчества, связанная с высоким идеалом чело­века-гражданина, врага деспотизма и рабства, человека чистых по­мыслов, преданного свободе.

Таков замысел стихотворения «Лицинию» (1815). В нём те же слова-сигналы, применяемые к действительности александровской России, и осуждение самовластия («деспот», «рабство», «свобода» и др.), которые станут столь частыми в вольнолюбивой лирике А. Пуш­кина и декабристской поэзии, здесь эти слова-сигналы отнесены к Древнему Риму. В стихотворении обличался деспотизм, порядок, при котором «всё на откупе: законы, правота». Но здесь уже звучат при­зывы последовать примеру «друга истины», который ненавидит раб­ство и «развратный город», призывы устраниться от «безумных муд­рецов» с тем, чтобы вдали от этого мира описывать «нравы сих ве­ков».

Противоречия жизни и мировоззрения А. Пушкина отразились в его взглядах на сущность искусства и назначение поэта.

Поэзия А. Пушкина – подлинно народ­ная поэзия. Под народностью начинают понимать совокупность нескольких метафизических признаков, которыми должен обладать писатель, чтобы творчество его признали народным. В. Белинский это давно понял, и его доказательство народности и национальности пушкинского гения остается до сих пор в силе.

Поэзия А. Пушкина свободна от давления официального, казённого взгляда на вещи. Она независимо от жела­ния самодержавного правительства изображала картину нравов рус­ской  действительности, рисовала людей не в том виде, как это хо­телось реакционному дворянскому обществу, а как это вытекало из собственных побуждений поэта и его понимания истины.                  А. Пушкин осо­знанно создавал искусство, доступное всем, обращённое к народу. Он не отрицал общественной направленности поэзии. Пушкин взывает:

Где ты, где ты, гроза царей,

свободы гордая  певица.

Муза свободы нуждается в толпах, которые внимали бы ей, которые воодушевлялись бы её словами и шли бы в дело вослед её призывам.

Поэзия А. Пушкина не была так последовательна в своих политических тенденциях, как, например, поэзия Рылеева, но она лучше, чем какое бы то ни было другое явление идеологической жизни в России того времени, отразила дух свободолюбия, независимости и протеста, проснувшийся уже в лучшей части русских людей и ис­кавший себе внешнего выражения. А. Пушкин стремился к простоте в  сознательном противопоставлении её направленности, напыщенности и искусственности современной ему литературы. В набросках статьи о Баратынском А. Пушкин вновь жалуется, что «верность ума, чувства, точность выражения, вкус, ясность и стройность менее действуют на толпу, чем преувеличение ложной поэзии». Как видно из приведённого высказывания,        А. Пушкин относился отрицательно не только к безжизненной условности классицизма, но и к ес­тественному напряжению эффектов романтизма. Поэт сформулировал необходимость строгой простоты в искусстве [Антокольский  1960, 8-9].

А. Пушкин высмеивал подобные «успехи» литературы, новаторство подобного рода. “Есть высшая смелость, –  писал он. – Смелость изо­бражения, создания – такова смелость Шекспира, Данте, Мильтона, Гёте в «Фаусте», Мольера в «Тартюфе».

Поэт призывал своих друзей разить варваров кровавыми стихами.                 А. Пушкин скорбел о том, что в поэзии нет достаточ­ной гражданской силы:

О, если б голос мой умел сердца тревожить!

Почто в груди моей горит бесплодный жар,

И не дан мне в удел Витийства грозный дар?

                                                                              Деревня              

Уж перед самой смертью в «Памятнике» А. Пушкин с гордостью и удов­летворением предвидит, что к поэзии его «не зарастёт народная тропа». У                поэта живо было сознание, что он творит для народа, для мира. Поэт радуется, что он будет “любезен народу”; права свои на бессмертие он видит не только в поэтических ка­чествах своих творений, но и в чисто гражданских достоинствах:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

А. Пушкин создал народное искусство, обращенное к народу, доступное народу, которое народ должен был ценить и за гражданские его мотивы, и в то же время Пушкин полагал, что писать нужно, слушаясь только божьего веления и только для себя. Первоначально отноше­ние к искусству как к самоцели, было у поэта родом проявления его жизненного идеала, как частного идеала.            А. Пушкин предпочитал радости частной жизни – любовь, дружбу, пиры, восторги познания и поэзии – служебным успехам, военной славе, законам света, так и в поэзии Пушкин творил  беспечно «из вдохновенья, не из славы».

Вместе с ростом конфликта А. Пушкина с обществом росло и уг­лублялось у него противопоставление поэзии и житейских интересов. Поэт разумел не народ, а правящую знать, николаевское общест­во. В «Евгении Онегине» А. Пушкин сам употребляет выражение «свет­ская чернь». Попытка примириться с Николаем, признание сил и прав самодержавия не ослабили, а, наоборот, усилили это противо­поставление: болезненней чувствовалось посягательство на незави­симость творчества. Пропасть между поэзией и жизнью растёт в представлении поэта. А. Пушкина насильно тянули в забавы мира – разряженный, надушенный этот мир был сборищем злодеев и сплетников, между которым и поэзией А. Пушкина и в самом деле не было ничего общего.

Свои статьи о А. Пушкине В. Белинский заканчивает следующими сло­вами: «К особенным свойствам поэзии Пушкина принадлежит  её спо­собность развивать в людях чувство изящного и чувства гуманности”.

Историческое назначение А. Пушкина как поэта заключалось, по мнению Белинского, в том, чтобы  «завоевать, усвоить навсегда русской земле поэзию как искусство, так, чтобы русская поэзия имела потом возможность быть выражением всякого направления, всякого созерцания, не боясь перестать быть поэзиею и перейти в рифмованную прозу, поэтому А. Пушкин должен был явиться исключительно художником».

Гений А. Пушкина проявился, полагал Белинский, прежде всего в форме, а не в мысли. Эстетическое совершенство составляет па­фос поэзии А. Пушкина в отличие от других перворазрядных гениев, у которых собственно поэтическая сила отступает на задний план перед содержанием, перед философской идеей.

В поэзии Байрона, прежде всего, обоймёт нашу душу ужасом удивления колоссальная личность поэта, титаническая смелость и гордость его чувств и мыслей. В поэзии Гёте перед вами выступает поэтически-созерцательный мыслитель, могучий царь и властелин внутреннего мира души человека. В поэзии Шиллера вы приклонитесь с любовью и благоговением перед трибуном человечества, провозвест­ником гуманности, страстным поклонником всего высокого и нравст­венно прекрасного. В Пушкине, напротив, прежде всего, увидите ху­дожника, вооружённого всеми чарами поэзии, призванного для ис­кусства, как для искусства, исполненного любви, интереса ко все­му эстетически прекрасному, любящего всё и поэтому терпимого ко всему. Призвание Пушкина объясняется историею нашей литературы.

Русская поэзия – пересадок, а не туземный плод. Всякая поэ­зия должна быть выражением жизни в обширном значении этого сло­ва, обнимающего собою весь мир, физический и нравственный. Но чтобы быть выражением жизни, поэзия, прежде всего, должна быть поэзиею.

«Пушкин, – верно определяет А. Ахматова, – был по преимуществу поэт, художник и больше ничем не мог быть по своей натуре. Он дал нам поэзию как искусство, как художество и потому он навсегда останется великим, образцовым мастером поэзии, учителем искусства»  [Ахматова  1977, 25].

Поэзия Пушкина была свободна, беспечна, счастлива, пока её светлый строй не нарушался реакционными силами официальной и неофициальной действительности. Творчество А. Пушкина было независи­мо от всех идеалов общественного мнения и служило высоким идеалам гуманности и красоты, превышавшим уровень его времени.

Место поэта в мире, его человеческая миссия – центральная проблема творческого самосознания А. Пушкина. Поэтому в прекрасных, заветных стихотворениях даётся образ художника-поэта-пророка, поэта-художника. Образ этот сложен, внутренне противоречив. Поэт – это пророк, голос высшей объективности, орган верховной си­лы – самой действительности, истину которой он разоблачает перед народом.

Но в то же время поэт – это художник, не знающий над собой закона, кроме артистического совершенства, отвергающий лю­бое эстетическое, идейное, общественное принуждение, всякое слу­жение внешней цели, каково например, учительство или моральное возвышение других. Поэт-художник свободен как природа, хотя, не в пример природе, и не свободен от непререкаемых требований нравственного закона – начала человечности. Таковы две стороны миссии  поэта в образном строе пушкинской поэзии. Здесь перед  на­ми не полюсы формальной оппозиции, а стороны диалектического единства. Мысль А. Пушкина, как и вся его поэзия, глубоко диалектич­на. Это её поразительная черта всегда выступает как следствие непосредственного гениального уразумения отношений действитель­ности, а не как результат умозаключения ученого-философа. Между тем в мире, быть может, не существует более глубокой философской поэзии, чем поэзия А. Пушкина, и это её свойство выступает тем яв­ственнее, чем прозрачнее и чище художественная форма его творе­ний. Нередко критика заблуждалась, полагая, что великий поэт двойствен в творчестве и в жизни, что для него мыслимы две взаимоис­ключающие, несовместимые позиции. Заблуждение порождал поверх­ностный взгляд, не проникавший в глубину пушкинской мысли и ху­дожественных решений.

В действительности, у А. Пушкина поэт не расщеплен надвое, на художника и человека, а несёт в себе живое противоречие: как пророк, он носитель объективной внеличной силы искусства, как художник – носитель высшей человеческой свободы, которая отнюдь не есть произвол.

Личность автора возникает в поэме, когда поэма «Бахчисарай­ский фонтан» уже сюжетно закончена. А. Пушкин рассказывает, какой творческий материал положен в основу поэмы: он описывает своё посещение Бахчисарайского дворца и размышляет о судьбе старин­ных культур, обречённых на исчезновение (Где скрылись ханы? Где гарем? Кругом всё тихо, всё уныло…»). Здесь образ автора, как и в элегии «Погасло дневное светило» и в послании «К Овидию», заметно романтизирован. В указанных стихотворениях Пушкин харак­теризовал себя не как сосланного, а «самовольного» изгнанника, «искателя новых впечатлений», в «Бахчисарайском фонтане» проис­ходит то же самое. Поэт опять-таки не только не вынужден поки­нуть «север», но даже стремится и торопится его оставить, чтобы избавиться от шумных наслаждений и погрузиться в древнюю восточную жизнь:

                Покинув север, наконец,

                Пиры надолго забывая,

                Я посетил Бахчисарая

                В забвеньи дремлющий дворец…

Поэт видит в людях сильное и слабое, доброе и тёмное, прек­расное и безобразное; с этим знанием он идёт к ним и хочет, чтобы они услышали его и отозвались.

Многие произведения А. Пушкина связаны с личностью поэта. На­пример, мы говорим, что «Евгений Онегин» есть самое задушевное произведение           А. Пушкина. Почему? Потому что в нём отразилась лич­ность поэта Пушкина. Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы [Благой 1950, 18].

В «Евгении Онегине» Евгений – это самый близкий  Пушкину ге­рой: 

Бежит он дикой и суровый,

И звуков и смятенья полн…

Это поэт говорит о себе. Теми же словами он говорит о Евгении:

Увы! Его смятенный ум…

И взоры дикие навёл…

Страдания героя близки поэту, как свои собственные, больше того, они –

образ собственных страданий поэта.

В «Медном всаднике» мысль и переживания  поэта полностью слились с мыслями и переживания героя. В этой поэме итог много­летних исканий и размышлений         А. Пушкина. Но среди этого многообразия идей одной из главных является идея социальной несостоятель­ности того гражданства, которое было основано Петром. Иногда Пуш­кин-романтик пишет о своей реальной биографии. Он, например, описывает свою собственную гонимость, свою ссылку и связанные с ней невзгоды. В послании «К Языкову», написанном в Михайловском    [Ревякин 1977,94.] 1821 году, он с горечью рассказывает о непрерывно падающих на него ударах судьбы. Высланный из столицы, поэт, конечно, больше всего желал вернуться в Петербург и жаловался в письмах и по­сланиях к друзьям на несправедливые и тягостные гонения. У А. Пуш­кина есть такие стихотворения, в которых он пишет о своей судьбе, о судьбе ссыльного поэта, – где он утверждает, что по собст­венному желанию оставил столицу и вовсе не намерен туда возвра­щаться. Так создавался образ «принципиального» романтического героя, разобщённого с «обыкновенной» средой и не желающего в ней жить. В послании «К Овидию» Пушкин (вернее, его лирический ге­рой) делает неожиданное признание:

… изгнанник самовольный

И светом,  собой, и жизнью недовольный,

С душой задумчивой, я ныне посетил

Страну, где грустный век ты некогда влачил.

Ещё более резким кажется расхождение между реальной биог­рафией поэта и чувствами его «лирического героя» в знаменитом стихотворении «Погасло дневное светило», написанном во время морского переезда Пушкина из Феодосии в Гурзур, Поэт тут опять-таки «изгнанник самовольный», покинувший родину по общечеловече­ским соображениям, потому что его оставила «легкокрылая радость», обманули «минутные друзья» и женщины –»изменницы младые», да и просто потому, что он захотел погрузиться в свежую незнакомую жизненную стихию:

Искатель новых впечатлений,

Я вас бежал, отечески прав…

А. Пушкин подчёркивал в черновом письме к Тедичу, что в «Кавказском пленнике» «есть стихи моего сердца», а в посвящении  к поэме, обращённом к Н.Н. Раевскому-младшему, протягивал нити между судьбой Пленника и собственной судьбой [Бродский 1972, 204]. О Пленнике Пушкин сообщал в поэме, что он бежал из «света», а о самом себе Пушкин говорил то же в посвящении:

                       Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем,

                       Я жертва клеветы и мстительных невежд.

А. Пушкин не заставляет своих героев возводить, какие бы то ни было системы, которые помогли бы им вполне обрести самих себя. Он предоставляет им свободу обнаруживать себя самих во всех сво­их повседневных поступках. Например, Онегин в сравнении со зна­менитыми героями Толстого, Достоевского человечнее.

В конце «Евгения Онегина», заново пересматривая судьбу сво­его героя, Пушкин выражает собственные заветные мысли, о преврат­ностях судеб человеческих:

                          Блажен, кто смолоду был молод,

                          Блажен, кто вовремя созрел

быть либо пророком, либо художником, либо «пробудившимся орлом» либо одним из «детей ничтожных мира». Поэт целен и един в своей сущности. Ему соприродна и та, и другая стороны жизни, и то и другое («Поэт») состояние духа, подвластен их взаимопереход. По существу, и то и другое принадлежит гению Пушкина, без них он не равен самому себе, не классически совершенен в меру, доступ­ную ему одному в мировом искусстве. Поэт-пророк велением высшей силы обращён вовне, в мир, которого достигает его слово. Поэт-художник подвластен только себе самому; он создаёт для одного себя, полагается всецело на свое свободное, независимое сужде­ние. Позиция непреклонной независимости в искусстве – не прихоть и не слабость поэта. Как иначе мог бы он во враждебном окружаю­щем мире отстоять свободу   своего творческого труда, простую его возможность? Только ценой героической личной независимости и внутренней свободы поэзия, созданная силой неодолимого духа ху­дожника, смогла стать навсегда достоянием всех, кто открыт впечатлениям прекрасного. Позиция поэта перед лицом народа, как она выступает в стихотворениях того же цикла, в свою очередь, давала повод для неверного понимания и предвзятых толкований. Эти сти­хотворения говорят с необычайной откровенностью, нелицеприятно, бесстрашно о духовном и социальном призвании художника в совре­менном мире, пренебрегая лицемерными оговорками и условностями общественных предубеждений. Пушкин способен с гордостью заявить о народности собственного творчества, поэт понимает, что исто­рическая трагедия декабристов заключалась в том, что они были “страшно далеки от народа». И А. Пушкин всем своим творчеством борет­ся за свободу, выступает против унижения простого народа. Эти мысли нашли свое яркое выражение  в стихотворении «Памятник» – по­этическом завещании поэта, написанном в 1836, предсмертном году. Оно написано в форме оды. В нём много слов, выражений «высоко­го стиля»: пиит – поэт, душа в заветной лире   мой прах переживёт и тленья убежит, ми­лость к падшим призывал – намёк поэта на его постоянные попытки облегчить участь декабристов, а также его сочувствие угнетённым; воздвиг – поставил, построил памятник нерукотворный, т.е. такой, какой невозможно сделать руками, нельзя сотворить из камня, бронзы. Эти обороты речи придают стихотворению приподня­тость, торжественность. Если внимательно вчитаться в текст стихотворения, то можно понять, что Пушкин говорит в нём о трех, самых важных, на его взгляд, чертах его поэзии: народности, гуманизме, вольнолюбивом содержании своего творчества [Фридман  1987, 110-112].

В «Памятнике» А. Пушкин утверждает и свое право на мировое значение.  Утверждение величия дела всей его жизни – таково идейное содержание этого произведения.

Как бы ни изображал свои предметы А. Пушкин в атмосфере окру­жающей их жизни, как бы ни называл их на свободном языке поэзии, высшей инстанцией остается мысль. Из рассмотрения целого вытека­ет, что враждебная толпа, которую поэт отвергает, в самом своём понятии исключает подлинный народ, для которого поэт «любезен», исключает и «честного простолюдина», к которому Пушкин обраща­ется с глубоким сочувствием и величайшим доверием.

Позиция поэта, которой он пользуется на вольных правах ху­дожника, решительно не имеет ничего общего со смешением народа с толпой. Наоборот, толпа и народ не равны друг другу. Толпа – это «народ непосвященный», «надменный», «холодный», «бессмысленный», раб злобы и корысти.

Один из первых среди классиков мира Пушкин не отождествля­ет народ с чернью-толпой, не игнорирует различия между ними. Можно  сказать, что он озаряет это различие светом своего ума, си­лой поэтического чувства. В этом он возвышается над гениями Воз­рождения, которые в своём артистическом порыве ещё не знали ис­торического различия между народом и чернью.

Произведения А. Пушкина нередко представляют собой высказыва­ния устами поэта о его собственном искусстве. При всём их разнообразии эти идейно-тематические образные единства складываются вокруг главного предмета мысли, чувства, совести поэта – идеале высокого искусства. Истинная поэзия, считает Пушкин, достигая художественной зрелости, говорит язы­ком глубоких чувств и мыслей, языком «честного простолюдина».

Варианты ненаписанного предисловия и других пояснений к «Борису Годунову» содержат в себе кладезь идей и не развернутых, высказанных намёками положений, имеющих прямое отношение к эс­тетической позиции поэта. «Бориса Годунова» Пушкин навевает трагедией истинно-романтической – определение, которое выражает взгляд Пушкина на общий смысл и характер высокой поэзии Но­вого времени.

«Евгения Онегина» он называл своим лучшим произведением. К труду над романом в стихах он высказал на свой неповторимый поэтический лад его художественную формулу – это было в посвящении, первоначально адресованном другу, но впоследствии получившем по воле самого поэта общее символическое значение. В нём не случайно читаются слова, выражающие пушкинский идеал

Поэзии живой и ясной,

Высоких дум и простоты…

подобно тому, как в наброске предисловия к изданию двух послед­них глав «Евгения Онегина» не случайно читаются слова о произ­ведениях истинной поэзии – тех самых мировых образцах, о которых речь шла выше и которые во все времена,  не старея, «остают­ся свежие и вечно юны».

Баратынский – любимый лирик А. Пушкина. Суждения  о Баратынском  ближе  всего  выражают представления  А. Пушкина в природе  русской поэзии – представления,  которые  без явного  намерения  подразумевают также поэтический  идеал  самого А. Пушкина, законы его собственного творчества. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить вся­кого, хотя несколько одарённого вкусом и чувством.  Пророк-поэт одарён свыше «могучей властью над умами», говорит А. Пушкин в первом  «Подражании Корану». В стихотворении «Пророк» поэт  призван высшей волей «глаголом жечь «людские сердца. В «Памятнике» поэт «нерукотворными», то есть истинно совершенными, объективно вер­ными, не подвластными субъективному произволу, созданиями высо­кого искусства славит в «жестокий век» человечность, милость и свободу, обретая бессмертие в памяти народной. И в то же время поэт-художник безразличен к «любви народной и исполнен презрения к черни», тоскует средь суетных забот толпы, взыскующей одной лишь пользы от прекрасных творений искусства. Не понятый никем, гордый своим одиночеством, он идёт свободной дорогой туда, куда влечёт его свободный творческий выбор. Таковы два полюса миссии поэта в образном строе пушкинской поэзии. В образе поэта, так часто возникающем в его творчестве, Пушкин судит искусство, прежде всего собственное   искусство, высшим судом своей взыска­тельной совести, своего самосознания художника – верного отраже­ния народных идеалов истины, простоты, справедливости, которые питают животворную силу его вдохновения – объективный смысл картины мира, жизни чувства и мысли наполняющей прекрасные формы его поэзии, Пушкин нередко «выражает понятиями «веление божие», божественной «воли», божественного «глагола». Глубоко ошибалась критика прошедших времен, когда считала эти и другие подобные выражения поэта свидетельствами его религиозности. На деле вос­ходящая к Библии или Корану иносказательная поэтическая форма символически вмещает у Пушкина действительное, богатое жизнью содержание реального   мира,  соразмерного самому себе,  повинующегося  собственным независимым законам. И поэт-пророк, и поэт-худож­ник являются у Пушкина в лучах света отношения к народу, в слия­нии с ним или в противопоставлении ему. Великий поэт стоит на народной точке зрения и не знает другого освещения своей поисти­не ключевой темы – роли и места художника в мире. Поэт называет народной тропу, которая ведет на Руси народы к его «нерукотворным» созданиям, как бы звучащим эхом самой действительности, а не условного вымысла»

О роли и месте поэта в мире Пушкин пишет и в прозе, совсем по-иному, чем в стихах. Эти темы, развиты в повести «Египетские ночи». В нём выведен приятель Пушкина – стихотворец, образ кото­рого «раздваивается» в «Египетских ночах», где выступают русский поэт Чарский и гениальный импровизатор-итальянец. То, что в стихотворении «Поэт» именуется «божественным глаголом», в прозе выражено так: «когда находила на него такая дрянь (так называл он вдохновение), Чарский запирался в своем кабинете и писал до поздней ночи». Прозаическая версия судьбы поэта насыщена ярко: намеченными, хотя, может быть, и не обработанными мотивами чи­сто повествовательного и личного, автобиографического характера, описанием положения художника – старинного обедневшего дворяни­на – в сословном обществе и высшем свете. Рядом с ним появляет­ся гений-художник в лице нищего и жадного импровизатора-итальянца. В его прекрасных, по-пушкински совершенных экспромтах, проходит знакомая тема поэта, гордого в своем одиночестве сре­ди чуждого ему мира, завершаясь несравненным, сияющим всеми красками поэзии эпизодом из древнего прошлого человечества на тему о жестоких любовных утехах Клеопатры [Гессмен 1972, 401].

Образовать русский слог для всех родов и видов отечествен­ной словесности и тем самым установить национальный литератур­ный язык, чтобы тут же одновременно создавать на нём величай­шие шедевры искусства слова, во всех отношениях (и интеллекту­альном, и эстетическом) не уступающие западным образцам – это высокое предназначение суждено было Пушкину.

Уже в южной ссылке – на пороге творческой зрелости – Пуш­кин осознаёт в качестве своей жизненно важной и неотложной за­дачи необходимость стать самому и поставить тем самым русскую литературу на уровень наиболее передовых явлений своей современности – «в просвещении стать с веком наравне». Именно так, язы­ком поэтической формулы, определяя основную тенденцию всего хо­да прогрессивного развития России со времён Петра I, говорит он об этом в послании к Чаадаеву 1821 года, тут же указывая и тот «способ» – строжайшей самодисциплины, сосредоточённой упорядо­ченности умственного труда, – следуя которому эта задача может быть решена:

В уединении мой своенравный гений

Познав и тихий труд, и жажду  размышлений.

                    Владею днём моим, с порядком дружен ум;

Учусь удерживать вниманье долгих дум…

Этот же способ начинает он применять и в своей творческой рабо­те: «Я пишу и размышляю». Пушкин был знаком со многими зарубеж­ными художниками слова, как Вольтер, Байрон, Шекспир, Гёте, Данте. Именно они дают ту меру, которой следует мерить и оценивать пушкинское художественное творчество.

«Все знания, все поверия, все страсти средних веков были воплощены и проданы осязанию в живописных терцетах Данте, – пи­сал Пушкин о «тройственной поэме» – «Божественной комедии».

«Величайшим созданием поэтического духа» назовёт Пушкин гётевского «Фауста»: «он служит представителем новейшей поэзии, точно как «Илиада» служит памятником классической древности».

Необыкновенно живое творческое воображение Пушкина и его страстная любовь к искусству слова порой как бы давали ему ощу­щать себя в двух мирах, стирали для него грань между поэзией и жизнью реальной – литературными персонажами и реальными живыми людьми. Оттого так легко и непринуждённо он вводит в крут персо­нажей «Евгения Онегина» и самого себя, и своих друзей под их соб­ственными именами. Сегодняшним днём являлся «звук новой, чудной лиры, звук лиры Байрона». Пушкинское послание «К  вельможе»(1830) – поэзия вождя вольнолюбивого европейского романтизма, автора «Паломничества Чайльд-Гарольда» и восточных поэм. В сферу «байро­низма» влекли поэта типологически;  близкие обстоятельства его личной жизни. Первые известия о поэзии «лорда Байрона» стали появ­ляться в русской печати с середины 10-х годов и порой в тех номе­рах журналов, в которых печатались и ранние стихотворения Пушки­на.

Однако в пушкинских стихах до ссылки на юг ничего «байроновского» мы на встречаем, хотя общее представление о творчестве Байрона поэт уже не мог не иметь. «Это подтверждается «Чайльд-Гарольдовской» фразой в письме его к Вяземскому, которое написано в дни, когда Пушкин, очевидно, уже прослышал о месте своей ссылки.

 «Морская элегия» стала для самого Пушкина творческим посвя­щением в открывшийся ему и впервые эстетически открываемый поэ­том русской литературе грандиозный художественный мир творца, новейшего европейского романтизма, личность и поэзию которого он уподобляет «свободной» и «гордой» морской стихии. Пушкин погружа­ется в этот «океан»  поэзии, изучает их.

Стихотворение «Наполеон» написано Пушкиным пером не только вдохновенного поэта, но и мыслителя-историка. Попутно поэт ста­вит ряд органически связанных с наполеоновской темой острейших проблем политического, общественного, философского, этического характера, которые  ещё долго будут волновать умы людей девят­надцатого века и не потеряли своей остроты и в столетии двадцатом: Наполеон и Европа, Наполеон и Россия, Россия и Европа, гений – ти­ран, мечты о свободе всего «мира», всех народов земли. Это сти­хотворение Пушкина, посвященное одной из важнейших тем века, ис­полненное поэзии и мысли, патриотизма и гражданственности, являю­щееся своего рода колыбелью историзма и народности поэта – поч­вой, на которой вырастает пушкинская поэзия действительности – русский классический реализм. Пушкин все ещё находился под обая­нием поэзии Байрона, вскоре взявшись за написание новой поэмы – «Бахчисарайский фонтан», наиболее из всех южных поэм близкой к байроновским восточным поэмам. «Односторонность есть пагуба мыс­ли», – подчеркивал Пушкин. И действительно, односторонность, эго­центризм («отвращение» от внешнего мира) были органически чужды натуре Пушкина – человека и в особенности поразительному по сво­ей широте – «всезрящему» и «вездесущему» – гению Пушкина-поэта, в минуты вдохновенья способного внимать и

неба содроганье,

и горный ангелов полёт,                       

и гад морских подводный ход,

и дольней лозы прозябанье.

А в «Евгении Онегине» автор действует одновременно двумя способами: интегрирует – сближает себя и героя – и тут же от­деляет их – дифференцирует.

В главе неоднократно подчеркиваются общие – и психологические, и биографические – черты, роднящие автора с героем. В частности, изображенный в ней светский быт «петербургского молодого человека» – это в значительной степени и собственный быт Пушкина в период от окончания лицея до ссылки.

В последние годы жизни тема поэта для Пушкина станет одной из главных. Чем интенсивнее преследовали поэта, тем ожесточённее он отстаивал свою независимость. Всё острее возникала необходимость открыто выражать свою позицию. Опыт романтизма оказывался жизнен­но необходимым. Духовная субъективность поэта, постигающая свою самостоятельность и свободу, начинала определять стиль некоторых стихотворений. Это и «Не дай мне, бог, сойти с ума», и «Когда за городом, задумчив, я брожу», и «Я памятник себе воздвиг неруко­творный».

С 1838 года В. Белинский готовился к написанию большой работы о Пушкине. Белинский твёрдо отстаивает свой взгляд на Пушкина: «В первых своих лирических произведениях Пушкин явился провозвестником человечности, пророком высоких идей общественных», и эти произведения «были столько же полны светлых надежд, предчувствия торжества, сколько силы и энергии». Пушкина не занимают вопросы и судьбы общественного, исторического человека – он занят явлени­ями внутреннего мира, более заботится о том, чтоб его не тревожила действительность.

Данная особенность последних творений Пушкина была сразу же после его смерти понята и осознана некоторыми проницательными чи­тателями.  Карамзин пишет: «Вообще в его поэзии сделалась большая перемена; прежде главные достоинства его были удивительная лёг­кость, воображение, роскошь  выражений и бесконечное изящество, соединенное с большим чувством и жаром души; в последних же про­изведениях его поражает особенно могучая зрелость таланта; сила выражений и обилие великих, глубоких мыслей, высказанных с прек­расной, свойственной ему простотою*

В ряде стихов последних лет («Туча», «Поэт», «Вновь я посе­тил», «Эхо») Пушкин выражает своё отношение к коренным, самим важным вопросам жизни, к назначению поэта и поэзии, искусства вообще.

Тема поэта и поэзии находит отражение в цикле стихотворений                 А. Пушкина «Пророк», «Поэт», «Поэту», «Поэт и толпа». В стихотворении «Пророк» поэт обращается к библейской те­ме о шестикрылом Серафиме. Пророк – это вождь и правитель народной судьбы. Таким хотел видеть Пушкин и поэтов, чтобы они глаголом жгли сердца людей, то есть пробуждали массы к свободе. Пушкин придерживается высо­кого  державинского стиля.

Это изысканная поэтическая речь. В стихотворении «Поэт и толпа» Пушкин ставит проблему, связанную с назначением поэта. Мо­жет ли поэт приносить пользу, и в чем заключается её значение. Поэт противопоставлен толпе, которая обвиняет в сладости  его песни:

как ветер песнь   его свободна,

зато как ветер и бесплодна:

Какая же польза от ней?

И А. Пушкин отвечает, что поэзия – есть свободное служение людям, которая преследует высокие цели. « Мы рождены для вдохновения, для звуков и сладких мотивов!»

И Пушкин, обращаясь к этой поэме, показывает героя – гордого. Темы поэта раскрывается и в политической лирике.  К ним относятся стихотворения «В Сибирь», «Арион». «В Сибирь» – это не просто дружеский привет поэта декабристам в их  «каторжные норы» Нерчинских рудников, хотя и это уже само по себе можно расценить как его гражданский подвиг. Пушкин не побоялся в условиях  николаевской реакции, вскоре после разгрома восстания во всеуслышание заявить о своей близости к тем, кто посмел выступить в защиту прав человека на свободу, к тем, кто теперь отбывал ссылку. Это гимн делу декабристов, их подвигу во имя будущего. В июле 1827 года Пушкин пишет стихотворение, в основу которого берет мотивы древнегреческой легенды об «Арионе», поэте и  музыканте VII-VI веков до н.э. Но современники Пушкина, свидетели неудачи и разгрома восстания 1825 года, поняли истинный смысл этого произведения. «Арион» – небольшое по объему произведение, но «поэт сумел сказать в нем очень многое. Кормщик – умный в молчанье  правил грузный чёлн (лодка). Кормщик – это вождь. Спутники поэта-певца упорно и дружно  борются со стихией («с вихрем шумным») А певец? – «Беспечной верой» в победу полны его стихи. 

Поэт

Стихотворение это заключает в себе важную мысль. Поэзия, по Пушкину, состоит не в том, чтобы в стихах пересказывать свои обычные чувства и мысли. Поэт в жизни может ничем не отличаться от обыкновенных людей и даже  может оказаться ничтожней самых ничтожных людей. Но это потому, что не проявляются его особые свой­ства как поэта, что его «душа» спит, а значит, и «молчит его святая лира». Но зато, когда к нему приходит вдохновенье, когда он слышит голос бога поэзии Аполлона, – он совершенно “меняется”, спящая до тех пор «душа поэта» просыпается, и тут только прояв­ляются его громадные возможности, его высокие качества, не только чисто поэтические, но и человеческие: мудрость, проницательность, глубина чувства, благородство… Тут только он становится несрав­ненно выше обычных пошлых людей и ищет одиночества, общения с природой, чтобы верно и сильно выразить в поэтических словах вы­сокое содержание своей пробудившейся души.

Однако нельзя думать, что, говоря о разрыве между житейским поведением поэта и содержанием ого творчества, Пушкин оправдывает этот разрыв, считает, что если поэт велик в своих стихах, то в жизни он может быть ничтожен, малодушен! Пушкин только констати­рует, что такой разрыв бывает в действительности, и что нельзя су­дить поэта только по его житейским поступкам (когда его «душе вну­шает хладный сон») …Как страдал и мучился сам Пушкин от своих ошибок, легкомысленного поведения в жизни,  дурных  поступков, он сам с необыкновенной силой рассказал в ряде стихотворений. Например, «Воспоминание», где есть такие строки: «И с отвращением читал жизнь мою,  я трепещу и проклинаю, и горько  жалуюсь и горько слезы лью –Но строк печальных не смываю » (то есть не могу смыть)    [Лирика 1987, 126].

 

 Пророк

В этом замечательном стихотворении зрелого Пушкина (1826-1828) говорится о том, какими свойствами должен обладать поэт (в отличие от обыкновенного человека), чтобы достойно выполнить свое назначение.   Если в других стихотворениях, говоря о поэзии и поэте,  Пушкин пользуется аллегорическими образами античной мифологии (музы, Аполлон, Парнас и т.д.), то здесь он обращается к библейской мифологии: вместо поэта – пророк, вместо Аполлона – еврейский бог, вместо музы – шестикрылый Серафим (то есть ангел). В стихотворении рассказывается о том, как посланник бога, Сера­фим, преобразует всю природу человека, чтобы сделать из него по­эта («пророка»). У человека открываются глаза («зеницы») – он может теперь всё видеть и понимать («вещие», то есть мудрые «зеницы»), смотреть прямо на солнце, как орёл; он слышит и как в не­бе летают ангелы, и как растёт трава; это тонкое и мудрое пони­мание реальной действительности нельзя передать обыкновенной ре­чью – «и празднословной и лукавой», и Серафим даёт ему вместо языка жало мудрой змеи; наконец, вместо обычного «трепетного сер­дца» он вдвигает ему в грудь «уголь, пылающий огнем»: ведь только на самом жарком накале своих чувств поэт способен создавать высо­ко поэтические произведения. Но и этого полного преображения, из­менения всех чувств и способностей человека оказывается недоста­точно, чтобы стать настоящим поэтом:    «Как труп в пустыне я ле­жал…». Нужна еще высокая цель, высокая идея, во имя которой по­эт творит и которая оживляет, даёт смысл, содержание всему тому, что он так глубоко и точно видит и слышит, так жарко чувствует и так тонко и мудро умеет выразить в слове. Эта «цель», эта «большая идея» образно,  поэтически обозначена, как «бога глас», взывающий к «пророку», как воля бога, наполняющая его душу, оживляющая ого («восстань»), то есть «вставай», пророк, и «виждь и внемли», то есть  «смотри и слушай»,  и повелевающая ему «жечъ сердца людей» своим поэтическим словом («глаголом»), показывая им подлинную,  верную, неприкрашенную правду  жизни.

 

Поэту

Это знаменитое стихотворение написано на ту же тему, что и два предыдущих («Эхо» и «Ответ анониму»), но мысль его нередко понималась ошибочно критикой и читателями. Пушкин вовсе не зовет в нём поэта порвать с читателем, презирать любовь к нему народа, жить в одиночестве, чувствуя себя царём, возвышающимся над все­ми. Такое очень распространенное понимание стихотворения непра­вильно. Разрыв между «холодной толпой» и поэтом, одиночество поэта, не понимаемого читателем, – это не то, о чём мечтает, чего хочет Пушкин, а реальный, исторический факт, с которым ему при­ходится иметь дело, в эпоху николаевской реакции. Пушкин призы­вает поэта не поддаваться соблазну восторженных похвал и не из­менять своим убеждениям, своим «любимым думам» в угоду «народ­ной любви». Пушкин на себе испытал и «шум восторженных похвал», а затем и «суд глупца и смех толпы холодной», но не растерялся, не потерял веру в себя, в своё призвание. Он советует поэту оставать­ся твердым в своих убеждениях, спокойным (хотя отношение к нему читателей и делают его поневоле «угрюмым»). Он призывает поэта не «подчинять своё творчество, свой «свободный ум» никаким пос­торонним требованиям, идти «дорогого свободной», бескорыстно тру­диться, «усовершенствовать плоды любимых дум», относиться к сво­ему творчеству самым строгим образом, обнародовать только такие произведения, которыми он сам, со всей своей взыскательностью, остался доволен. И тогда его творчество будет по-настоящему «бла­городным подвигом» для человечества и – употребляя античные обра­зы пушкинского стихотворения – его поэтический огонь, горящий на алтаре Искусства, не погаснет, и  треножник, которого он вещает правду людям, не будет поколеблён, несмотря на брань и насмешки не понимающих поэта современников.

 

 Эхо

Если произведения молодого Пушкина пользовались громадным успехом и у читателей, и у большинства критиков, то после разгро­ма декабристов положение резко изменилось. Новому массовому чи­тателю, запуганному политическими  событиями 1825-1826 гг., реакционными взглядами и  мещанскими вкусами, была чужда позиция Пуш­кина. Явились новые писатели, старательно обслуживающие этого читателя и популярностью своею затмившие славу Пушкина. Реакци­онная критика бранила каждое новое произведение великого поэта. Пушкин потерял всякое сочувствие у читателей как из светского об­щества, так и из широких кругов (чиновников, помещиков, грамот­ных купцов и т.д.)

В стихотворении «Эхо» Пушкин горько сравнивает поэта с эхом, которое чутко откликается на все окружающие звуки, но на его го­лос ничто и никто не отзывается.

Ревёт ли зверь в лесу глухом,

Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поёт ли дева за холмом –

На всякий  звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты  вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов –

И шлёшь ответ:

Тебе  ж  нет отзыва… Таков

И ты, поэт!

 

Он  между нами  жил

А. Мицкевич был выслан за свою антиправительственную деятель­ность из Литвы в 1824 году в Россию и прожил здесь до 1829 года, когда получил разрешение выехать за границу. В 1826 году он поз­накомился и подружился с вернувшимся из ссылки Пушкиным, который восхищался его талантом и высоко ценил его как человека. После разгрома польского восстания 1830-1831 годов Мицкевич написал цикл стихов о России, в которых оскорбленный и озлоблённый польский поэт-патриот бранит всёе русское: и природу, и города, и деревни, и русскую историю, и русский народ, и своих бывших друзей (за ис­ключением казненных и сосланных декабристов). В ответном стихо­творении Пушкина «Он между нами жил…» поэт вспоминает любовь и искренние отношения, существовавшие между Мицкевичем и его рус­скими друзьями-поэтами, их мечты о будущем, когда национальная вражда не будет омрачать дружбу людей. Всё это и особенно ко­нец стихотворения с его горячим пожеланием успокоения и умиро­творения озлоблённой душе польского поэта является удивительным образцом пушкинской мудрости и высокого благожелательства к лю­дям.

 

Туча

Этот пейзаж, картина, показанная как почти всегда у Пушки­на, динамически, в движении в развитии, имеет, несомненно, ка­кой-то второй, символический или аллегорический смысл. Может  быть, здесь говорится о следах какого -то сильного, бурного чувства, сохранявшегося в душе человека  после  успокоения. А может  быть, стихи имеют и  политический  подтекст и являются одним из ряда аллегорических  напоминаний  Николаю I о необ-ходимости, наконец, освободить, вернуть  сосланных  декабристов.

Последняя туча рассеянной бури!

Одна ты несешься по ясной лазури,

Одна ты наводишь унылую тень,

Одна ты печалишь ликующий день.

 

Вновь  я посетил

Стихотворение написано Пушкиным немного больше чем за год до смерти (осенью 1835 г.). Пушкин в это время после длительного отсутствия снова приехал в Михайловское,  место своей  ссылки. В этих знаменитых стихах, полных глубокой поэзии, несмотря на от­сутствие рифмы, на простоту и неприкрашенность языка, создается образ времени, событий, текущих, изменяющихся и всё же сохраняю­щих свое единство. Поэт говорит о прошедшем, о настоящем и заг­лядывает в будущее. Вернувшись через десять лет в Михайловское, где он «провел изгнанником два года незаметных» поэт вспоминает  своё прошлое и видит перемены, которые произошли и вокруг, и в нём самом. Он вспоминает умершую няню, подругу дней ого суровых, видит снова домик, где он жил тогда, холм, над которым сидел, озеро, глядя на которое, он с грустью  вспоминал «иные берега»,  «иные волны», то есть Чёрное море, Одессу (там он оставил люби­мую им женщину). Он снова видит три сосны, растущие на границе Михайловского, и зрелище выросшей за эти десять лет молодой сосновой рощи уводит его мысли  в будущее: «Младая роща» делает­ся символом будущих поколений,  «племени младого, незнакового», к которому усталый поэт обращает своё приветливое слово в надежде, что и он не будет забыт потомками.

Великий Абай видел в Пушкине идеал и образец поэта-патрио­та и гражданина. Его  стихи на тему о поэтическом слове и поэте, об их роли в общественной жизни созвучны с пушкинским пониманием назначения литературы. Перу Абая принадлежат такие стихи, как «Поэт»,  «Не для забавы я слагаю стих»,  «Поэзия – властитель языка», само название которых говорит об утверждении им высокого предназначения поэта и поэзии.

С творениями великого русского певца познакомятся Ибрай Алтынсарин в Тургае, Чокан Валиханов в Омске, Абай Кунанбаев в Семипалатинске. Для Чокана Валиханова в 50-х годах XIX столетия, как вспоминают его друзья и современники П.Н. Потанин и В.А. Обру­чев, было обычным и естественным изучать творения русского поэта. О переводе А.С. Пушкиным истории Джона Теннера упоминает в своем письме от 14 декабря 1856 г. к казахскому другу писатель Ф.М. До­стоевский.

На своем родном языке услышали казахи Пушкина через 50 лет после его смерти. В 1887 году, более 120 лет тому назад Абай обратил­ся к переводу одного из главных и лучших творений поэта – романа «Евгений Онегин». Вслед за А. Кунанбаевым к переводу произведений А. С. Пушкина обратились его ученики по поэтическому окружению: Шакарим Кудайбердиев, Арип Танибергенов, известный народный певец и композитор Асет Найманбайулы. Характерно, что и они переводили в основном эпические творения А.С.Пушкина: роман «Евгений Онегин», повести «Капитанская дочка», «Дубровский», из цикла Белкина. Ви­димо, в силу того, что они придерживались песенной и эпической традиции казахского народа, им больше хотелось передать слушате­лям интересные и содержательные сюжетные «истории», нежели лирические стихи без ярко выраженного сюжета, которые плохо запомина­лись в силу их устного распространения и бытования.

Только в начале ХХ века казахский читатель смог познакомиться со многими творениями А. Пушкина на русском и казахском языках в напечатанном виде.

Обращение А. Кунанбаева и других поэтов к творениям Пушкина обогаща­ло их в идейном и художественном отношении. Казахская литература приобретала новые темы и мотивы в поэзии. Свободолюбивые гумани­стические идеи лирики русского певца воспитывали и утверждали у казахов дух борьбы и протеста, чувство сво­боды и независимости. В казахской поэзии утверждаются жанры по­литической лирики, революционной песни. Можно смело сказать, что процесс ос­воения наследия Пушкина на казахской земле и зарождение новой ка­захской поэзии шёл параллельно. Это вполне понятно: лучшие поэты были лучшими переводчиками пушкинского творчества. В числе таких следует назвать в первую очередь И. Джансугурова, который тоже переводил роман «Евгений Онегин» и лирику. Во многих поэ­мах Г. Орманова, Т. Жарокова, А. Тажибаева, Х. Бекхожина, Ж. Сыздыкова  критики Казахстана находят идеи и мотивы пушкинской лирики, говорят об идейном и художественном воздействии на них русского поэта. То же можно, пожалуй, сказать и о поэтах, обратившихся к А. Пушкину уже в 40-50-е годы –                      Д. Молдагалиеве, Г. Каирбекове, К. Шангытбаеве. Однако идеи и мотивы пуш­кинской поэзии восприняли и те писатели, которые непосредственно не занимались переводами его творений. В произведениях Сакена Сейфуллина, который в 1937 году был членом Всесоюзного юбилейно­го комитета в честь 100-летия памяти А.С.Пушкина и председателем республиканской юбилейной комиссии, воздействие русского поэта проявилось в жанровом и художественно-эстетическом отношении. Академик М. Каратаев справедливо заметил, что «поэмы Сакена Сейфуллина «Разлученные лебеди», «Хромой сайгак» и «Кокчетау» напо­минают своим сказочным фоном, красотой пейзажа, прозрачной чис­тотой чувств и филигранной чеканкой стиха пушкинские поэмы «Руслан и Людмила» и «Бахчисарайский фонтан».

Ильяс Джансугуров, один из самых выдающихся советских поэ­тов-лириков, высокохудожественно воссоздал на казахском языке та­кие творения Пушкина, как стихотворения «К Чаадаеву», «Послание в Сибирь», «Арион», «Анчар», «Три ключа», поэмы «Цыгане» и «Гавриилиада» – всего около 40 произведений.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА  2.

 Значение поэзии и поэта в раскрытии острых общественных проблем

История духовной культуры человечества полна драматизма борьбы и столкновений различных эстетический идей. Учёные никак не могли обойти вопрос о целях и задачах искус­ства, его отношение к общественной  жизни.

История любого народа – это, как известно, история борьбы, а история духовной жизни – это отражение процессов экономического развития, социальных отношений. Потому-то, прежде чем перейти к разговору о том, как понимал Абай Кунанбаев задачи и назначение искусства, попытаемся вкратце охарактеризовать историю данной проблемы.

Ещё в античные времена многих учёных волновал вопрос об ис­точнике поэзии, её назначении и целях, о путях воздействия на людей. Гомер считал, например, что его поэзия происходит «от муз» и «от богов». Действительно же цель поэзии Гомер видел в том, чтобы радовать людей, быть украшением пиров. В своем воз­действии на людей поэзия, как полагал Гомер, умножает не только их радость, но и очарование миром. По Гомеру, значение поэзии состоит в том, что «она является голосом богов, ибо они говорят устами поэтов. Но также и в том, чтобы доставлять людям радость и сохранять память о былых подвигах».

В истории эстетической мысли известны два основных направле­ния –идеалистическое и материалистическое, рассматривающие наз­начение искусства с диаметрально противоположных позиций. Первое из них, выражающее идеалистические воззрения на искусство, отрицает его материальную основу. Считая искусство творением разума, сторонники этого направления выдвинули теорию «чистого искусства» или «искусства для искусства». Хотя эта теория официально возникла в 40-х годах XIX века, но она корнями уходит далеко, в глубь истории. Например, Платон на­зывал искусство «одной лишь забавой», «развлечением» для людей, «вожделениями чувственной души». Даже Аристотель видел в искус­стве «продукт души» [Татаркевич 1977, 15-19].

Продолжая идеалистическую традицию прошлого, проповедники теории «чистого искусства», начиная с середины Х1Х в., разглаголь­ствовали, что якобы опекаемое ими искусство служит общечеловечес­ким идеям, добру и красоте и не является тенденциозным. Сторон­ники этой теории отрывают искусство от жизни, превращают его в какую-то абстрактно-отвлечённую деятельность, отключенную от общего русла общественной жизни. В своё время даже Лев Толстой не мог преодолеть господствующие в современную ему эпоху идеалис­тические взгляды на искусство. Но он выступал против мнения, согласно которому искусство рассматривается как источник наслаж­дения. Говоря об этом, Л. Толстой определяет искусство как одно из условий человеческой жизни. «Рассматривая же так искусство, – пишет он, – мы не можем не увидеть, что искусство есть одно из средств общения людей между собой». Далее  Л. Толстой говорит: «Ис­кусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно известными внешними знаками передаёт другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их».

Толстовское определение искусства не полностью раскрывает его назначение и задачи, но уже в нём содержится протест против того, чтобы на искусство смотреть как на источник наслаждения, утешения или забавы.

Л. Толстой как проповедник идей «непротивления злу насилием» в обязанность искусства вменяет борьбу против насилия. В задачу искусства великий русский писатель включал гуманную человеческую идею об «осуществлении братского единения людей». Он видел ключ к решению данной проблемы в возвеличивании религиозного сознания – христианства, «в том, чтобы установить на место царствующего теперь насилия то царство божие, то есть любви, ко­торое представляется всем нам высшей целью жизни человечества».

Л. Толстой, хотя и был в чем-то близок к материализму, не создал  целостной и верной системы  понятий об искусстве, связывая ого назначение со служением религии [Толстой 1955, 15-17].

Материалистическое направление в эстетической мысли получило отражение и дальнейшую разработку в творчестве В. Белинско­го и                     Н. Чернышевского. В. Белинский правильно определил назна­чение и цель искусства.  «Изображать, воспроизводить в слове, в звуке, в чертах и красках идею всеобщей жизни и природы: вот еди­ная и вечная тема искусства! – писал он. – Поэтическое одушевле­ние есть отблеск  творящей  силы природы… Чем выше гений поэта, тем глубже и обширнее  обнимает он при­роду, и тем с большим успехом представляет нам её в её  высшей  связи с жизнью».

Н. Чернышевский в диссертации «Эстетическое отношение искусства к действительности»,  развивая  мысль  В.Г. Белинского, даёт чёткое определение искусства и его назначения. Особенно он под­черкивает производность искусства от природы и жизни. «Природа и жизнь  выше  искусства», – писал  Н. Чернышевский. Назначение искусства видел он в  воспроизведении природы и жизни, в объяснении жизни, в произнесении своего приговора над  изображаемыми.  Задача искусства, как он полагал,  состоит в  том,  чтобы «быть для человека учебником  жизни».

 Выдающийся  русский  демократ  правильно  определил  цель искусства. По его мнению, искусство – это воспроизведение действительности, т.е.  средство познания мира,  в том числе  специфическое, художественное  познание  природы  и жизни.  Искусство – это  объяснение  жизни,  средство  расширения познавательной способности человека. Художник, отображая  действитель-ность   жизни,  произносит  приговор от  имени  своей совести, во имя  интереса  народа всему тому, с чем он внутренне не согласен, что мешает  общественному  прогрессу. Искусство  является для людей  учебником жизни,  т.е. оно помогает  жить  и творить,  действовать и бороться  за высокие  идеалы.

Известный  русский критик  Д. Писарев  по-своему  своеобразно  подошел  к раскрытию  сущности  искусства  и поэзии. Он не видел  особого различия  между ремеслом  и художественным  творчеством.  На его взгляд, поэтом  можно стать  точно так же,  как адвокатом, профессором, публицистом, сапожником  или  часовщиком.  

По утверждению Д. Писарева, в основе  балета,  музыки,  живописи, скульптуры, архитектуры  лежит чувство, уже в силу  своей  иррациональности они  не могут содействовать «умственному  совершенствованию человечества», не могут служить  «орудием реализма»,  а потому  бесполезны. Более того, в обществе, где властвуют голод  и  нищета, они  безнравственные.  Другое дело – литература.  Литература может  учить людей  правильно мыслить. Её лучшие  представители  рисуют  «те стороны  человеческой  жизни,  которые  так необходимо  узнать  для того, чтобы  основательно  размышлять и действовать».

Как видно,  Д. Писарев  особо  отделяет  литературу  от других  видов искусства,  несколько  умаляя  их роль, но в то же время  верно рассуждает о назначении  литературы  как активной  эмоциональной  силы, способствующей  размышлению  и  действованию.  

Назначение  искусства  четко определил  и  Н.А.  Некрасов. Он называл  свою  музу  музой « мести и печали»:

Иди в огонь  за честь  отчизны,

За убежденье,  за любовь….

Иди и гибни  безупречно,

Умрёшь  недаром,  дело прочно,

Когда под ним  струится кровь. 

Будь гражданином!  Служа  искусству,

Для блага  ближнего  живи,

Свой  гений,  подчиняя  чувству

Всеобнимающей любви.

Поэт-гражданин, верный сын отчества Н. Некрасов писал, что «нет науки  для науки, нет искусства для искусства – все они существуют для общества, для облагораживания, для возвышения человека, для его обогащения знанием и материальными удобствами  жизни».

Мы привели достаточно  выдержек  из  произведений  выдающихся  представителей  прогрессивной  русской эстетической  мысли,  имевших  определенное  влияние  на формирование  мировоззрения Абая Кунанбаева. Однако  Абай,  вырабатывая  свой эстетические  идеалы,  не только  испытывал благотворное  воздействие  критический  демократической  русской культуры, но и критически  переработал  и творчески развил  всё то, что было  создано до него на местной  почве.

Немало художников, учёных-мыслителей  породила  казахская земля. В ХІІ – ХІІІ  веках  на его  территории  были созданы  поэтические  творения, воспевающие образ жизни  степняков  и их  религиозные  верования. Прав был  В. Белинский, когда писал о том, что «сознание  всех …  народов, прежде  всего,  выражается  в поэзии, и поэтому  каждый народ  и каждое  племя  непременно имеет свою  поэзию, на какой бы… ступени  цивилизаций  и образования  ни  стояли  они.  Отсюда  не  исключаются  ни номады Средней Азии,  ни дикари океанийские.  Народ или  племя может не знать  искусства писания, но  не может  не иметь  поэзии».

Много было поэтов, сказителей, акынов  и  импровизаторов на казахской земле до Абая. Они  внесли  определённый  вклад  в развитие художественной культуры  казахского  народа,  в становление  казахской  поэзии.  Но большинство  из них  не понимало  истинной  сущности  духовной  культуры  или же  неверно  представляло  себе  общественную  роль  поэзии. Отрицая  или не до конца  понимая общественное  назначение  духовной  культуры, они  сводили  его  к  служению аллаху,  к проведи  религиозной  мистики, восхвалению  ханов  и их прислужников.  Цель и  обязанность поэта заключались, по их  представлению,  в том, чтобы  развлечь  аристрократов – баев, ханов и их прислужников, скучающих от безделья  и роскоши. Хорошими поэтами  считались  дворцовые  поэты,  сочиняющие стихи  о мнимых  заслугах  ханов, биев.

История казахского народа сохра­нила немало имён творческих личностей, связавших свою судьбу с думами, мечтами и интересами своего народа. Поэты Ахмет Ясави (1094 -1167), Сулеймен  Бакыргани (1121-1186), Насриддин  Робугази ( жил в XIII веке), поэты-импровизаторы Мудрый Коркыт, Асан-печальник, Казтуган, Шалкииз, Бухар-жырау, Калкамула и другие старались отразить в сво­ем творчестве настроение и думы народа, бичевали несправедливость и не представляя в чём же заключаются причины бед, не находя вы­хода из тупика, они зачастую погружались в грустные раздумья, пессимизма, религиозную мистику. Профессор Х. Суюншалиев отмечает, что литературные памятники IX – XII веков, наполненные средне-веко­вой религиозной схоластикой, не канули бесследно в прошлое, наш­ли отражение в культуре последующих эпох.

 «Хикметы» Ахмеда Ясави имели определен­ное влияние на казахских поэтов и акынов XIX века, – пишет Х.Суюншалиев, – например, Майлыходжа, Мадеш ходжа, Майкот, Шортанбай, Мурат, Аубакир и ряд других поэтов, подражая ходже Ахмеду Ясави вступали на путь мистики, проповедовали загробную жизнь. Распро­странение получили проповеди ходжи и суфизма. Среди сторонников проповеди загробной жизни и мистики нашлись люди, не только подражающие хикметам ходжи Ахмеда Ясави по идейному содержанию, но и в выборе художественной формы стихосложения».

Поэт-бунтарь Махамбет Утемисов (1804-1846), живший в пер­вой половине XIX века, впервые в казахской литературе положил начало «бунтарской поэзии». Будучи боевым другом предводителя народного вос­стания против казахских феодалов Исатая Тайманова, он влился в ряды народа, поднявшегося против не­справедливости. эксплуататоров – ханов и баев. Боролся он и мечом, и пером. Назначение своей поэзии Махамбет видел в уничтожении ханов-эксплуататоров. Хан Жангир, желая ис­пользовать авторитет поэта в своих корыстных целях, хотел сделать Махамбета дворцовым поэтом. Но тот категорически отказался от унизительной для него миссии поэта-лизоблюда. Хан, разъярённый отка­зом, стал преследовать Махамбета, и поэт погибает.

Стихотворения Махамбета «Не оседлав коня натощак», «Что толку», «Камышовое озеро», «Исатаю», «На коней» и другие полны непримиримости к бедственным условиям жизни народа, они призы­вали народ ханов и тому подобных «биев толстобрюхих – обезгла­вить». Вся жизнь поэта и его поэзия насыщены духом борьбы за светлые идеалы грядущего. Он не теряет бодрости духа и веры в будущее даже в те дни, когда восстание под предводительством ка­захского батыра Исатая жестоко подавляется местными властями с помощью оружия царской России.

Девиз его жизни бил:    

Сын отчизны – за ярость ночей,

                                              За скрещение пик и мечей.

Гражданский долг каждого, по мнению поэта, заключается в борьбе за свободу человека:

Разве дождёшься пользы какой,

Если он в руки меч не возьмёт,

Если по следу отцов не пойдет?

Он ненавидел ханов, биев, ведущих праздный образ жизни. Ка­кой от них толк, объявляет Махамбет, «если для немощных и бед­няков нет справедливости, правды у них!» С нескрываемой нена­вистью обращается Махамбет к султану Баймагамбету:

Ты – мой враг, и много поколений

Друг за другом мы следим с тобой,

Ты – потомок ханов белокостных,

Я тебя извечно ненавижу.

Враг заклятый другом стать не может,

Из полы не сделаешь халата…

Ты, султан Баймагамбет почтенный,

Мне один бы на один попался… –

Прикусив, тебя бы проглотил я,

Подавиться, не боясь костями!

Махамбет, поэтизируя подвиг и бесстрашие Исатая Тайманова, считал его жизнь образцом героизма, личной отваги, преданности своему народу:

Родного народа права

Растоптаны ханом жестоким.

Но клятва – не просто слова,

И в сердце надежда жива…

“Скачи по степям, Исатай,

И снова народ поднимай”.

Такой наказ даёт поэт своему боевому другу в дни, когда жес­токий хан топил в крови народное восстание:

Пусть каждый, джигиты, батыром умрет, –

Запомнит могилу его народ. [Антология 1958, 127-129].

Бунтарское творчество Махамбета Утемисова стало одной из вершин романтической поэзии до Абая. Оно было направлено своим ос­триём против насилия, отстаивало интересы крестьян-бедня­ков, борющихся за социальную справедливость и счастливую жизнь.

Современники Абая – поэты Шортанбай и Дулат – иначе понимали суть и назначение поэзии. В противовес им, пессимистам, А. Кунанбаев выступал сторон­ником гражданской поэзии. Он впервые в казахской степи правильно понял и оценил эстетические принципы относительно предназначения поэзии и вообще духовной культуры в жизни народа. Он выразил свои мысли по этому поводу в поэтических образах:

Не для забавы я слагаю стих,

Не выдумками наполняю стих.

Для чутких слухом, сердцем и душой,

Для молодых я свой слагаю стих.

Кто сердцем прозорлив и чуток,  тот

Поймет, что в каждый я влагаю стих.

В этих строках чётко изложена позиция Абая о назначении и цели поэзии. «Не для забавы» и не для развлечения ханов и феодалов слагал он стихи. Его поэзия служила воспитанию людей, особенно молодёжи.

А. Кунанбаев верно трактовал отношение поэзии к действительности, знал, кому предназначаются его духовные наставления. Поэтическое творчество он не считал продуктом абстрактной фан­тазии  и выдумки, потому и писал: «Не выдумками наполняю стих». Как справедливо в своё время отмечал В. Белинский, «содержание даёт поэту жизнь его народа» [Белинский 1948, 44]. Абай идеи и мысли для своей поэ­зии брал именно из конкретной жизни народа.

Содержание всех его стихов составляет кипучая, противоречивая, многострадальная жизнь казахских аулов XIX века, полная несправедливости. Поэт стремился реалистически отразить окружающую его общественную среду, жизнь своих совре­менников. Он высмеивает волостных управителей, правдиво описыва­ет кочевой образ жизни казахов-скотоводов, показывая их связь с природой, меняющейся в разные времена года:

Мастерство и правда – в этом  цель певца.

Чтоб раскрыть не только очи, но сердца,

Дать примеры юным, просветить невежд.

Даже нет и в мыслях  забавлять глупца!

Так определяет цель поэзии и поэта А. Кунанбаев. И всю свою жизнь он придерживается этих поэтических принципов, никог­да не отходил и не отступал от них, всегда остаётся верным сво­ему идеалу служения народу.

Абай выступал за высокое идейное содержание поэзии, от неё требовал  глубокого отражения жизни. Он подвергал острой критике легковерных поэтов, называл их глупцами:

Иных  певцов глупцами нахожу –

Из мусора  стихи они слагали.

Поэт ясно сознавал, что подлинная поэзия невозможна без общественно значимого содержания и глубоких идей. Без этого, как считал Абай, поэзия не постигнет истины, не отразит реальной жизни.

В творчестве А. Кунанбаева можно найти и верные представления о са­мой природе поэзии. По утверждению поэта, духовная культура, ис­кусство, поэзия не должны быть результатом прихоти отдельных лю­дей, забавой для  каприза праздных аристократов, игрой, выдумкой отдельных одарённых людей. Искусство и поэзия, по его мнению, заключаются в истинном, объективном отражении самой дей­ствительности, пропущенной через сознание художника.

Поэзия является субъективным отражением реального мира, прошедшим через сознание мастера художественного слова. Поэзия производна от материи и высшей её формы – мозга человека. Она должна служить народу, всегда и всюду сопровожая человека:

Если умер  близкий – скорбен человек.

Сердце злой утратой ранено навек.

Почему ж он в песню облекает боль,

Жемчуг слёз роняя с увлажнённых век?

Жениха  ль встречают, правят брачный той,

Или по аулам ходят с молодой – …

Не цвести без песни радости земной!

Родился младенец – пир, шилдехана,

И  ночами песня звонкая слышна.

Вспомни, что стихами изъяснялся бий, –

В песне мудрость предков нам сохранена [Кунанбаев             1958, 79]

Абай пишет, что без песни невозможны ритуалы, праздники и обряды. Поэзия необходима людям, как воздух и вода.

В. Белинский в своих статьях «Разделение поэмы на роды и виды», «Идея искусства», «Общее значение слова литература», на­писанных в 1841 году, рассматривая проблемы поэзии и говоря о её назначении, отмечает: «Поэзия есть высший род искусства», «Поэзия представляет собою всю целость искусства, всю его орга­низацию», «Искусство есть непосредственное созерцание истины или мышление в образах», «Литература есть последнее и высшее выражение мысли народа, проявляющейся в слове». В поэме                   В. Бе­линский видел как бы «любимое дитя, счастливого баловня прист­растной матери-природы, дитя испорченное, шаловливое, капризное, часто злое даже, но тем больше очаровательное и милое».

Отношение А. Кунанбаева к слову, его мысли о поэзии удивительно совпадают по содержанию с высказываниями  В. Белинского. Абай писал:

Поэзия – властитель языка,

Из камня чудо высекает гений.

Теплеет сердце, если речь легка,

И слух ласкает красота сравнений.

 Казахский поэт всегда отстаивал высокий идейный уровень поэзии, полное соответствие содержания художественной форме. Единство содержания и художественной формы – поэтический идеал А. Кунанбаева:

К стихам стремятся смертные равно,

Но лишь избранника венчают славой,

Того, чьей мысли золотой дано

                      Блистать стиха серебряной оправой.

Единство содержания и формы отличают каждое его произведе­ние. Он ратует не только лишь за внешнюю красоту своих стихов, не только за соответствующее оформление поэтических творений, но старается, как об этом говорил Н. Некрасов, «чтобы сло­вам было тесно, мыслям просторно».

Стих – узор словесный, стих – что кружева,

Пригнанные тесно, в нём поют слова.

Если слово звучно, если мысль  верна, –

Не отвергнуть песни, песня век жива!

Ценность поэзии, её жизненность и долговечность зависят от высокого идейного содержания, глубины мысли, отточённости художественной формы. Когда глубокое содержание соответствует достойному художественному оформлению, тогда поэ­зия сильна, она и «век жива». Тех, кто не придерживался такого единства, Абай высмеивал, не считал истинными художниками сло­ва:

Шортанбай, Бухар-жырау и Дулат…

Песни их – обноски из сплошных заплат.

О, когда б нашёлся хоть один знаток, –

Вмиг изъяны б эти обнаружил взгляд!

Эти поэты в свои стихи вкладывали религиозное содержание, печально скорбя по необратимым временам. Такие стихи не могли, конечно, вселять в народ надежду в будущее и не находили среди него поклонников [Калмырзаев 1979, 46-47].

А. Кунанбаев не соглашался с эстетическими принципами в творчестве его современников – поэтов Шортанбая, Бухара, Дулата. Он категорически отрицал ценность поэтических произве­дений, создатели которых были выразителями интересов притеснителей общества, восхваляли ханов, биев, жесто­ко эксплуатирующих народ.

Абай не смотрел на поэзию, как на средство существования или же обогащения, получения вознаграждений, почестей. Призва­ние поэта он видел в служении народу, и потому выступал против тех, кто в искусстве видел источник корысти, наживы, славы. Отри­цая утилитарный подход к поэзии,          А. Кунанбаев превыше всего ставил её об­щественное назначение:

В толпе с кобызом пели, с домброй,

Хвалили всех, скитаясь по дорогам.

Бродили  попрошайками порой.

Позоря песню, проклятые богом.

Бродяга за подачку расточал

Душевный жар свой, теша встречных лестью,

На стороне чужой, ценой похвал,

Он добивался невысокой чести.

Абай возмущался  тем, что такие горе-поэты подрывают автори­тет поэзии, её общественную значимость.

Он шел туда, где бай, и где хвастун,

Но подаяньем не менял удела,

И дешевели звуки  звонких струн,

И жажда песни в людях оскудела.

Абай обращается к поэтам:

Не проси за песню денег и наград;

Ты ж пропевши   песню, не понес утрат!

Продающих песню дальше обходи –

Песню пой пред теми, кто ей сердцем рад.

А. Кунанбаев, вкладывая в поэзию всю свою душу и чувства, высоко поднял значение поэзии в жизни народа. Он, как пишет М.О. Ауэзов, «первый утвердил в казахской поэзии высокое общественное призвание поэта». Абай не для забавы слагал стихи, а старался принести пользу народу, словом и пером боролся за  ин­тересы обездоленного люда.

Поэт знал определённо, что он хотел сказать народу своими стихами. «Наконец, решил: возьму в спутники бумагу и чернила и стану записывать все свои мысли, может быть, кому-то придётся по душе какое-нибудь моё слово, и он перепишет его для себя или просто запомнит…» Он обращается к своему народу с убедительной просьбой вглядеться глубже в его душу и стараться познать «сущ­ность его поэзии. «Песня болтлива», – замечает   Абай. Она рас­скажет народу обо всем, что творится в душе поэта. Он знал цену своих творений:

Я много мудрых слов сказал до этих пор,

С печалью   устремлял я в будущее взор.

И думал: умные, проникнутые стыдом,

И будут честно жить, народу не в укор.

Абай, раскрывая смысл  и назначение своей поэзии, обращается к читателям с призывом:

О, не упорствуй так, народ упрямый мой,

Речей моих пойми, подумав, смысл прямой.

Внимая мне, скажи, что потеряешь ты?

Не для забавы здесь я говорю пустой.

Поэт впервые в казахской литературе приблизил художественное  слово к действительности, к человеческой жизни. Верно отра­жая думы и чаяния народа, Абай сумел добиться единства формы и поэтического содержания,  он сделал поэзию близкой и понятной для читателей благодаря тому, что смог выразить их сокро­венные идеи и мечты в лаконичных и ёмких поэтических строках. «Слово стало доступным, и ты, слушатель, будь внимательным, доб­рым», – обращается поэт к своему народу.

Как старый бий, пословиц не леплю,

Не бормочу, на грош меняя душу.

Слова скупые, верные люблю,

И ты простую речь мою послушай, –

пишет поэт. Порой Абая не всегда понимали, ибо народу трудно бы­ло порвать с теми устоями и традициями степи, против которых выступал поэт. Будучи свидетелем невежества и других негативных явлений казахского аула, поэт часто прибегал к назиданию:

Поддержки не найдя, я отбивался сам,

Когда глупцы со мной вступали в пререканья,

И были умники глухи к моим словам,

Храня, как водится, упорное молчанье.

… О язык  мой, о пыл стихов,

Непонятен ты для глупцов!

Абай, борясь за интересы народа, близко принимал к сердцу каждый опрометчивый поступок соплеменников, переживая все их горести и беды. «Как кляча, я устал», – признавался в одном из своих стихов Абай.

                     И страшно мне на них остановить свой взгляд:

Как одержимые они проходят мимо,

То заартачатся, то пятятся назад,

И мысль их для меня вовек неуловима.

То соглашаются, то отступают в тень,

То петушатся вновь, пустую спесь удвоя…

Нет больше сил моих, за днём уходит день,

И хочется душе последнего покоя.

И все же ничто не могло заставить Абая сойти с избранного им пути служения народу своей поэзией, даже порою хладнокровное отношение слушателей к призывам поэта.

Всем пресытиться может душа,

Только песня всегда хороша.

Если вдохновенно поёшь,

Грудь ликует, свободно дыша.

Поэзия для Абая – это стихия, овладевшая душой  поэта. Он не может не писать стихов, его ничто не в силах остановить на пу­ти творчества. Абай предан своему призванию народного   певца-наставника:

Голос мой, заливайся и пой,

Гордых дум  пусть закружится рой.

Пусть текут мои слезы ручьём,

                     Душу всю заполняют собой.

Поэт всегда старался донести «смысл мечтаний» своих до соз­нания народа. «И умру я, оставив стихи, – пишет  Абай, – лишь для тех, кто поймёт их потом».

Абай никогда не терял надежды на то, что его потомки когда-нибудь поймут правомерность всего, к чему он призывал:

Кто несчастней меня живёт?

Пусть услышит.

Кому нужно слово моё –

Тот его пускай и возьмёт.

Абай знал цену художественному слову. Истинная поэзия, по его мысли, представляет большую силу и несёт в себе иногда медлен­но действующий, но всегда существенный идейный заряд. Абай знал и верил, что его поэтический труд не пропадёт зря.

Небезынтересна мысль представителя эстетики американского романтизма Д. Р. Лоуэлла (1819-1896) о большой притягательной си­ле и ценности художественного слова. Лоуэлл писал, что «историки могут сколько угодно выправлять спину Ричарда Ш – им не удалить горба, которым его наградил Шекспир».

Поэт А. Кунанбаев не только писал стихи, но и сам перекла­дывал их на музыку. Он создал мелодии ко многим своим стихам. Его песни пелись по всей казахской степи, став достоянием широких масс. Без песен Абая не обходились свадьбы и праздничные обряды.

Абая всегда волновала проблема художественного слова, восприятия, совершенствования эстетической культуры, воспитания художественного вкуса слушателей. Этим вопросам он посвятил ряд своих произведений, таких, как «Птицы-песни во всех направлениях ле­тят», «Грубый крик, рёв осла», «Красивою песней под струнный звон», «Всем пресытиться может душа», «Ты, домбра, сильнее грянь», в ко­торых затрагиваются проблемы воспитания художественного вкуса слушателей [Кунанбаев 1960, 80, 225,149].

А. Кунанбаев, сам будучи хорошим музыкантом и исполнителем, близко знался со многими творческими людьми, организовывал различные состязания, воспитывал и направлял таланты молодых, способство­вал раскрытию их дарований, становлению начинающих самосто­ятельный творческий путь. Он встречался с выдающимся певцом и поэтом Биржаном, старым слепым певцом-сказителем Шоже и другими одарёнными людьми своего времени, глубоко уважал их таланты.

Красивою песней под струнный звон

Ты весь охвачен в ночной тиши.

Песня меня  забирает в полон.

Как я, люби их от всей души!

Поэт любил песню, учил народ отличать хорошую песню от раз­личных пустых подражаний:

Грубый крик, рёв осла, –

Лишь одна досада нам.

Лгать и хвастать без числа –

Разве в том награда нам?

Абай всегда чётко разграничивал истинное искусство от под­делок и дешёвок.

Только пенью не всякому сила дана,

И бывает, что музыка чувств лишена, – подчеркивал поэт.

Вместе с тем А. Кунанбаев правильно подмечал: чтобы отличить хорошее от плохого, истинное искусство от побрякушек, необходимо быть художественно воспитанным человеком [Габдуллин 1970, 83]. В своё время эта мысль бы­ла подчеркнута К. Марксом: “…если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком”. «Только музыка, – утверждает К. Маркс, – пробуждает музыкальное чувство человека, для немузыкального уха самая прекрасная му­зыка лишена смысла, она для него не  является предметом».

Абай средствами поэзии говорит об этом же  следующим образом:

Песнь, ввысь устремлённая, льётся струей,

Увлекая могучей своей красотой

                   Беспокойное сердце и жаждущий ум.

                   Но её не поймет тугоухий, глухой!

В 1889 году Абай перевёл несколько отрывков из «Евгения Онегина». С поразительным искусством преодолевал он трудности в передаче пушкинского текста.  Так, например, известные строки из пись­ма Татьяны:

Зачем Вы посетили нас

В глуши забитого селенья?

Я никогда не знала б Вас,

Не знала б горького мученья…

       Абай перевёл:

Келмесең егер сен бізге,

Сау болмас па ең әлбетте?

Болмасам ашына мен сізге.

Тұспас ем мұндай бейнетке.

 

       Например, строки:

И молвил: «Вы ко мне писали,

Не отпирайтесь. Я прочёл

Души доверчивой признанье,

Любви невинной излиянья».

Абай перевел так:

Хатыңнан  жақсы  ұғындым сөздің бәрін,

Кірі жоқ, кіршігі жоқ мағыналарын, 

Жасырмай  жастықпенен, нанғыштықпен

Айтыпты шыншыл тілің, бар інкәрін.

Этот кропотливый труд увенчался замечательным успехом. Письмо Татьяны, ответ Онегина настолько понравились молодёжи, что девуш­ки и джигиты заучивали их наизусть. Во время айтысов девушки пели строки из письма Татьяны, а джигиты отвечали словами Онегина. Отрывки из романа Пушкина в переводах Абая передавались из уст в уста, имена Татьяны и  Онегина стали широко популярны в казахском народе [Шалабаев 1975, 24-25].

Воодушевленный восторженным приёмом пушкинских переводов, Абай сочиняет свой роман в стихах. Одно из писем в нём названо «Предсмертные слова Онегина».

Моя любимая, принарядившись,

Пришла ко мне нежна,

Душа полна безумья…

Она беспрестанно целовала, обнимала.

В смятении склонился мой стан,

А душа парить стала птицей.

Пожалев, дала поцеловать,

И я стократ стал несчастней.

Ты исполнила свой коварный замысел

И ни разу не оглянулась.

Ты, свой разум и душу

Взнуздав, победила тело,

Я уж не исправлюсь больше.

                        Что ты хочешь от несчастного?

Онегин уходит в могилу, сохраняя в сердце любовь к Татьяне… Это отвечает точке зрения Абая на любовь: «Не увлекают женщину, а если любишь, так люби искренне, отдавая ей всего себя». Перу Абая принадлежат такие стихи, как «Поэт», «Не для забавы я слагаю стих», «Поэзия – властитель языка», сами названия которых гово­рит об утверждении им высокого предназначения поэта и поэзии.

Творчество А. Кунанбаева – своеобразная энциклопедия казахской жизни. Проблемой творчества Абая является проблема человека в этическом аспекте. В своих поэтических и прозаических произведениях он постоянно размышляет о назначении человека, о цели и смысле жизни, о добре и зле, о справедливом и несправедливом, прекрасном и бе­зобразном, об идеале и благе. Поэт пытается осмыслить отношение че­ловека к прошлому, современности и будущему. «Гордо презирая не­вежество и тьму.., выдвигая и отстаивая просветительско-демократическое понимание человека, он старается дать разумный совет подрастающему поколению казахов, воспитать из каждого казаха Человека, сделать его «кирпичом мироздания».

Призыв «Адам бол» («Будь человеком!») является лейт­мотивом всего творчества поэта-мыслителя, гуманиста-просветителя. Человек, его этический и эстетический облик, его образование и воспитание, мир его чувств и интеллекта, его идеалы и цель жиз­ни всегда увлекали Абая.

Известно, что казахский просветитель не оставил специальных философских трактатов. Одной из отличительных черт   творческого метода         А. Кунанбаева является изложение философских идей посредством по­эзии.

В цикле моралистических поэтических произведений Абай выдви­гает этический принцип «Адам бол » («Будь человеком!») и рекомен­дует молодому поколению целый кодекс этических норм дружбы и товарищества, любви и супружества, долга и совести, мужества и красоты человеческих поступков, говорит о положительных и отри­цательных качествах характера, добре и зле, о роли науки и учёных в нравственном совершенствовании человека. В этом отношении ха­рактерны такие произведения, как «Джигиты, дорог смех, не шутов­ство», «Пока не знаешь – молчи», «В интернате учится» и многие другие.

Если в одних стихотворениях Абай говорит, что надо делать, чтобы быть Человеком, то в других он учит, чего не следует де­лать, чтобы стать Человеком. Например, «Не щеголяй вещами», «Из­мучен, обманут я всем вокруг», «Я много мудрых слов сказал», «Разделившись на партии».

Но Абай не ограничивает себя поэтической формой изложения мысли. Начиная примерно в 1890 года, он использует форму назида­ний. Основное содержание этических идей Абая обусловлено наблюде­ниями над поступками и поведением представителей казахского обще­ства второй половины XIX века. Абай критикует пороки и мораль казахских феодалов баев, биев, султанов, волостных управителей своего времени.

Свое просветительско-демократическое понимание человека он противопоставляет феодально-патриархальному представлению о че­ловеке; свой гуманистический идеал человека он противопоставляет мистическому «идеальному» человеку. Свои советы и назидания Абай адресует подрастающему поколению.

Все суждения А. Кунанбаева о человеке и его поступках определялись внутренней логикой просветительского гуманизма. Проблема челове­ка воспринималась им многопланово, как биологическая, психологи­ческая, эстетическая, этическая и философская. Но особенно его привлекал этический аспект проблемы. В братстве с Россией он ви­дит путь к счастью казахского народа. Между положениями Белинс­кого и Абая о нравственном совершенствовании человека имеются общие предпосылки. В статье «Опыт системы нравственной философии» в качестве основного требования нравственности В. Белин­ский выдвигает тезис: добродетель должна быть сознательной. То есть любовь к человечеству и к отдельному человеку должна быть осознанной [Белинский 1948, 35].

В своих воззрениях о моральном совершенствовании человека                   А. Кунанбаев также придерживается точки зрения, что добродетель долж­на быть сознательной. По его мнению, разум должен быть одним из основных требований нравственности. Поэтому, воспитывая человека, надо развивать разум, особенно такие его черты, как справедли­вость и трезвость, избегать хитрости, ибо из хитрых детей не вы­растают добродетельные люди. Взгляды Абая на воспитание подрастающего поколения во многом совпадают с идеями  А. Герцена. Говоря о нравственном воспитании детей, Герцен пишет: «Если ди­тя солжёт, не пугайте его дурным действием, скажите, что солгал, но не говорите, что он лгун. Вы разрушите его нравственное до­верие к себе, определяя, его, как лгуна». Демократ-просветитель Абай так же выступал против лицемерия и ан­тигуманной морали.

Обобщая мысли Абая Кунанбаева о назначении поэзии и поэта, можно сказать, что он правильно представлял происхождение само­го художественного искусства, в частности, поэзии как субъектив­ного отражения реальной жизни в сознании художника, как резуль­тата творческого труда человека, а не вымышленного продукта аб­страктной фантазии отдельных личностей, наделённых божественным даром. Его понимание роли, назначения поэзии и поэта во многом совпадает со взглядами В.Г. Белинского, Н.А. Некрасова и других русских демократов XIX века. В ка­захской литературе Абай первым заговорил об общественном призва­нии поэзии и художника. Назначение поэта он видел в служении де­лу народа, в нравственном воспитании людей. Творческий гений Абая был верен реализму, народности, дружбе всех народов. Абай шёл по пути своего учителя – А.С.Пушкина [Базарбаев 1976, 10-11,39-43].

В изучении творческого наследия Абая Кунанбаева большая ра­бота проделана казахскими и русскими писателями, литературоведами и язы­коведами. Абаеведческие труды М. Ауэзова, С. Муканова, Г. Мусрепова,              Х. Джумалиева, М. Сильченко, А. Искакова, З. Ахметова, И. Дуйсенбаева общеизвестны.

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

А. Пушкин и А. Абай – великие поэты. Их поэзия была народной. Они были зеркалом казахской и русской поэзии. Они писали для народа. По произведениям А. Пушкина можно следить за постепенным раз­витием его не только как поэта, но вместе с тем и как человека. В допушкинской поэзии мало было простоты. Она впадала в утомительное красноречие. Когда читаем стихотворения Пушкина, то человек глубоко задумывается. Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия: никакого наружного блеска, всё просто, всё прилично раскрывается.

Казахская поэзия до Абая тоже тяготела к эпике. Акыны до Абая настойчиво внедряли в поэзию дидактику, нравоучительность. Но Абай стремился уйти от этих традиций.

Абай боролся за счастье, за свободу казахского народа. Поэт открыл  обнажённую душу казаха для казаха. Он открыл глаза своему на­роду. В борьбе за справедливость проходят многие годы жизни по­эта-борца. Поэтому в его стихотворениях наблюдается всё больше язвительных, жгучих строк, насыщенных острыми социальными мотива­ми. Общественная деятельность и поэтические творения Абая Кунанбаева были особенно популярны среди казахской молодёжи. На празд­никах, свадьбах, судебных разбирательствах люди  вставляли в свою речь слова Абая, его стихи и афоризмы.  Юноши объяснялись девуш­кам в любви стихами Абая.

Творчества А. Пушкина и А. Кунанбаева тесно связаны. Пушкин в своё вре­мя интересовался казахским народом, а Абай – русским. Великий казахский поэт видел в Пушкине идеал и образец поэта-патриота и гражданина. Его стихи на тему о поэтическом слове и поэте, об их роли в общественной жизни созвучно с пушкинским пониманием назначения литературы.

А. Кунанбаев глубоко осознавал значение произведений русской демократической литературы, сыгравшей большую роль в развитии художественного слова, культуры Казахстана того времени. Стремясь ознакомить с ними казахский народ, он переводит на родной язык произведения Пушкина, Лермонтова, Крылова.

К переводам «Евгения Онегина» Абай приступил в то время, когда передовая честь казахского народа жадно тянулась к русской ли­тературе и культуре. Прогрессивно мыслящие сыны народа распростра­няли произведения русских ученых, писателей, поэтов.

Одарённый композитор, Абай создал к своим переводам прекрасные мелодии. Песни распространялись устно и в рукописях, перепи­сывались и заучивались, летели из аула в аул. Они распевались в степи, как родные казахские песни, имена Татьяны и Онегина сдела­лись такими же знакомыми и близкими, как имена любимых героев в эпической поэме «Козы-Корпеш и Баян-Сулу», на которую  Пушкин об­ратил внимание во время пребывания в казахской степи.

Одной из важ­нейших проблем была народность литературы. Главное – умение писателя воспроизвести неповторимость сво­еобразия народа, которое является результатом совокупности объективных исторических признаков. Пушкин по-новому связывал с про­блемой народности вопрос о языке литературы.

Мысль В. Белинского о значении поэзии Пушкина для русской ли­тературы можно применить относительно поэзии А. Кунанбаева и его роли в духовном развитии казахского народа. «Ни один поэт, – писал В. Белинский, – не имел на русскую литературу такого многосторон­него, сильного и плодотворного влияния. Пушкин расширил источники нашей поэзии, обратил её к национальным элементам жизни, по­казал бесчисленные новые формы, сдружил её впервые с русской жизнью и русскою современностью, обогатил идеями, пересоздал язык до такой степени, что и безграмотные не могли уже не писать хорошими стихами, если хотели писать» [Белинский 1948, 234].

Так и великий казахский поэт A. Кунанбаев сыграл огромную роль в развитии литературы и искусства казахского народа. Это была титаническая личность, влияние которой испытали на себе все виды национального искусства, вся   национальная культура. В поэзии Абая находит яркое воплоще­ние эстетическое отношение к действительности, восприятие им пре­красного в жизни, утверждение возвышенного, отрицание безобраз­ного и низменного.

А. Пушкин и А. Кунанбаев понимали свою литературную и общественную де­ятельность как долг перед народом. Многие их произведения озаре­ны заботой о судьбе народа, полны раздумий о его историческом прошлом, тяжёлом настоящем и неизвестном будущем. Многие их сти­хи являются произведениями о народном горе и печали, о грустной действительности того времени. Поэты открыто высказывали жесто­кую правду о своей эпохе, упорно боролись с косностью и консер­ватизмом, экономической и культурной отсталостью народа. Как под­линные заступники народа, они всеми силами помогали и поддержива­ли защитников народа: певцов, акынов, композиторов. По­эты требовали от них, чтобы они ни при каких условиях не посту­пались интересами народа, не унижали свой дар народного певца.           А. Пушкин и А. Кунабаев высоко ценили тех, кто умело выражал народные интересы. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Антокольский П. О Пушкине. – М., 
2. Ахматова A.A. О Пушкине. – Л., 1977.
3. Бурсов Б.Б. Судьба Пушкина. – М., 1989.
4. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина. – М.- Л., 1950.
5. Ревякин А.И. История русской литературы XIX века. 1-я половина. – М., 1977.
6. Бродский К.Л. А.С.Пушкин. – М., 1
7. Фридман И.В. Романтизм в творчестве А.С. Пушкина, – М.,
8. Гессмен А.П.  Жизнь поэта. – М.,
9. Лирика Пушкина. Школьное издание. – М.,
10. Татаркевич В. Античная эстетика. – М., 1977.
11. Толстой Л. О литературе. – М., 1955.
12. Антология казахской поэзии. – Алма-Ата,
13. Белинский В.Г. Собрание сочинений в 9-ти томах, т. –  Л., 1948.
14. Кунанбаев А. Избранное. – Алма-Ата,
15. Калмырзаев А. Эстетическое в творчестве Абая. – Алма-Ата,
16. Кунанбаев А. Избранное. – Алма-Ата, 196
17. Габдуллин Б. Этические воззрения Абая. – Алма-Ата, 1970.
18. Базарбаев У. Эстетическое богатство нашей литературы. – Алма-Ата,
19. Шалабаев Б.. История казахского народа. – Алма-Ата, 1975.
20. Кунанбаев А. Лирика. – Алма-Ата,
21. Кунанбаев А. Песни. Переводы. –Алма-Ата, 1976.
22. Пушкин А.С.  Избранное. –М., 1977.
23. Пушкин А.С. Избранное. – М., 1979.
24. Пушкин А.С. Евгений Онегин. – М.,
25. Анциферов И.П. Пушкин в Царском Селе. – М.,1950.
26. Антология казахской поэзии. – М.,1958.
27. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Т.1. – М.,1948.
28. Лотманн Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. –Л ., 1983.
29. Мейлях И.Г. Певец народа. – Алма-Ата, Наука Казахской ССР, 1977.
30. Писарев Ф. Живой источник. – М., 1977.
31. Томашевский Б.В. Пушкин. – М., 1990.
32. Цветаева М. Мой Пушкин.
33. Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений в 5-ти томах, т. 4. – М., 1977.
34. Ключевский В.О. Сочинения в 8-ми томах, т. 7. – М., 1989.
35. Джумалиев Х. Эстетическое в творчестве Абая. – Алма-Ата, 1967.
36. Ауэзов М.О. А. Кунанбаев. – Алма-Ата, 1967.
37. Абай. Слова назидания. – Алма-Ата, 1970.
38. Бейсембиев К. Мировоззрение Абая. – Алма-Ата, 1989.
39. Казыханова Б. Эстетическая культура казахского народа.– Алма-Ата, 1987.
40. Есенжанов Д. Эстетический идеал и поэзия Абая. – Алма-Ата, 1977.
41. Жирмунский Б.М. Байрон и Пушкин. – М., 1978.
42. Жургенов Т. Великий писатель и казахский народ. – Алма-Ата, 1989.
43. Коровин В. Лелеющая душу гуманность. – М., 1982.
44. Кулешов В. Жизнь и творчество Пушкина. – Л., 198
45. Ревякин А.И. А.С. Пушкин. – М., 1982.