Дипломная работа: Особенности перевода безэквивалентной лексики

СОДЕРЖАНИЕ

 

ВВЕДЕНИЕ

 

1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПЕРЕВОДА БЕЗЭКВИВАЛЕНТНОЙ ЛЕКСИКИ

1.1 Теория перевода и виды перевода

1.2 Безэквививалентная лексика и их особенности

1.2.1 Понятие об эквиваленте и эквивалентности

1.2.2 Безэквивалентная лексика и ее типы

 

2 ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА БЕЗЭКВИВАЛЕНТНОЙ  ЛЕКСИКИ

2.1 Трудности при переводе безэквивалентной лексики

2.2 Методы и способы используемые при переводе безэквивалентной лексики

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Актуальность темы. В последние годы появилось немало описаний перевода как процесса. Все они гипотетического, предположительного характера, потому что постичь то, что происходит в сознании человека в момент преобразования содержания, выраженного в одной языковой форме, в то же содержание, материализованное в другой языковой форме, не представляется возможным на современном этапе развития наук.

В поисках нужного слова переводчик обычно обращается к синонимическому ряду в русском языке. Наличие синонимии дает переводчику возможность достичь адекватности при переводе.

Слово как лексическая единица в английском и русском языках не всегда совпадает. Часто одному слову в русском языке в английском соответствует составное слово или целое словосочетание.

Как известно, слово выражает понятие о предмете или явлении действительности совокупностью своих форм и значений. Под значением слова имеется в виду предметно-логическое значение слова, назывное значение и эмоциональное значение. Предметно-логическое значение слова, которое также называется вещественным, основным или прямым,— это выражение словом общего понятия о предмете или явлении через один’ из признаков. Назывное значение слова называет единичный предмет — лицо или географическое понятие. Эмоциональное значение слова выражает эмоции и ощущения, вызванные предметами, фактами и явлениями реальной действительности, обозначаемыми данным словом.

Необходимо несколько подробнее остановиться на различных типах лексического значения слова, ввиду того, что этот вопрос имеет непосредственное отношение к переводу. Во многих случаях правильный выбор слова при переводе может быть сделан только на основе правильного анализа лексического значения слова.

Роль переводчика очень значительна, и к нему предъявляются высокие требования. Он должен быть высокообразованным человеком, обладать обширными и разносторонними знаниями. Переводчик научно-технической

литературы, естественно, должен хорошо знать данную специальность; переводчику, занимающемуся переводами газетно-публицистического материала, необходимо быть в курсе современных международных событий, знать политическое устройство, экономику, географию различных стран и т.д.

Под безэквивалентной лексикой имеются в виду лексические единицы (слова и устойчивые словосочетания) одного из языков, которые не имеют ни полных, ни частичных эквивалентов среди лексических единиц другого языка.

Термин «безэквивалентная лексика» употребляется только в смысле отсутствия соответствия той или иной лексической единицы в словарном составе другого языка. Но неправильно было бы понимать этот термин в смысле «невозможности перевода» данной лексики.

Любой язык в принципе может выразить любое понятие: отсутствие в словарном составе языка специального обозначения для кого-либо понятия в виде слова или устойчивого словосочетания не означает невозможности выразить это понятие средствами данного языка. Хотя в системе языка данный знак отсутствует, его содержание всегда может быть передано в речи в конкретном тексте при помощи целого ряда средств.

Безусловно, перевод лексики, не имеющей соответствия в ПЯ, представляет собой определенную трудность, но трудность эта вполне преодолима.

Многие исследователи занимались проблемой безэквивалентной лексики, например, В.Н. Комиссаров, Я.И. Рецкер, С. Влахов, С. Флорин, А.В. Федоров, Л.С. Бархударов, В.Г. Гак, М.Г. Комлев, А.Е. Супрунов, В.П. Берков, Гридличка, Л.И. Зубкова, Т.Д. Томахин, А.Д. Швейцер, Г. В. Чернов, А.О. Иванов, Т. Юдит, Г. Туроверов, Л. И. Хайнце, Г. Г. Панова, Ю. Найда. Из работ Е. М. Верещагина и В.Г. Костомарова можно следующим образом определить понятие безэквивалентной лексики. Безэквивалентная лексика – это слова, которые нельзя семантизировать с помощью перевода (они не имеют устойчивых соответствий в других языках, не имеют смысловых соответствий в системе содержания, свойственных другому языку), то есть «слова, план содержания которых невозможно сопоставить с какими-либо иноязычными лексическими понятиями» (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров). Поэтому понятие «безэквивалентная лексика» включает в себя не только отсутствие эквивалента, но и причину такого отсутствия – «отражение словом специфической материальной и духовной культуры».

Тенденция к стиранию национально-культурной составляющей семантики безэквивалентной лексической единицы наблюдается преимущественно при генерализации значения и метафорическом переносе, антиномичная тенденция к сохранению и в некоторых случаях, ее возникновению – индуцированию в денотативном макрокомпоненте значения при переходе из коннотативного периферийного компонента, происходит при специализации значения и метонимическом переносе.

Изменение оценочного компонента всегда свидетельствует о динамике национально-культурного компонента, но обратное не верно, т.е. динамика  национально-культурного компонента не всегда вызывает изменение оценочного компонента, при этом, оценочность обусловлена родным значением безэквивалентной единицы и семантическое освоение заключается в смене оценочного знака и, соответственно, в стирании национально-культурного компонента.

Говоря о безэквивалентной лексике, мы не имеем в виду ее абсолютную непереводимость. Вопрос сводится к тому, как передать данную лексику на другой язык.

Актуальность выбранной нами темы определяется, с одной стороны, культурологической значимостью проблемы соотношения языка и культуры и важностью той роли, которую приобрела английская лексика в языке современных англоязычных печатных СМИ и художественной литературы, с другой – необходимостью обобщить опыт использования современной русской безэквивалентной лексики в англоязычной прессе, изучения активных процессов ее функционирования в языке англоязычной периодики.

Объектом исследования является безэквивалентная лексика английского языка, отражающая специфику языковой картины мира английского и русского народа.

Предметом исследования выступает способы перевода безэквивалентной лексики.

Цель исследования: изучение особенностей перевода безэквивалентной лексики современного английского языка.

В связи с основной целью в работе решались следующие конкретные задачи:

— дать понятие об эквиваленте и эквивалентности;

— изучить безэквивалентные лексические единицы;

— рассмотреть классификацию безэквивалентной лексики;

— выявить проблемы и способы перевода безэквивалентной лексики;

— провести анализ типичных переводоведческих ошибок.

Источником материала исследования послужили произведения, газеты на английском языке, данные толковых словарей (русского и английского), а также двуязычных словарей.

Методы исследования были предопределены поставленными в работе целями и задачами.

Использовались описательный метод, включающий классификацию и обобщение собранного материала, сравнительно-сопоставительный метод, дефиниционный анализ, метод обратного перевода, метод лингвокультурологического анализа, компонентный и лингвострановедческий анализ.

Теоретическая значимость исследования состоит в дальнейшем развитии положений об особенностей перевода безэквивалентной лексики.

Практическая значимость. Результаты данного исследования могут быть использованы в процессе обучения и является дополнительным материалом для студентов военных вузов.

Научная новизна дипломной работы состоит в определении основных методов и трудностей перевода безэквивалентной лексики.

Структура работы. Дипломная работа состоит из введения, 2-х глав, заключения и списка используемой литературы.

 

 

 

 

 

 

 

1 Теоретические основы перевода безэквивалентной лексики

 

1.1 Теория перевода и виды перевода

 

Перевод — неделимая часть духовной культуры каждой страны и её народа, духовной культуры всего человечества. Перевод не может быть понят, а тем более научно определён, если его не рассмотреть с точки зрения его языковой сущности, если не раскрыть его лингвистических основ, его лингвистической природы. Ведь, бесспорно, что перевод- это прежде всего языковая деятельность. Перевод основывается на языке, переводчик работает с языком.

Язык — фундамент и основное средство перевода. Перевод не может быть понят, если не будет раскрыта его способность отражать и пересоздавать оригинал. Перевод является отражением оригинала. Чем вернее, чем целостнее это отражение, тем выше качество перевода. “Перевод должен не только отразить, но и пересоздать оригинал, не “скопировать” его содержание и форму, а воссоздать их средствами другого языка для другого читателя, находящегося в условиях другой культуры, эпохи, общества” [16;29].

Перевод не может быть понят, если не будет раскрыта его психология. Перевод- это трудный, сложный и продуктивный творческий процесс, в котором участвуют все духовные силы человека: интеллект, интуиция, эмоции, воображение, воля, память. Перевод- это творческий процесс, в результате которого создаётся переводное произведение. И, наконец, перевод не может быть научно постигнут, если рассматривать его не исторически. Перевод появляется исторически на определённом этапе человеческого развития, существует исторически, развивается исторически — вместе с развитием общественных, культурных и других процессов. Если ко всему этому прибавить заложенные в переводе сложные внешние и внутренние взаимосвязи, то станет ещё яснее, что упрощённый односторонний подход к переводу будет неверным и научно необоснованным и что невозможно дать понятию “перевод” однозначное научное определение. Разумеется, сложность объекта не должна препятствовать возможно более глубокому и исчерпывающему ответу на вопрос “что же всё-таки такое есть перевод?” Вот некоторые из самых распространённых определений.

Р.К. Миньяр-Белоручев: “Перевод — вид речевой деятельности, удваивающий компоненты коммуникации, целью которого является передача сообщения в тех случаях, когда коды, которыми пользуются источник и получатель, не совпадают” [17;136].

А.В. Фёдоров: “Перевести- значит выразить верно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствами другого языка… цель перевода- как можно ближе познакомить читателя (или слушателя), не знающего языка подлинника, с данным текстом (или содержанием устной речи)”  [23;15].

Е.В. Бреус: “Перевод- акт межъязыковой коммуникации. При переводе имеет место не только контакт дух языков, но и соприкосновение двух культур” [3;17].

В.Н. Комиссаров излагает четыре лингвистические теории и, соответственно, приводит четыре определения перевода. Согласно денотативной теории, перевод есть “процесс описания при помощи языка перевода денотатов, описанных на языке оригинала” [10;32]. Согласно трансформационной теории, “перевод есть не что иное, как преобразование единиц и структур языка оригинала в единицы и структуры языка перевода”  [10;38]. Согласно семантической теории, перевод “заключается в раскрытии сущности эквивалентных отношений между содержанием оригинала и перевода” [10;43]. Теория уровней эквивалентности предлагает “модель переводческой деятельности, основанную на предложении, что отношения эквивалентности устанавливаются между аналогичными уровнями содержания текстов оригинала и перевода” [10;62].

Л.С. Бархударов: “Переводом называется процесс преобразования речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, то есть значения” [2;11].

И всё же, что такое “перевод” в свете уже имеющихся достижений общей теории перевода?

“Если мы хотим дать определение перевода как результата переводческой деятельности в наиболее общем и кратком виде, то его можно было бы сформулировать следующим образом: перевод есть аналог оригинала . Идеальный перевод есть идеальный аналог оригинала, созданный в новой общественной, культурной и языковой реальность. Если же мы хотим дать по возможности более полное и относительно точное общее теоретическое определение перевода как процесса, то нужно сказать, что перевод- это специфическая устная или письменная деятельность, направленная на пересоздание существующего на одном языке устного или письменного текста (произведения) на другом языке при сохранении инвариантности содержания и качества оригинала. Чтобы изучить и познать законы перевода как специфической деятельности, возникшей в процессе исторического развития и исторической практики общества и человека, чтобы открыть новые пути и возможности её совершенствования, необходимо исследовать все разновидности перевода. Необходимо исследовать всю систему появившихся на практике видов переводческой деятельности, исследовать её такой, какая она есть в действительности, во всём её многообразии и взаимодействии с другими видами человеческой деятельности. Только таким путём можно постичь суть той деятельности , которая входит в понятие “перевод” .

Наиболее важным , ключевым вопросом в теории перевода является вопрос изучения процесса перевода. В этой связи следует отметить работы лингвиста Л.С. Бархударова, который выступает за изучение перевода как процесса, но при этом оговаривается, что термин “процесс” применительно к переводу понимается им “в чисто лингвистическом смысле, то есть как определённого вида языкового, точнее межъязыкового преобразования или трансформации текста на одном языке в текст на другом языке” [2;6]. Учёный пишет: “Термин “преобразование” (или “трансформация”)может быть употреблён лишь в том смысле, в каком термин применяется в описании языка вообще: речь идёт об определённом отношении между двумя языковыми и речевыми единицами, из которых одна является исходной, а другая создаётся на основе первой.

В данном случае имеется исходный текст “а” на языке “А”, переводчик, применяя к нему определённые операции (переводческие трансформации, о которых речь пойдёт дальше) создаёт текст “б” на языке “Б”, который находится в определённых закономерных отношениях с текстом “а”. В своей совокупности эти языковые (межъязыковые) операции и составляют то, что мы называем “процессом перевода” в лингвистическом смысле” [2;6]. Между тем процесс перевода не есть простая замена единиц одного языка единицами другого языка. Процесс перевода как специфический компонент коммуникации с использованием двух языков есть всегда деятельность человека, в нём аккумулируются проблемы философии, психологии, физиологии, социологии и других наук. Большинство исследователей считает, что наука о переводе изучает и должна изучать процесс перевода. Процесс перевода уже границ объекта науки о переводе. Он сам включен в коммуникацию с использованием двух языков. И, хотя процесс перевода составляет специфику науки перевода, её центральное звено, тем не менее, науке о переводе приходится изучать и условия порождения исходного текста, и условия восприятия переводного текста, и различные сопутствующие явления, что входит в сложное понятие коммуникации. Процесс перевода, составляющий специфику коммуникации с использованием двух языков, имеет свои существенные особенности. Первая особенность заключается в его многообразии. Перевод может осуществляться письменно и устно, с восприятием исходного текста через наушники и зрительно.

Иначе говоря, процесс перевода включает два этапа: уяснение переводчиком содержания оригинала и выбор варианта перевода. В результате этих этапов осуществляется переход от текста оригинала к тексту перевода. При этом действия переводчика часто интуитивны и переводчик подчас не осознаёт, как он руководствовался при выборе того или иного варианта. Как уже говорилось раньше, реальный процесс перевода осуществляется в мозгу переводчика и недоступен для непосредственного наблюдения и исследования. Поэтому изучение процесса перевода производится косвенным путём при помощи разработки различных теоретических моделей, с большей или меньшей приближенностью описывающих процесс перевода. Комиссаров выделяет два вида моделей перевода: ситуативная модель перевода и трансформационно-семантическая модель.

Ситуативная (денотативная) модель перевода исходит из того, что содержание всех единиц языка отражает предметы, явления, которые обычно называются денотатами. Наиболее чётко ситуативная модель работает в следующих случаях: при переводе безэквивалентной лексики, когда описываемая в оригинале ситуация однозначно определяет выбор варианта перевода и когда понимание и перевод оригинала невозможно без выяснения тех сторон описываемой ситуации. Что же касается трансформационно-семантической модели перевода, она рассматривает процесс перевода как ряд преобразований. Трансформационно-семантическая модель ориентирована на существование непосредственной связи между структурами и лексическими единицами оригинала и перевода [10;158].

Несмотря на относительно молодой возраст теории перевода или переводоведения как науки, в настоящее время существует множество работ, посвященных переводческим трансформациям.

В первую очередь важно уточнить смысл, вкладываемый в понятие “переводческая трансформация”.  Существуют определения, предложенные Л.С.Бархударовым, Р. К. Миньяр-Белоручевым, Я.И. Рецкером, А. Д. Швейцером, В. Е. Щетинкиным, Л. К. Латышевым, В. Н. Комисаровым, В. Г. Гаком и другими.  Однако основополагающим принято считать определение Л.С.Бархударова, поскольку оно наиболее точно отражает сущность вопроса. В целом, исходя из определений, делаем вывод, что переводческие трансформации – это межъязыковые преобразования, перестройка элементов исходного текста, операции перевыражения смысла или перефразирование с целью достижения переводческого эквивалента.

Что касается разделения трансформаций на виды, существует множество различных точек зрения, однако большинство лингвистов разделяют мнение, что все переводческие трансформации делятся на лексические, грамматические и  смешанные (или комплексные).

Необходимо перейти к анализу классификаций переводческих трансформаций предлагаемых различными учеными.

Фитерман А. М. и Левицкая Т. Р. Выделяют три типа переводческих трансформаций:

— Грамматические трансформации. Сюда относятся следующие приемы: перестановки, опущения и добавления, перестройки и замены предложений.

— Стилистические трансформации. К данной категории можно отнести такие приемы, как синонимические замены и описательный перевод, компенсация и прочие виды замен.

— Лексические трансформации. Здесь нужно говорить о замене и добавлении, конкретизации и генерализации предложений, а также об опущении.

Рецкер Я. И., напротив, называет лишь два типа трансформаций. Этот лингвист говорит о таких приемах их воплощения, как:

Грамматические трансформации в виде замены частей речи или членов предложения.

Лексические трансформации заключаются в конкретизации, генерализации, дифференциации значений, антонимическом переводе, компенсации потерь, возникающих в процессе перевода, а также в смысловом развитии и целостном преобразовании.

Анализ названных лингвистических взглядов позволяет сделать такой вывод: каждый из названных ученых (как практиков, так и теоретиков) имеет свою точку зрения по вопросу трансформаций. Например, три вида усматривают Фитерман и Левицкая – стилистические, грамматические, лексические трансформации.

Подводя итоги нашего анализа различных классификаций переводческих преобразований советских, российских и зарубежных исследователей мы можем сделать вывод о том, что единой классификации типов переводческих трансформаций в современной лингвистической науке не существует. Также следует отметить, что создание единой классификации осложнено тем фактом, что разные лингвисты выделяют разное количество приемов переводческой трансформации.

Переводчик, выступая на первом этапе переводческого процесса в роли Рецептора оригинала, старается как можно полнее извлечь содержащуюся в нем информацию, для чего он должен обладать теми же фоновыми знаниями, которыми располагают «носители» исходного языка. Успешное выполнение функций переводчика предполагает поэтому всестороннее знакомство с историей, культурой, литературой, обычаями, современной жизнью и прочими реалиями народа, говорящего на ИЯ.

Как и у любого Рецептора оригинала, у переводчика возникает свое личностное отношение к передаваемому сообщению. В качестве языкового посредника в межъязыковой коммуникации переводчик должен стремиться к тому, чтобы это личностное отношение не отразилось на точности воспроизведения в переводе текста оригинала. В этом смысле переводчик должен быть прагматически нейтрален.

На втором этапе процесса перевода переводчик стремится обеспечить понимание исходного сообщения Рецептором перевода. Он учитывает, что Рецептор перевода принадлежит к иному языковому коллективу, чем Рецептор оригинала, обладает иными знаниями и жизненным опытом, имеет иную историю и культуру. В тех случаях, когда подобные расхождения могут воспрепятствовать полноценному пониманию исходного сообщения, переводчик устраняет эти препятствия, внося в текст перевода необходимые изменения.

Отсутствие у Рецептора перевода необходимых фоновых знаний вызывает необходимость в эксплицировании подразумеваемой информации, внесении в текст перевода соответствующих дополнений и разъяснений. Особенно часто это происходит в связи с использованием в оригинале имен собственных, географических названий и наименований разного рода культурно-бытовых реалий. При переводе на русский язык географических названий типа американских Massachusetts, Oklahoma, Virginia, канадских Alberta, Manitoba или английских Middlesex, Surrey и пр., как правило, добавляются слова штат, провинция, графство, указывающие, что обозначают эти наименования, чтобы сделать их понятными для русского читателя: штат Массачусетс, провинция Альберта, графство Миддлсекс и т.п.

Добавление поясняющих элементов может потребоваться и при передаче названий учреждений, фирм, печатных органов и т.п.:

The ecological movement in Spain is on the increase, «Newsweek» reports. — Как сообщает журнал «Ньюсуик», в Испании растет экологическое движение.

Аналогичные добавления обеспечивают понимание названий всевозможных реалий, связанных с особенностями быта и жизни иноязычного коллектива:

… for desert you got Brown Betty, which nobody ate … — … на сладкое — «рыжую Бетти», пудинг с патокой, только его никто не ел.

Добавление избавляет русского читателя от необходимости ломать себе голову над значением «рыжей Бетти», которую подают на сладкое.

В некоторых случаях необходимая дополнительная информация может быть дана в специальном примечании к тексту перевода:

Against my will I felt pleased that he should have considered my remarks interesting, though I knew that it was Dale Carnegie stuff, a small apparently casual compliment. (J. Braine). — Я был невольно польщен тем, что он находит мои замечания интересными, хотя и понимал, что это был дешевый трюк — как бы случайно брошенный комплимент по рецепту Дейла Карнеги.

К этому предложению в переводе можно дать примечание, указывающее, что Дейл Карнеги — автор популярной книги «Как приобретать друзей и влиять на окружающих».

В других случаях воспроизведение прагматического потенциала текста оригинала может быть связано с опущением некоторых деталей в переводе, неизвестных Рецептору перевода:

There were Pius and medicine all over the place, and everything smelled like Vicks’ Nose Drops. — Везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка.

Здесь в переводе опущено Vicks — фирменное название капель, ничего не говорящее русскому читателю. Хотя это и ведет к незначительной потере информации, эта информация несущественна и ею вполне можно пренебречь, для того чтобы в русском тексте не было непонятных элементов.

Необходимость обеспечить адекватное понимание передаваемого сообщения для Рецептора перевода может вынудить переводчика заменить непонятный элемент исходного сообщения добавочной информацией, которая лишь подразумевалась в оригинале, но была вполне очевидна для Рецептора оригинала. Таким образом, имплицитная информация в оригинале становится эксплицитной в переводе:

The Prime-Minister spoke а few words from a window in No. 10.

Любому англичанину хорошо известно, что в доме № 10 по улице Даунинг-стрит в Лондоне расположена резиденция премьер-министра.

Русский читатель этого может не знать, поэтому в русском переводе будет произведена замена, разъясняющая смысл этого названия:

Премьер-министр произнес несколько слов из окна своей резиденции.

Часто такого рода замена носит характер генерализации, т.е. замены слова с конкретным значением словом с более общим, но зато более понятным для Рецептора перевода значением:

… а «swept» yard that was never swept where johnson grass and rabbit-tobacco grew in abundance. — … «чистый» двор, который никогда не подметался и весь зарос сорной травой.

«The temperature was an easy ninety,» he said. — Жара невыносимая, — сказал он.

В первом примере в оригинале даны названия сорняков, известные жителям южных штатов США. Русскому читателю вряд ли известны такие растения, как джонсонова трава и кроличий табак, поэтому в переводе эти названия обобщены в сорной траве, тем более, что существенным в данном контексте является не то, какими именно растениями зарос двор, а то, что он зарос сорняками, т.е., что за ним никто не ухаживал. Во втором примере ninety значит девяносто градусов по Фаренгейту. Система Фаренгейта малоизвестна русским читателям. Ее можно было бы заменить на систему Цельсия, как это обычно делается в официально-деловых и научно-технических текстах. Однако в данном случае этого сделать нельзя, так как слова в тексте принадлежат жителю США, где эта система неупотребительна. В переводе дана генерализация, ибо опять-таки здесь коммуникативно важно не точное указание температуры, а то, что стояла сильная жара.

Генерализация часто выражается в замене имени собственного (нередко фирменного названия) именем нарицательным, дающим родовое название для данного предмета:

Parked by а solicitor’s office opposite the cafe was a green Aston-Martin tourer. — У конторы адвоката напротив кафе стоял элегантный спортивный автомобиль зеленого цвета.

Фирменное название автомобиля не несет в русском тексте той информации, которая связана с ним в английском оригинале, и нуждается в замене-разъяснении.

Указанные способы изменения текста перевода с целью обеспечить Рецептору перевода адекватное понимание переводимого сообщения используются переводчиком без учета особенностей какого-то отдельного Рецептора или группы Рецепторов. Рецептор, на которого ориентирован в таких случаях перевод, является гипотетическим «усредненным» представителем своего языкового коллектива. В приведенных выше примерах это был «русский человек», «русский читатель», и его восприятие передаваемого текста определялось не личностными характеристиками, а культурно-историческими особенностями данного народа, фоновыми знаниями об английских реалиях, которые могут иметься, в принципе, у большинства англичан и отсутствовать, как правило, у большинства русских людей.

Вместе с тем, воспроизводя прагматический потенциал оригинала, переводчик может ориентироваться на определенную группу Рецепторов перевода, обладающих некоторой совокупностью специальных познаний в той области, о которой идет речь в оригинале, и способных поэтому с большей легкостью добиться необходимого понимания сообщения. Ориентация на подобную группу Рецепторов-специалистов позволяет сократить число прагматических разъяснений в переводе. С другой стороны, если перевод предназначается для группы Рецепторов, чей уровень фоновых знаний ниже, чем у большинства читателей (неспециалисты в данной области, читатели детского возраста и т.п.), относительно большая часть информации в оригинале может быть или не понята или понята превратно, и число объяснений и уточнений в переводе возрастает.

Прагматические проблемы перевода непосредственно связаны с жанровыми особенностями оригинала и типом Рецепторов, для которых он предназначается. С существенными трудностями при передаче прагматического потенциала оригинала сталкиваются переводчики художественной литературы. Произведения художественной литературы на любом языке обращены, в первую очередь, к людям, для которых этот язык является родным, но они имеют и общечеловеческую ценность и часто переводятся на другие языки. Вместе с тем, в них нередко встречаются описания фактов и событий, связанных с историей данного народа, различными литературными ассоциациями, бытом, обычаями, наименованиями национальных блюд, предметов одежды и т.п. Все это требует внесения поправок на прагматические различия между ИЯ и ПЯ для обеспечения адекватного понимания текста Рецептором перевода.

Значительно реже возникает необходимость прагматической перестройки в переводе научно-технических материалов, рассчитанных на специалистов, сведущих в данной области знаний и владеющих во всех странах примерно одинаковым объемом фоновой информации. Такие сообщения одинаково хорошо понимаются учеными, говорящими на разных языках, и пояснения приходится давать лишь в отношении названий фирм, национальных единиц измерения, специфических номенклатурных наименований и т.п.

Особые проблемы связаны с прагматическим аспектом текстов, предназначенных для иноязычного получателя. Речь идет о различных информационных материалах, адресованных иностранной аудитории, и рекламе товаров, идущих на экспорт. В идеале авторы такого рода текстов должны писать их с учетом характера и познаний иностранного читателя или слушателя. В таких случаях задача переводчика упрощается: ему не надо заботиться об обеспечении полного понимания сообщения Рецептором перевода, так как о этом уже позаботился автор оригинала. Однако нередко эта задача оказывается в оригинале невыполненной, и переводчику, обладающему более обширными сведениями об иностранной аудитории, приходится вносить дополнительные коррективы в текст с учетом его прагматического аспекта. В этих случаях осуществление перестройки текста перевода, ориентированной на доступность для Рецептора перевода, играет решающую роль в процессе межъязыковой коммуникации.

Важную роль в обеспечении прагматической адекватности перевода играют и социолингвистические факторы, обусловливающие различие в речи отдельных групп носителей языка. В частности, дополнительные трудности для обеспечения всестороннего понимания Рецептором перевода передаваемого сообщения могут возникнуть в связи с наличием в тексте оригинала отклонений от общенародной нормы ИЯ, использование там таких субстандартных форм, как территориально-диалектальные, социально-диалектальные и контаминированные, имитирующие речь иностранца.

Сами по себе элементы территориальных диалектов ИЯ, обнаруживаемые в оригинале, не передаются в переводе. Использование в оригинале подобных диалектальных форм может иметь двоякий характер. С одной стороны, весь текст оригинала может быть написан на каком-либо диалекте ИЯ. В этом случае диалект выступает в качестве средства общения, используемого Источником, и перевод с него будет осуществляться таким же образом, как с любого общенационального языка (для чего, естественно, переводчик должен обладать необходимой степенью владения данным диалектом). С другой стороны, диалектальные формы могут употребляться в тексте (главным образом, в художественной литературе) с целью языковой характеристики отдельных персонажей, их идентификации как жителей определенного района, где говорят на данном диалекте ИЯ. В этом случае воспроизведение диалектальных особенностей ИЯ в переводе ничего не даст, так как для Рецептора перевода они не выполняют идентифицирующей функции и будут просто бессмысленны. Если в английском оригинале персонаж говорит на лондонском диалекте «кокни» добавляя звук h к словам, где он отсутствует в стандартном языке, и опуская этот звук там, где по нормам английского языка он должен произноситься (He ‘as а good hear вместо He has а good ear), то попытка воспроизвести эту особенность в русском переводе, употребляя несуществующие в языке формы (скажем, Хон обладает хорошим слухом), явно лишена смысла. Невозможно также использовать в переводе формы какого-либо территориального диалекта русского языка, так как они будут идентифицировать совершенно иную группу (русских) людей. Попытка установить эквивалентность между, например, диалектом негров Миссури, на котором говорит негр Джим у Марка Твена, и каким-либо диалектом русского (или любого другого) языка теоретически не оправдана и практически не наблюдается, поскольку явно нелепо заставлять американского негра говорить языком уроженца Перми или Одессы.

Многие территориальные диалекты тесно связаны с социальной характеристикой их носителей, и в этих случаях их использование в оригинале указывает на принадлежность данного персонажа к определенной социальной группе. Иначе говоря, они выполняют функцию социального диалекта, который характеризует речь членов какой-то социальной или профессиональной группы людей. Лингвистические особенности социального диалекта имеют более общий, нелокальный характер, поскольку аналогичные социальные группы, а тем более аналогичные профессии, часто обнаруживаются у многих народов. Поэтому передача дополнительной информации, которую содержат элементы социального диалекта в оригинале, оказывается в переводе возможной. Как правило, переводчик имеет возможность использовать при передаче речи английского матроса специфические слова и выражения, распространенные среди русских матросов, или воспользоваться русским воровским жаргоном для воспроизведения некоторых особенностей речи английского преступного мира.

Решение этой задачи облегчается тем обстоятельством, что социальный диалект отличается от общенародного языка лишь отдельными языковыми особенностями, своего рода «указателями» (markers). Присутствие в тексте хотя бы небольшого числа таких указателей обеспечивает воспроизведение данного вида информации в переводе:

He do look quiet, don’t ‘e? D’e know ‘oo ‘e is, Sir? — Вид-то у него спокойный, правда? Часом не знаете, сэр, кто он такой?

Роль совокупности грамматических (don’t вместо doesn’t) и фонетических (‘е вместо he, ‘oo вместо who) признаков, указывающих на принадлежность говорящего к простонародью, выполняется в переводе одним просторечным оборотом: Часом не знаете?

Особые проблемы связаны с передачей в переводе имитации речи иностранца, содержащейся в оригинале. Появление контаминированных форм в оригинале может быть непроизвольным или намеренным. В первом случае Источник, недостаточно владея ИЯ, использует искаженные формы, помимо своего желания. Подобные ошибки затрудняют восприятие речи и обнаруживают принадлежность Источника к иному языковому коллективу. При восприятии подобной речи слушающий соотносит воспринятое с правильными формами языка, догадываясь, какую форму имел в виду говорящий, и осуществляя таким образом «перевод» с контаминированной на правильную речь. Аналогичным образом, в процессе перевода на другой язык переводчик соотносит контаминированные формы с правильными и переводит эти последние. Во втором случае контаминированные формы применяются как средство указания на особенности речи иностранца и являются одним из средств создания прагматического потенциала текста. Отсюда следует, что воспроизведение прагматической функции этих форм входит в задачу переводчика. При этом переводчик может либо использовать существующие в ПЯ способы изображения речи иностранца, либо бывает вынужденным изобретать новые способы передачи контаминированной речи. Во многих языках имеются стандартные, общепринятые способы изображения неправильной речи человека, принадлежащего к определенной национальности и говорящего не вполне правильно на неродном для него языке. Эти способы различны для разных видов контаминированной речи, так что изображение английской или русской речи немца не похоже на передачу речи китайца. Приемы передачи контаминированной речи во многом условны, хотя они могут отражать и реально существующие различия между языками. Например, ошибки в выборе глагольного вида характерны для всех иностранцев, говорящих по-русски, а замена синтетической формы будущего вида на аналитическую (Я буду уходить вместо Я уйду) свойственна для немца, но не для француза. При наличии в ПЯ общепринятого способа передачи определенного типа контаминированной речи переводчик пользуется таким способом независимо от характера контаминированных форм в оригинале:

We blingee beer. Now you play. — Моя принесла пиво, твоя типель платить. (Передача контаминированной речи китайца).

Когда в оригинале изображена контаминированная речь иностранца такой национальности, в отношении которой в ПЯ не существует установившегося способа изображения, контаминированные формы в переводе вводятся переводчиком хотя и с учетом привычных способов передачи речи иностранца на ПЯ, но без обязательного следования общепринятому стандарту. Передача намеренной контаминации в переводе может быть сплошной или выборочной. При сплошной контаминации искажается вся или большая часть речи иностранца:

Eel ees the story of a leetle Franch girl, who comes to a beeg ceety, just like New York, and falls een love wees a leetle boy from Brookleen. — Этот песенка про ма-аленьки франсуски дэвюшка, котори приехаль в ошен большой город, как Нет-Йорк, и влюблял в ма-аленьки малшику из Бруклин. (Передача контаминированной речи француза).

При выборочной контаминации наличие неправильной речи указывается при помощи немногочисленных нарочитых искажений:

When you see him ‘quid then you quick see him ‘perm whale. — Когда твоя видел спрут, тогда твоя скоро-скоро видел кашалот. (Передача контаминированной речи канака).

Применение контаминированных форм нередко сопровождается использованием элементов разговорного стиля, отказом от использования более сложных грамматических форм (придаточных предложений, причастных и деепричастных оборотов и пр.). При этом следует учитывать, что некоторые стандартные способы изображения неправильной речи могут восприниматься не только как речь иностранца, но и как речь человека малообразованного, например, русское твоя моя понимай нету или мало-мало. Отбор и использование контаминированных элементов в переводе должны соответствовать прагматической характеристике передаваемых элементов оригинала.

В ряде случаев в прагматическую цель перевода входит достижение желаемого воздействия (коммуникативного эффекта) на Рецептора перевода. Коммуникативный эффект, который должен быть воспроизведен в переводе, может определиться доминантной функцией оригинала. Для произведений художественной литературы воздействие на Рецептора зависит от литературных достоинств текста, получающих более или менее широкое признание у читателей. Основная прагматическая задача перевода такого текста заключается в том, чтобы создать на ПЯ текст, обладающий способностью оказывать аналогичное художественно-эстетическое воздействие на Рецептора перевода. Прочтя в русском переводе произведения Шекспира или Диккенса, русский читатель должен почувствовать силу литературного таланта автора оригинала, понять, почему у себя на родине он считается великим драматургом, писателем или поэтом. Если переводчику удалось этого добиться, можно говорить об адекватном воспроизведении коммуникативного эффекта оригинала. Более точное измерение соотношения воздействия оригинала на английского читателя и перевода на читателя русского вряд ли возможно. Может идти речь лишь о приблизительном равенстве реакций Рецептора, а фактическая реакция Рецептора перевода может быть слабее реакции Рецептора оригинала (писатель пользуется большим успехом у себя на родине) или, напротив, даже превосходить ее (стихи Бернса более популярны в Советском Союзе в известных переводах Маршака, чем в самой Англии).

Наиболее сложной является задача обеспечить необходимую реакцию на текст перевода со стороны конкретного Рецептора. Здесь переводчику приходится ориентироваться не столько на воздействие оригинала на его Рецептора, сколько на индивидуальные особенности Рецептора перевода. Только очень хорошо зная характер и психическое состояние человека, можно с достаточной уверенностью предположить, какова будет его эмоциональная или поведенческая реакция на данное сообщение. Как правило, переводчик не может ставить перед собой задачу добиться заданного коммуникативного эффекта. Если же такая задача ставится, ее осуществление часто требует прагматической адаптации текста, выходящей за рамки перевода как процесса создания текста, коммуникативно равноценного оригиналу. Подобная адаптация при передаче на иной язык, например, текста рекламы, который должен обеспечить сбыт данного товара, нередко приводит к составлению на ПЯ нового параллельного текста (со-writing), учитывающего специфические вкусы и наклонности будущих покупателей. В процессе осуществления межъязыковой коммуникации возникают прагматические проблемы еще одного типа. Они связаны с возможностью появления у переводчика дополнительных прагматических задач по отношению к Рецептору перевода. В связи с этим, переводчик может преследовать дополнительные цели, более или менее независимые от основной прагматической задачи перевода, стремиться использовать результат переводческого процесса в каких-то особых целях.

Естественно, что подобная прагматическая «сверхзадача» не может не оказывать воздействия на ход процесса перевода и оценку его результатов.

Стремясь выполнить прагматическую «сверхзадачу» конкретного акта перевода, переводчик может иногда отказываться от достижения максимальной эквивалентности, довольствоваться неполным или выборочным переводом, добиваться воздействия на Рецептора перевода, не совпадающего с намерениями Источника и прагматическим потенциалом оригинала.

Возможность существования у переводчика прагматической цели, не связанной с содержанием оригинала, но достигаемой в процессе его перевода, связана с двойной ролью, которую переводчик играет в межъязыковой коммуникации. С одной стороны, он выполняет функции языкового посредника, а, с другой стороны, он фактически является Источником информации, создающим текст на ПЯ для последующего использования этого текста в определенных целях. Результаты любой деятельности во многом определяются ее целью. Цель конкретного переводческого акта может не совпадать с общей целью межъязыковой коммуникации и не сводиться к созданию на ПЯ текста, коммуникативно равноценного оригиналу.

Прагматическая сверхзадача переводчика может быть связана со стремлением отразить в переводе коммуникативно нерелевантные черты оригинала, которые остаются непереданными при эквивалентной передаче исходного сообщения. Это могут быть формально-структурные особенности ИЯ, культурно-этнографические элементы, не играющие функциональной роли в сообщении, но отражающиеся на его структуре, концептуально-семантические особенности построения сообщений на языке оригинала. Подобная прагматическая установка обычно приводит к нарушению норм и узуса ПЯ, вследствие буквального воспроизведения чуждых ему особенностей ИЯ. Попытка отразить наличие двух элементов в аналитической форме английского длительного вида He is running down the street приведет к неприемлемой в русском языке фразе Он есть бегущий по улице; дословная передача английских образов He is as cool as а cucumber или А miss is as good as a mile дает бессмысленные русские фразы Он хладнокровен как огурец и Промах также хорош, как миля; буквальное сохранение специфической смысловой структуры английского высказывания демонстрирует невозможность использовать ее при построении русской фразы:

They locked the door to keep thieves out. — Они заперли дверь держать воров извне.

Понятно, что такие варианты исключены при «нормальном» переводе и используются лишь для демонстрации особенностей иноязычной формы в так называемом «филологическом» или «этнографическом» переводе.

К иным результатам приводит стремление переводчика в соответствии с прагматической задачей конкретного акта перевода дать упрощенный перевод, ограничившись передачей лишь «голого смысла», т.е. предметно-логического содержания текста, не заботясь о воспроизведении эмоционально-стилистических и ассоциативно-образных аспектов оригинала. Такая задача нередко возникает, когда переводчику необходимо в возможно более короткий срок ознакомить Рецептора перевода с основным содержанием сообщения. Подобный упрощенный перевод может рассматриваться как предварительный этап в процессе работы переводчика по подготовке полноценного текста перевода.

Специфическая цель конкретного акта перевода может заключаться и в стремлении оказать воздействие на Рецептора перевода, непосредственно не связанное с содержанием оригинала или его прагматическим потенциалом. Процесс перевода может осуществляться не столько для более или менее полного воспроизведения оригинала, сколько для того, чтобы при помощи его достичь какой-то иной цели, связанной с намерениями самого переводчика или подсказанной его заказчиками или работодателями. В результате перед переводчиком стоит задача, не имеющая ничего общего ни с созданием текста, коммуникативно равноценного оригиналу, ни с намерением достичь тех целей, которые преследовал Источник, создавая оригинал. Переводчик может ставить перед собой цели пропагандистского, просветительского и т.п. характера, он может стремиться в чем-то убедить Рецептора перевода, навязать свое отношение к автору оригинала или к описываемым событиям, на него могут оказывать влияние какие-то соображения политического, экономического или личного порядка, стремление избежать конфликта или, напротив, обострить его и т.д. Подобная тенденциозность может привести к полному искажению оригинала, и, как правило, профессиональный переводчик избегает подобного влияния своих личных соображений и пристрастий на процесс перевода. Тем не менее, отдельные случаи сознательного отказа от правильного перевода некоторых элементов оригинала, связанного с указанными выше факторами, порой обнаруживаются в переводческой практике. Л. Меримо, переводя «Ревизор» Гоголя, заменил в реплике городничего слова чем больше сносят словами чем больше строят, опасаясь, что сохранение варианта оригинала может быть истолковано как намек на деятельность императрицы, по воле которой в это время сносилось много домов для устройства Больших бульваров Парижа. В. Курочкин и другие переводчики песен Ж. Беранже, с одной стороны, переиначивали содержание французских оригиналов, чтобы вложить в перевод политическую сатиру на порядки в царской России, а, с другой стороны, из-за цензурных условий вынуждены были опускать некоторые существенные детали, когда речь шла о боге, о короне, о конституции и т.п. Примеры воздействия на результаты процесса перевода подобных «экстрапереводческих» сверхзадач можно было бы легко приумножить. Понятно, что прагматические факторы такого рода не поддаются теоретическому обобщению и их рассмотрение выходит за рамки общей теории перевода.

В исследованиях проблем перевода уже давно учитывается принципиальное различие между прагматическим и художественным переводом, хотя это различие — как нам представляется, несправедливо — истолковывалось большей частью так, будто прагматический перевод вызывает меньше проблем и потому не требует специальных исследований, тогда как теория литературно-художественного перевода разрабатывалась, совершенствовалась и интенсивно обсуждалась. Сама дифференциация безусловно правомерна, и является, в основном, общепринятой. Так, например, В. Е. Зюскинд считает, что, в отличие от прагматического переводчика, которого он именует «специальным переводчиком», литературный переводчик должен обладать писательским талантом. С этим можно безоговорочно согласиться, поскольку в прагматических текстах язык в первую очередь является средством коммуникации, средством передачи информации, тогда как в текстах художественной прозы или поэзии, кроме того, служит средством художественного воплощения, носителем эстетической значимости произведения.

Однако этого упрощенного деления на два типа текстов явно недостаточно, поскольку в обеих группах могут быть выделены многочисленные виды текстов, ставящие абсолютно разные проблемы и требующие разных методов перевода, и, следовательно, подчиняющиеся совершенно различным закономерностям. У прагматических текстов есть много общего, но все же небезразлично, осуществляется ли перевод и оценка перевода спецификации товаров, юридического документа или философского исследования. С другой стороны, и при художественном переводе, наряду с общими факторами, действуют многочисленные дифференцирующие факторы: перевод стилистически отшлифованного эссе определяется иными законами, нежели перевод лирического стихотворения. При переводе пьес на первый план выдвигаются требования, вообще не подлежащие учету при других видах так называемого художественного перевода.

Это важное положение в течение последних десятилетий все более утверждалось. Однако во всех имевших место до сих пор попытках добиться дифференциации типов текстов на базе специфических признаков наблюдалось удивительное отсутствие единой концепции.

Эльза Таберниг де Пуккиарелли в своей работе «Aspectos tecnicos у literarios de la traduccion» выделяет три типа текстов: 1) технические тексты и тексты естественных наук, характеризуемые тем, что в них знание предмета является более важным, чем знание языка, которое, в свою очередь, прежде всего должно распространяться на знание специальных терминов; 2) философские тексты, в которых, кроме знания специальной терминологии, от переводчика требуется способность следовать за ходом мыслей автора; 3) литературные тексты, в которых, кроме содержания, выявлению подлежит и художественная форма, которая должна быть воссоздана в языке перевода.

Но и эта классификация представляется неудовлетворительной. Выделение дополнительного типа «философские тексты» кажется недостаточно обоснованным. Прежде всего условие, что переводчик должен владеть философскими терминами, не представляет собой нового критерия, по сравнению с любыми специальными текстами. Что же касается требования следовать мысли автора, то, думается, этот принцип применим ко всем видам текстов: без понимания не может быть перевода.

Приведем еще один пример классификации текстов, возникшей на Иберийском полуострове. Речь идет о классификации Франсиско Айялы , также считающего необходимым дифференцировать тексты, особенно с учетом различий в методах перевода: «Поразительное разнообразие текстов, в которых воплощена письменная культура, требует постоянно меняющегося подхода к решению задач, какие ставит перед нами перевод: нельзя одинаковым образом переводить математический трактат, политическую речь, комедию или лирическую поэму». Следует подчеркнуть, что Айяла учитывает различия между прагматическими текстами, однако его наблюдение, в конечном счете, сводится к обычному делению на два типа и, несмотря на обилие интересных деталей, остается в целом слишком запутанным.

В статье Петера Бранга «Советские ученые о проблемах перевода», опубликованной в сборнике «Проблемы перевода» под редакцией Г. Штёрига, мы также сталкиваемся с тремя типами текстов. Бранг рассматривает работы одного из ведущих советских исследователей проблем языка и перевода А. Федорова. В основе его классификации также лежат различия в характере переводимого материала, и он выделяет: 1) информационные тексты, документальные тексты (торгового и делового характера) и научные тексты; 2) общественно-политические тексты (в том числе работы классиков марксизма, передовые статьи и речи); 3) (художественно) литературные тексты.

Общей характеристикой первой группы текстов [5] считается наличие специальных терминов и специальной фразеологии [6]. Важнейшим требованием адекватности перевода является требование выбора переводчиком наиболее неброских, не отвлекающих от содержания синтаксических конструкций письменной речи.

Общей характеристикой второй группы текстов — общественно-политических — Федоров считает свойственное им смешение элементов научного (использование терминологии) и художественного языка (использование риторических фигур, метафор и т. д.). При этом он, однако, не учитывает, что то же смешение может встречаться в романах и пьесах. Федоров требует здесь учета синтаксических особенностей с целью сохранения ритма, особенно при переводе речей. В качестве примеров приводятся отрывки из работ классиков марксизма. 

И, наконец, третья группа текстов — художественная литература — характеризуется, согласно Федорову[65], в стилистическом отношении многообразием лексических (диалектальных, профессиональных, архаических, экзотических) и синтаксических языковых средств, а также интенсивным применением элементов разговорной речи. Не говоря уже о том, что эта характеристика может быть справедливой и для других видов текстов, например для комментариев прессы, не относящихся к текстам литературно-художественного типа, она представляется слишком односторонней и выделяющей лишь второстепенные моменты, а главное — преобладание эстетических аспектов в языковом оформлении этих текстов и необходимость сохранения их эстетической значимости при переводе — вообще не упоминается. Напротив, и художественная проза, и драматические произведения, и лирика меряются одной меркой, хотя именно здесь следовало бы выявить специфические закономерности, которые оправдывали бы выделение отдельных типов текстов.

Новейшей классификацией типов перевода является попытка Жоржа Мунэна [11], предпринятая с глубоким проникновением в проблемы перевода. Но и здесь, к сожалению, наблюдается отсутствие стройной концепции. Первая группа, выделяемая им, — религиозные переводы — выделяется по признаку содержания; вторая группа — художественный перевод — по языку; третья группа — перевод стихов — выделяется по признаку формы; четвертая группа — перевод детской литературы — по ориентации на получателя; пятая группа — переводы сценических произведений — по способу использования текстов; шестая группа — перевод и кино (перевод фильмов) — выделяется с точки зрения специфических технических условий и седьмая группа — технический перевод — вновь по признаку содержания.

Эти группы дают достаточную основу для выделения различных видов текстов. Но для разумного выделения типов текстов эти группы представляются слишком неоднородными и многочисленными.

Изложенные нами попытки классифицировать все многообразные тексты, встречающиеся в практике, в рамках одной схемы с целью получить определенные выводы для выбора методов и средств перевода со всей очевидностью доказывают два положения. 1. Уже не отрицается специальная функция вида текста как основного фактора и критерия процесса перевода, и тем самым — оценки перевода. Разработка типологии текстов представляется не только обоснованной, но и необходимой в свете исследования требований адекватности перевода и обоснованности оценок перевода. 2. Предпринятые до сих пор попытки классификаций неудовлетворительны прежде всего потому, что в них отсутствует единая концепция выделения типов текстов и аргументация их разграничения. А в тех случаях, когда аргументы приводятся, они оказываются весьма разнородными и уязвимыми.

Итак, заканчивая первую часть первой главы нашего исследования, в которой мы попытались ответить на вопрос “что такое перевод?”, можно констатировать, что перевод- идёт ли речь о нём, как об историко-культурном явлении, как о творческом процессе- есть сложный, разносторонний, многосоставный феномен . Любая попытка пренебречь тем или иным компонентом, связью, функцией ведёт к деформации его научно-теоретического познания. Истина о переводе может быть постигнута лишь на пути его всестороннего исследования.

Таким образом, для того, чтобы всесторонне исследовать перевод, необходимо, прежде всего, исследовать его как процесс, который и является предметом следующей части данной работы

 

1.2 Безэквививалентная лексика и их особенности

 

1.2.1 Понятие об эквиваленте и эквивалентности

 

Первыми теоретиками перевода были сами переводчики, стремившиеся обобщить свой собственный опыт, а иногда и опыт своих собратьев по профессии. С изложением своего «переводческого кредо» выступали в первую очередь сами переводчики и, хотя высказываемые ими соображения не отвечали современным требованиям научности и доказательности и не складывались в последовательные теоретические концепции, все же целый ряд таких соображений и сегодня представляет несомненный интерес.

Изучением же непосредственно проблем перевода безэквивалентной лексики занимался целый ряд таких крупных ученых как Суперанская А.В., Иванов А.О., Влахов С. и Флорин С., Кабакчи В.В.  

Как считает А.О. Иванов, – вопросы, связанные с эквивалентностью и безэквивалентной лексикой, справедливо рассматриваются как часть общей проблемы эквивалентности перевода. Несмотря на то, что этот аспект проблемы эквивалентности неоднократно затрагивался в литературе по теории перевода и в специальных исследованиях, границы безэквивалентной лексики остаются недостаточно чётко очерченными. В большинстве работ по теории перевода под безэквивалентной лексикой чаще всего подразумевается почти исключительно реалии исходного языка [4;5].

В связи с этим следовало бы определить терминологические рамки понятия «реалия», тем более, что в переводоведческой литературе оно получило достаточно широкое распространение. Термин «реалия» в научной литературе отождествляется с понятием, которое используется в данной работе, а именно – с «безэквивалентной лексикой» [3;16, 17;44]. Однако объяснение одного термина через другой, содержание которого также недостаточно точно определено, способно вызвать дальнейшие трудности. Следовательно, целесообразно было бы разграничить между собой понятия «реалия» и «безэквивалентная лексика». На недостаточную изученность обоих понятий в современной науке о языке указывает тот факт, что понятия «реалия» и «безэквивалентная лексика» не представлены в Лингвистическом энциклопедическом словаре отдельными статьями [19].

Для обозначения специфических элементов внутренних и внешних культур – «языковых реалий» и «безэквивалентной лексики» – некоторые исследования предлагают термины «идионим» и «ксеноним». Однако при такой классификации используются скорее внелингвистические критерии, согласно которым такие слова как «Brooklin» и «Acropolis» попадают в разные категории. [5;19-20].

В современном переводоведении существуют различные подходы к определению эквивалента и эквивалентности. Так, например, лингвистический словарь определяет понятие эквивалент – как единицу речи, совпадающую по функции с другой, способную выполнять ту же функцию, что и другая единица речи.

Понятие же эквивалентности перевода определяется как общность содержания (смысловая близость) оригинала и перевода.

По мнению В.Н. Комиссарова «эквивалентом следует считать постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста».[20;55]

С. Влахов считает, что «эквивалент предполагает полное тождество между соответствующими единицами двух языков в плане содержания (семантика, коннотация, фон)» [14;47].

А.О. Иванов под эквивалентом понимает «функциональное соответствие в языке перевода, передающее на аналогичном уровне плана выражения (слова, словосочетания) все релевантные в пределах данного контекста компоненты значения или одного из вариантов значения исходной единицы языка – источника» [18;187].

Определяя условия переводческой эквивалентности, Дж. Кэтфорд пишет: «Для того, чтобы существовала переводческая эквивалентность, необходимо, чтобы как исходный, так и конечный тексты были бы соотносимы с функционально релевантными признаками данной ситуации». Под функционально релевантными признаками ситуации подразумеваются признаки, существенные с точки зрения коммуникативной функции текста в данной ситуации. Функциональная релевантность не может быть точно определена и устанавливается чисто интуитивно на основе широкого экстралингвистического контекста (или «контекста» в терминологии Кэтфорда).

Выше, рассматривая определение перевода у Кэтфорда, мы отмечали, что основным элементом этого определения является отражение в переводе предметной (референциальной) ситуации. Ту же соматическую направленность мы находим и в характерном для этого автора понимании эквивалентности. Но, как справедливо отмечает автор обзора переводоведческих работ по эквивалентности и адекватности Р. Левицкий, «поскольку свойства ситуации не подлежат научному описанию, теории перевода остается заняться только межъязыковыми закономерностями, которые прослеживаются на пути от оригинала к переводу. Такая позиция приводит, в частности, к введению понятия «restricted translation» — перевода на одном, избранном уровне языка».

В выдвинутой Ю. Найдой концепции переводческой эквивалентностью, определяется Г. Йегером как отношение между текстами, существующее в тех случаях, когда оба текста совпадают по своей коммуникативной ценности, или, иными словами, способны вызвать одинаковый коммуникативный эффект.

В.Г. Гак и Ю.И. Львин различаются три вида эквивалентности: формальная, смысловая и ситуационная. При формальной эквивалентности общие значения в двух языках выражаются аналогичными языковыми формами. Смысловая эквивалентность предполагает выражение одних и тех же значений различными способами. И наконец, особенностью ситуационной эквивалентности является то, что одна и та же ситуация описывается не только с помощью различных форм (как и при смысловой эквивалентности), но и с помощью различных элементарных значений (сем) выражаемых этими формами [15;233].

При формальной эквивалентности наблюдается подобие слов и форм при подобии значений. Различия средств выражения проявляются лишь в общих структурных различиях двух языков. При смысловой эквивалентности совокупность сем, составляющих общий смысл обеих фаз, одинакова. Варьируются лишь языковые формы их выражения.

При ситуационной эквивалентности различия в наборе сем, описывающих одну и ту же ситуацию, проявляются в том, что в русском высказывании присутствуют семы удаления.

Одна из главных задач переводчика заключается в максимально полной передаче содержания оригинала, и, как правило, фактическая общность содержания оригинала и перевода весьма значительна.

Следует различать потенциально достижимую эквивалентность, под которой понимается максимальная общность содержания двух разноязычных текстов, допускаемая различиями языков, на которых созданы эти тексты, и переводческую эквивалентность — реальную смысловую близость текстов оригинала и перевода, достигаемую переводчиком в процессе перевода. Пределом переводческой эквивалентности является максимально возможная (лингвистическая) степень сохранения содержания оригинала при переводе, но в каждом отдельном переводе смысловая близость к оригиналу в разной степени и разными способами приближается к максимальной.

Переводческая эквивалентность может основываться на сохранении (и соответственно утрате) разных элементов смысла, содержащихся в оригинале. В зависимости от того, какая часть содержания передается в переводе для обеспечения его эквивалентности, различаются разные уровни (типы) эквивалентности. На любом уровне эквивалентности перевод может обеспечивать межъязыковую коммуникацию.

Во-первых, понятие «эквивалентность» приобретает оценочный характер: «хорошим», или «правильным», переводом признается только эквивалентный перевод.

В-вторых, поскольку эквивалентность является условием перевода, задача заключается в том, чтобы определить это условие, указав, в чем заключается переводческая эквивалентность, что должно быть обязательно сохранено при переводе.

В поиске ответа на последний вопрос в современном переводоведении можно обнаружить три основных подхода к определению понятия «эквивалент».

Некоторые определения перевода фактически подменяют эквивалентность тождественностью, утверждая, что перевод должен полностью сохранять содержание оригинала. А.В. Федоров, например, используя вместо «эквивалентности» термин «полноценность», говорит, что эта полноценность включает «исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника». Однако этот тезис не находит подтверждения в наблюдаемых фактах, и его сторонники вынуждены прибегать к многочисленным оговоркам, которые фактически противоречат исходному определению. Так, Л.С. Бархударов оговаривает, что о неизменности «можно говорить лишь в относительном смысле», что «при переводе неизбежны потери, т. е. имеет место неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника». Отсюда Л. С. Бархударов делает закономерный вывод, что «текст перевода никогда не может быть полным и абсолютным эквивалентом текста подлинника», однако остается непонятно, как это совместить с тем, что «неизменность плана содержания» была указана в качестве единственного определяющего признака перевода [9;34].

Такой подход к переводу дал основания для появления так называемой теории непереводимости, согласно которой перевод вообще невозможен. Безусловно, уникальность словарного состава и грамматического строя каждого языка, не говоря уже о различии культур, позволяет утверждать, что полное тождество текстов оригинала и перевода в принципе невозможно. Однако, утверждение о том, что невозможен и сам перевод, весьма спорно.

Второй подход к решению проблемы переводческой эквивалентности заключается в попытке обнаружить в содержании оригинала какую-то инвариантную часть, сохранение которой необходимо и достаточно для достижения эквивалентности перевода. Наиболее часто на роль такого инварианта предлагается либо функция текста оригинала, либо описываемая в этом тексте ситуация. Иными словам если перевод может выполнить ту же функцию или описывает ту же самую реальность, то он эквивалентен. Однако, какая бы часть содержания оригинала ни избиралась в качестве основы для достижения эквивалентности, всегда обнаруживается множество реально выполненных и обеспечивающих межъязыковую коммуникацию переводов, в которых данная часть исходной информации не сохранена. И, наоборот, существуют переводы, где она сохранена, однако, они не способны выполнять свою функцию в качестве эквивалентных оригиналу. В таких случаях мы оказываемся перед неприятным выбором: либо отказать подобным переводам в праве быть переводами, либо признать, что инвариантность данной части содержания не является обязательным признаком перевода.

Третий подход к определению переводческой эквивалентности можно назвать эмпирическим, он представлен в работах В. Н. Комиссарова. Суть его заключается в том, чтобы не пытаться решать, в чем должна состоять общность перевода и оригинала, а сопоставить большое число реально выполненных переводов с их оригиналами и выяснить, на чем основывается их эквивалентность. Проделав такой эксперимент, Комиссаров сделал вывод о том, что степень смысловой близости к оригиналу у разных переводов неодинакова, и их эквивалентность основывается на сохранении разных частей содержания оригинала.

Согласно теории В.Н. Комиссарова эквивалентность перевода заключается в максимальной идентичности всех уровней содержания текстов оригинала и перевода [22;85].

Приближенный (уподобляющий) перевод — способ передачи безэквивалентной лексики, который заключается в том, что для обозначения иностранной реалии в ПЯ подыскивается понятие, которое хоть и не совпадает полностью с исходным, но имеет с ним значительное семантическое сходство и в известной мере способно раскрыть для получателя перевода суть описываемого явления. Например, понятия Sant Nikolaus (Santa Claus) и Дед Мороз нельзя считать идентичными, однако в ряде случаев они могут заменять друг друга при переводе.

Вряд ли правомерно утверждать, что русское понятие кандидат наук и европейское doctor идентичны, однако поскольку они обозначают в общем одну и ту же ступень в научно-иерархической лестнице, то европейские ученые, общаясь с российскими коллегами, титулуют кандидатов наук докторами.

Достоинством приближенного перевода является его доходчивость. Получатель перевода имеет дело с привычными, хорошо ему знакомыми понятиями.

Однако этот метод передачи безэквивалентной лексики всегда связан с определенной опасностью, проистекающей из самой его сущности, в основе которой лежит замена исходного понятия лишь приблизительным его соответствием. Поэтому пользоваться приближенным переводом нужно весьма осторожно. Приближенный перевод всегда таит в себе опасность недопустимой национально-культурной ассимиляции.

Разъяснительный перевод нередко сочетается с приемом генерализации, суть которого заключается в том, что нечто специфическое, конкретное представляется обобщенно. При этом конкретное, специфическое опускается, или, иначе говоря, узкое понятие о реалии заменяется более широким понятием.

Как мы уже отмечали, в качестве вспомогательного приема при переводе безэквивалентной лексики используются примечания переводчика, даваемые в скобках или сносках, однако считаем нужным затронуть этот вопрос еще раз. Представляя собой отдельные минитексты (текст в тексте или при нем), примечания переводчика не согласуются с общественным предназначением перевода — обеспечивать двуязычную опосредованную коммуникацию по образу и подобию одноязычной. Поэтому ими не следует злоупотреблять, не говоря уже о том, что практически они применимы только в письменных переводах. Именно стремлением переводчика избежать примечаний и вызван прием генерализации исходного содержания с опущением наиболее специфической его части. Если опускаются второстепенные детали, использование такого приема вполне оправданно.

Во всей их совокупности способы перевода безэквивалентной лексики нельзя отнести ни к подстановкам, ни к трансформациям. В них имеются черты и того и другого, но также есть своя собственная, присущая только им специфика. Поэтому способы перевода безэквивалентной лексики целесообразно рассматривать как отдельную, специфическую группу переводческих приемов.

В результате, вырисовывается облик реалий как особой категории средств выражения: слова и словосочетания, называющие объекты, характерные для жизни (быта, культуры, социального и исторического развития) одного народа и чуждые другому. Будучи носителями национального и/или исторического колорита, они, как правило, не имеют точных соответствий (эквивалентов) в других языках, а, следовательно, не поддаются переводу «на общем основании», требуя особого подхода [3;55].

Что касается безэквивалентной лексики – термин, как было указано выше, может рассматриваться как синоним «реалии». Однако говорить о безэквивалентной лексике в плоскости одного языка не следовало бы, по-скольку «границы безэквивалентной лексики гораздо шире» [14;5].

А.О. Иванов предлагает рассматривать проблему эквивалентности и безэквивалентности в виде оппозиции (эквивалентность / безэквивалент-ность), каждый член которой дополнительно характеризует друг друга и без чего понимание любого из них будет неполным. Оппозиционность предполагает наличие противоположных признаков в семантическом поле двух элементов этой пары.

Далее А.О. Иванов переходит к теме адекватного перевода, рассматривая её в свете указанной выше теории эквивалентности. Основным принципом адекватного перевода автору представляется принцип функциональной тождественности. Результат перевода должен выполнять аналогичную смысловую и художественную функцию в системе целого.

Что касается классификации самих собственных имён, т. е. деления ономастического пространства на секторы, зоны и поля, то, по мнению А.В. Суперанской, – существует объективная необходимость такого деления, так как ономастическое пространство в целом трудно обозримо. В ономастическом пространстве могут быть выделены: антропонимия, топонимия, зоонимия, фитонимия, космонимия, астронимия, хронимия, мифонимия и т.д [8;180].

 

1.2.2 Безэквивалентная лексика и ее типы

 

Полная невозможность найти какое бы то ни было соответствие слову подлинника, явление безэквивалентности в чистом виде, встречается относительно редко. Она возникает тогда, когда слово оригинала обозначает местное явление, которому нет соответствия в быту и в понятиях другого народа.

В настоящее время в английском языке есть ряд научных терминов, еще не имеющих определенного лексического соответствия в других языках. Таковы термины «закономерность», «идейность», «партийность», которые вызывают трудности при переводе на некоторые западноевропейские языки и требуют расширительно-описательного перевода в применении к контексту.

Отсутствие точных и постоянных лексических соответствий тому или иному термину отнюдь не означает:

1) ни невозможности передать его смысл в контексте (хотя бы и описательно и не одним словом, а несколькими);

2) ни его непереводимости в будущем.

История каждого языка свидетельствует о постоянных изменениях словарного состава в связи с постоянными изменениями в жизни общества, с развитием производства, культуры, науки. Вместе с обогащением и расширением словаря увеличиваются и возможности перевода. Из истории языка, известно о том, как многие иностранные слова, первоначально представлявшиеся трудно переводимыми, впоследствии были переведены, нашли определенное соответствие, и переводчик, сталкиваясь с такими словами в подлиннике, уже ничего не должен ни искать, ни заново создавать, а пользуется готовыми средствами передачи.

Часто безэквивалентная лексика представляет собой реалии, то есть слова, под которыми следует иметь в виду «наименования элементов быта, истории, культуры и т. д. данного народа, страны, места, не существующие у других народов, в других странах и местах».

Безэквивалентную лексику следует принципиально отличать от терминологии, хотя в ряде случаев реалии бывают почти не отличимы от терминов. Под термином мы имеем в виду строго научное понятие, используемое в сфере научно-технических и других специальных текстов (например, географических, этнографических, музыкальных и пр.). «Реалии же встречаются преимущественно в художественной литературе, где в известной степени составляют элементы местного и исторического колорита…».

Данный тезис нам кажется вполне верным, хотя, с нашей точки зрения, в нем не в полной мере учитываются психологические особенности современной эпохи — эпохи массовой коммуникации, которая порождает значительное количество лексических единиц, обозначающих характерные для английского языка реалии не только в сфере художественной литературы. В связи с этим замечанием мы полагаем, что классификацию, предложенную С. Влаховым и С. Флориным, можно пополнить еще двумя группами: рекламных и политических реалий. В таком виде, по нашему мнению, классификация упомянутых авторов будет более полной и, стало быть, представит для переводчика больший интерес. Таким образом, взяв принципы классификации болгарских исследователей за основу, мы получаем несколько групп безэквивалентной лексики [14;90].

Во-первых, это географические и этнографические реалии, которые составляют значительную группу слов.

Поскольку в иных географических районах особые виды местности и растительности и их названия на другом языке отсутствуют, то для передачи их значения, как правило, используется метод заимствования: jungle — джунгли, fiord — фиорд, prairie — прерии. При переводе с русского на английский язык используется тот же прием: степь —steppe, тундра — tundra, тайга —taiga. Учитывая, однако, то обстоятельство, что подобные слова-кальки отнюдь не всегда могут быть достаточно понятны читателю, мыслящему на другом языке, в словарях нередко вводятся также дополнительные описания: понятие steppe дополнительно растолковывается как plain, heath, waste; понятие tundra — marshy plain, Siberian swamp, the vast, level, treeless plains of the arctic regions; понятие taiga — dense forests between tundra and steppe, dense marshy forest in Siberia.

To же самое можно сказать и о переводе этнографических понятий: русское слово казак как калька вошло в другие языки.

Во все времена можно было проследить стремление приблизить написание иноязычных слов средствами своего языка как можно ближе к их звучанию. Однако этот процесс осложнялся не только фонологической разносистемностью языков, но также и отсутствием научного осмысления явления в целом. Почти отсутствовали и попытки унификации средств его передачи. Вот почему и практике перевода утвердились лишь некоторые возможности более или менее достоверно чужое средствами своего языка.

Следует подчеркнуть, что безэквивалентная лексика слабее представлена в научно-технической литературе, здесь она выступает лишь в роли терминов, которых всегда приходится много на страницу текста.

Имеют место различные способы передачи безэквивалентной лексики. Возможны и их комбинации в зависимости от особенностей обозначаемого данным словом предмета или явления. Знание их позволит выбрать наиболее оптимальный вариант перевода или их комбинации.

Возможны и их комбинации в зависимости от особенностей обозначаемого данным словом предмета или явления. Знание их позволит выбрать наиболее оптимальный вариант перевода или их комбинации.

Калькирование

Этот прием заключается в передаче безэквивалентной лексики ИЯ при помощи замены ее составных частей – морфем или слов (в случае устойчивых словосочетаний) их прямыми лексическими соответствиями в ПЯ[31].

Grand jury – большое жюри

Backben cher – заднескамеечник

Brain drain – утечка мозгов

Как транскрипция и транслитерация, так и калькирование не всегда раскрывают читателю, незнакомому с ИЯ, значение переводимого слова или устойчивого словосочетания. Причины этого в том, что сложные составные слова и устойчивые словосочетания, при переводе которых калькирование используется чаще всего, нередко имеют значение, неравное сумме значений их компонентов, а поскольку при калькировании используются эквиваленты именно этих компонентов, значение всего лексического образования в целом может остаться нераскрытым. Так, неподготовленному читателю слово «заднескамеечник» вряд ли скажет что-нибудь без развернутых пояснений.

Описательный (разъяснительный) перевод

Этот способ передачи безэквивалентной лексики заключается в раскрытии значения лексической единицы ИЯ, при помощи развернутых словосочетаний, раскрывающих существенные признаки обозначаемого данной лексической единицей явления, т.е. по сути дела, при помощи ее дефиниции (определения) на ПЯ[62].

Вот несколько примеров описательного перевода английской безэквивалентной лексики на русский язык:

landslide – победа на выборах с большим перевесом голосов

whistle stop speech – агитационное выступление кандидата во время остановки поезда

bull – спекулянт, играющий на повышении биржевых ценностей

bear –спекулянт, играющий на понижении биржевых ценностей

coroner – следователь, производящий дознание в случае насильственной или скоропостижной смерти

floorer – сильный удар, сшибающий с ног, (в переносном смысле) озадачивающий вопрос, трудная задача.

В художественной литературе в переводе романа «Над пропастью во ржи» – The Catcher in the Rye. – переводчик выбирает следующий вариант: I used to caddy once in a while. Я ей носил палки для гольфа.

Приведем несколько случаев описательного перевода при передаче на английский язык русской безэквивалентной лексики:

щи – cabbage soup

борщ – beetroot and cabbage soup, borschch

пожарище – site of a recent fire, charred ruins

погорелец – a person who has lost all his possessions in a fire

агитпункт – voter education center

дружинники – public order volunteers

Нетрудно заметить, что описательный перевод, хотя он и раскрывает значение исходной безэквивалентной лексики имеет тот серьезный недостаток, что он обычно оказывается весьма громоздким и неэкономным. Поэтому, хотя он является обычным средством передачи значений безэквивалентной лексики в двуязычных словарях, при переводе текстов, особенно художественных, его применение не всегда возможно, как применение транскрипции и калькирования. Часто переводчики прибегают к сочетанию двух приемов – транскрипции или калькирования и описательного перевода, давая его в сносках и в комментарии. Это дает возможность сочетать краткость и экономность средств выражения, свойственных транскрипции и калькированию, с раскрытием семантики данной единицы, достигаемой через описательный перевод: разъяснив однажды значение данной единицы, переводчик в дальнейшем может использовать транскрипцию или кальку, смысл которой уже будет понятен читателю[23].

Так, в статье Ю. Харламова «Рай для банкиров» дается транскрипция английского термина holding company как «холдинг-компания», вслед за чем в скобках приводится объяснительный перевод: «Фирмы, которые непосредственно не управляют производством, а только держат в своих руках «портфельный капитал» – контрольные пакеты акций тех монополий, интересы которых они представляют», в дальнейшем тексте статьи транскрипция «холдинг» употребляется без пояснений.

В данном случае возможен также приближенный перевод «компания-учредитель».

Приближенный перевод (перевод при помощи «аналога») заключается в подыскании приближенного по значению соответствия в ПЯ для лексической единицы ИЯ, не имеющей в ПЯ точных соответствий

Душегрей – vest

Конечно, английское vest, означающее жилет или нательную фуфайку, лишь приблизительно передает значение русского «душегрейка», которая обозначает «женскую теплую кофту без рукавов»; тем не менее для целей перевода это неполное, приблизительное соответствие оказывается вполне достаточным. Такого рода приблизительные эквиваленты лексических единиц можно называть «аналогами».

«Аналоги» нередко используются в английской общественно-политической литературе для обозначения явлений, характерных для российской действительности (т.е. для передачи так называемых «руссизмов»).

горсовет – municipal council

председатель горсовета – mayor

техникум – junior college

(наряду с приведенной выше транскрипцией technicum)

путевка в санаторий – vouch

Хотя эти эквиваленты лишь приблизительно передают содержание соответствующих русских слов, все же за отсутствием в английском языке точных эквивалентов, их применение вполне оправдано, поскольку они дают некоторое представление о характере обозначаемого предмета или явления. Применение аналогов встречается и при передаче английской безэквивалентной лексики на русский язык, например:

drugstore – аптека

know-how – секреты производства (технология, умение, знание дела)

muffin – сдоба.

Применяя в процессе перевода «аналоги», следует иметь в виду, что они лишь приблизительно передают значение исходного слова и в некоторых случаях могут создать не вполне правильное представление о характере обозначаемого ими предмета или явления.

Так, обычная передача американизма drugstore как «аптека» не дает полного представления о функциях этого заведения – в русских аптеках продаются только лекарства и (иногда) косметические средства, в то время как в американских «драгсторах» продаются также предметы первой необходимости: газеты, журналы, кофе, мороженое и пр.; кроме того, они функционируют как закусочные. Поэтому, когда реплика героини одного из американских фильмов, демонстрировавшихся в свое время на наших экранах Food’s awful in drugstores – переводилась в субтитрах как «В аптеках плохо кормят», это вызывало непонимание у зрителей. В данном случае был бы уместен другой русский аналог – закусочная[29].

Транслитерация – это передача средствами ПЯ графического (буквенного) состава слова ИЯ, а транскрипция – это передача звуковой формы буквами ПЯ. Эти способы применяются при передаче иноязычных имен собственных, географических наименований и названий разного рода компаний, фирм, пароходов, гостиниц, газет, журналов.

В русских газетах встречаются следующие транскрипции и транслитерации американских торговых и промышленных компаний:

«Дженерал моторс» Бэнк оф Америка»

«Дженерал электрик компани».

Этот способ широко применяется при передаче реалий; он особенно распространен в общественно-политической литературе и публицистике как переводной, так и оригинальной, но описывающей жизнь и события за рубежом. На страницах нашей прессы в последнее время стали встречаться следующие транскрипции английских слов и словосочетаний, не имеющих эквивалентов в русской лексике:

Drive-in – драйв-ин

Teach-in – тич-ин

Drugstore – драг-стор

Public school – паблик скул

Know-how – ноу хау

Impeachment – импичмент

В английской общественно-политической литературе можно встретить такие транслитерации русских реалий, как:

Agitprop, sovkhoz, technicum.

В практике перевода в свое время наблюдалась тенденция к широкому применению транслитерации и транскрипции при передаче иноязычных реалий, которая часто переходила в злоупотребление этим приемом[30]. Критикуя такого рода злоупотребления переводческой транскрипцией в переводах произведений Диккенса, выходивших в свет в тридцатых годах, известный переводчик и литературовед И.А. Кашкин иронически писал: «Здоровая тенденция разумного приближения к фонетической точности написания здесь переходит в свою противоположность…».

К общепринятым напиткам: джину, грогу, пуншу, элю навязываются еще: холендс, клерет, порт, тоди, хок, стаут, нигес, джулит, флип и т.д.

Точно так же к издавна известным кэбам, фаэтонам, кабриолетам, шарабанам пристраиваются: гиги, шезы, полюдоры, брумы, беруши, хепсомы и прочие.

В настоящее время прием транслитерации и транскрипции при переводе художественной литературы используется гораздо реже, чем прежде. Это вполне обосновано – передача звукового или буквенного облика иноязычной лексической единицы не раскрывает ее значения, и такого рода слова читателю, не знающему ИЯ, остаются непонятными без соответствующих пояснений. Поэтому указанным приемом при передаче иноязычных реалий следует пользоваться весьма разумно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2 Особенности перевода безэквивалентной  лексики

 

2.1 Трудности при переводе безэквивалентной лексики

 

Но основы научной теории перевода стали разрабатываться только к середине ХХ века, когда переводческая проблематика привлекла внимание языковедов.

Отношение языковедов к переводу чётко выразил В. Гумбольдт в письме к известному немецкому писателю и переводчику Августу Шлеге-лю: «Всякий перевод безусловно представляется попыткой разрешить не-выполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счёт вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счёт своего подлинника» [6;17].

Что касается отечественной науки о языке, то в её традиции перевод принято рассматривать как сложное многоаспектное понятие, которое представляет собой в первую очередь процесс межъязыковой трансформации текста. Переводом с одной стороны следует считать процесс преобразования с исходного языка (ИЯ) на переводящий язык (ПЯ), с другой стороны, перевод – это изменение речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, то есть значения [2;11].

Сам по себе предмет теории перевода изучает процесс создания вторичного текста (текста на ПЯ) с той или иной степенью соответствия репрезентирующего оригинальный текст (текст на ИЯ). При этом для переводчика крайне важно донести не только чисто информационную часть оригинала, но и его экспрессивное наполнение, т.е. не только то что написал автор, но и то как он это сделал [5;28].

В той мере, в какой практический опыт коллектива, говорящего на данном языке, одинаков у коллективов, говорящих на разных языках, одинаковы и значения, выражаемые в этих языках. Поскольку сама реальная действительность, окружающая разные языковые коллективы, имеет гораздо больше общих черт, чем различий, постольку значения разных языков совпадают в гораздо большей степени, чем они расходятся. В этом состоит теоретическое оправдание принципа «переводимости», который составляет основу процесса межъязыковой и межкультурной коммуникации – масштабного явления, в которое вовлечены носители самых разных языков и культур.

Однако существуют точки зрения, согласно которым перевод всегда является операцией, относительной по своим результатам, так как в каждом языке по отношению к любому другому есть элементы, передача значения которых в нормальных условиях в рамках самого текста невозможна, а основные ограничения на любой перевод накладывают, главным образом, внутрилингвистические значения [4;38].

Безэквивалентная лексика, как правило, вызывает наибольшую трудность при переводе на иностранный язык, так как словарный перевод такой лексики не даёт результата. Примером особого подхода к переводу безэквивалентной лексики можно считать перевод семантических лакун, т.е. слов, не имеющих на ПЯ эквивалентов в виде отдельных слов. Такими семантическими лакунами по отношению к русскому языку являются такие английские слова как bouncer, glimpse, barber и т.д. Однако факт отсутствия в русском языке отдельных слов, закреплённых за этими понятиями не означает, что все эти специфически национальные понятия нельзя передать в переводе, хотя бы путём описательного перевода, который можно признать основным способом перевода семантических лакун.

Один из вариантов безэквивалентной лексики – слова широкой семантики, которые обнаруживают расхождение референциальных значений в ПЯ по сравнению с ИЯ, например iron – утюг и железо, рука – arm, hand, переводчик – interpreter, translator. При этом, выбор требуемого соответствия в переводе этого типа безэквивалентной лексики возможен только при условии выхода за пределы языкового контекста и знания самой реальной обстановки или ситуации.

Отдельную разновидность переводческих трудностей представляет собой альтернативно-безэквивалентная лексика. Это особая разновидность безэквивалентной лексики, в которую входят имена собственные, безэквивалентность которых обусловлена национальным своеобразием языка и культуры народа, говорящего на ИЯ. Как правило, при переводе имена собственные заимствуются путём транскрипции – передачи звучания имени собственного. Однако в тех случаях, когда имя собственное не просто называет предмет, а имеет некое дополнительное значение, механическая передача звучания не обеспечивает адекватности перевода. Адекватность перевода достигается только путём экспликации смысловой структуры, которая, применительно к различным типам имён собственных имеет определённые закономерности». [4].

В качестве отдельной группы безэквивалентной лексики А. О. Иванов рассматривает языковые реалии – особые слова и словосочетания, называющие объекты, характерные для жизни, быта, культуры, социального и исторического развития одного народа и чуждые другому; будучи носителями национального и/или исторического колорита, они, как правило, не имеют точных соответствий (эквивалентов) в других языках. Существует несколько способов передачи реалий на ПЯ: 1) калькирование, т.е. повторение внутренней формы исходного слова, например: Grand Jury – Большое жюри, backbencher – заднескамеечник и т.д.; 2) использование существующего аналога, например: drugstore – аптека; 3) транслитера-ция/транскрипция, например: pub – паб; 4) приближенный или описатель-ный перевод, например: drive-in – автокинотеатр.

К определённому типу безэквивалентной лексики относятся и фразеологизмы, для которых существует два способа перевода – лексический или описательный (например: husband’s tea – слабый чай) и калькирование (например: fat cats – жирные коты).

В целом, перевод всех видов безэквивалентной лексики считается крайне сложной проблемой, поскольку перед переводчиком всегда стоит проблема выбора между калькированием и разъяснительным, описательным переводом. Сохранение внутренней формы может вести к нарушению в прагматике, а сохранение прагматического значения может сопровождаться потерей референции, т.е. определённой части смысла. Этот выбор не может быть закреплён какой-либо универсальной переводческой нормой, а основан только на степени мастерства и вкуса переводчика.

Большинство трудностей при передаче безэквивалентной лексики связано с тем, что в переводном языке отсутствует эквивалент из-за отсутствия в культуре носителей этого языка референта. Методом полного раскрытия национально- культурной специфики значения является, по мнению многих ученых, лингвострановедческое комментирование, принципы которого были разработаны Е. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым. Под лингвистической семантизацией эти ученые понимают «формирование лексического понятия безэквивалентной лексической единицы в сознании иностранных учащихся», «филологическое моделирование обиходных обыденных знаний, стоящих за словом».

Существует также понятие ложной безэквивалентности. Ложная безэквавалентность – это субъективное, кажущееся отсутствие эквивалентов в языке перевода в силу недостаточных знаний отдельного переводчика, но которые вполне могут быть найдены более находчивым переводчиком. Например, предложение fat cats paid 100 dollars for a plate многими студентами, изучающими английский язык и знающими фигуральное значение термина fat cat, переводится так: «денежные мешки ‘уплатили 100 долл. за тарелку. Фактически слово plate — тарелка здесь образно употребляется в значении ‘обед’, званый ужин’, ‘прием’ (в честь какого-либо политического деятеля). Словосочетание TV dinner лица, не искушенные в особенностях его употребления в речи, обычно смело переводят на русский язык как «обед, показываемый по телевидению» или «обед, рекламируемый по телевидению». Такой перевод нельзя признать правильным. Во-первых, dinner — это не обед, а ужин. Во-вторых, TV dinners продаются в американских супермаркетах и их подлинное значение ‘быстроприготовляемый полуфабрикат, рекламируемый по телевидению’.

Адекватный перевод невозможен без учета стилистической стороны подлинника. Определение В.В. Виноградова – «Стиль – общественно осознанная и функционально обусловленная, внутренне объединенная совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка, соотносимая с другими такими же способами выражения, которые служат для иных целей, выполняют иные функции в речевой общественной практике данного народа», – с исчерпывающей полнотой раскрывает лингвистическую сущность стиля[37].

Не следует думать, что проблема стиля возникает лишь при переводе художественного текста. Любая газетная статья, даже газетная информация имеет более или менее ясно выраженную стилистическую характеристику. Более того, если главное для переводчика художественной прозы в стилистическом плане – воссоздать индивидуальный «почерк» автора, передать его голос средствами другого языка, то перед переводчиком публицистики, газетно-информационного материала может стоять и более простая, и более сложная задача. Ведь публицистический стиль изучен гораздо хуже, чем стиль художественной литературы, а газетно-информационной – и того менее.

Поэтому при переводе возникает вопрос: нужно ли передавать стилистическое своеобразие текста и если да, то какими средствами.

В основном это вопрос о том, следует ли равняться на стиль нашей прессы или на стиль оригинала. Или вообще пренебречь трудно передаваемыми стилистическими характеристиками текста.

Однозначного ответа на этот вопрос не существует. Прежде всего, важно учитывать назначение перевода. Далеко не всегда стилистическая изощренность материала, призванного, в первую очередь, информировать и убеждать, способствуют его усвоению в другой стране на языке перевода. Конечно, если это памфлет, фельетон, ораторская речь, материал такого рода будет выхолощен в переводе не сохранившем его стиль. Другое дело, когда переводится текст информационного или пропагандистского характера и за стилистическими деревьями читатель может не увидеть леса. Ведь те специфические приемы украшательства, которыми пользуются иностранные газеты и журналы, подчас носят столь узконациональный или даже местный характер, что могут быть переданы в переводе лишь в сопровождении подробных примечаний.

В большинстве случаев такие примечания лишь загромождают текст и ничего не дают ни уму, ни сердцу нашего читателя.

Любые стилистические средства экспрессивны, так как имеют эмоциональное или оценочное действие. Нередко даже нейтральные в стилистическом отношении языковые средства могут приобретать экспрессивное значение. Переводчик должен учитывать и стилистическую и экспрессивную сторону подлинника. Анализируя стилистическую и экспрессивную характеристику отдельных звеньев языковой ткани и соотнеся их с общим идейно-художественным замыслом автора, он устанавливает экспрессивно-стилистическую тональность подлинника.

Конечно, даже квалифицированный переводчик не всегда может знать стилистическую характеристику слова, определяемую его принадлежностью к функционально-стилистическому слою лексики.

Это затруднение преодолевается с помощью толковых или параллельных словарей. Как известно, слова нейтрального в стилистическом отношении слоя (около 90 % лексики) обычно не имеют никаких пометок. Слова, находящиеся «выше» или «ниже» этого слоя (так называемая периферийная лексика), снабжаются стилистическими пометками. К сожалению, различные словари нередко по-разному квалифицируют одни и те же слова. Чаще всего это относится к лексике литературно-разговорных слов с пометками: разговорное, фамильярное, просторечное, сленг, жаргон; реже наблюдается разнобой в лексике с пометами: книжное, официальное, канцелярское, поэтическое, архаичное, устарелое.

Но определить стилистическую принадлежность слова – это лишь полдела. Важно найти в русском языке слово, соответствующее не только по смыслу, но и стилю. Очень часто в русском языке не оказывается полного стилистического соответствия, периферийному английскому слову[36]. Даже когда параллельный словарь дает русское соответствие, принадлежащее к той или иной стилистической категории, что и иноязычное слово, нередко это соответствие не может быть использовано из-за неадекватности экспрессивного значения.

Так для слова «grub» БАРС дает только одно соответствие «жратва» с пометкой груб. Однако русское слово гораздо грубее английского и к тому же относится к просторечию, тогда как английское слово считается коллоквиализмом и из сленга перешло в разговорную категорию. Оно произносится даже в официальной ситуации. В последнем романе Кронина врач, приехавший на работу в швейцарскую клинику, спрашивает местного врача: «What about the grub?» – «А как здесь жратва?». Но тут мы как раз сталкиваемся с распространенным явлением: в русском языке нет слова, стилистически адекватному английскому. «Еда, пища» – слова нейтрального стиля, а дальше только грубые синонимы – «жратва, шамовка». Таким образом, экспрессивная адекватность является решающим компонентом при выборе слова в переводе.

Разумеется, лексический материал важная, но не всегда важнейшая характеристика стиля. Характер стиля определяется всей совокупностью средств с их отношением к выражаемому содержанию, к идей но-художественному замыслу автора. Насколько сложная эта проблема, можно видеть из диаметрально противоположных оценок стиля писателей, даже классиков английской литературы.

Один из столпов английской стилистики профессор Джеймс Мерри высоко ставит литературный стиль Дефо, тогда как другие специалисты считают, что если Дефо читают, то вопреки его плохому стилю.

Причины лексических и грамматических трансформаций при переводе с английского языка на русский коренятся в национальных особенностях обоих языков. Их стилистические системы тоже имеют свой национальный характер. Стилистические приемы разных языков в основном одни и те же, однако их функционирование в речи различно. Одни и те же приемы имеют разную степень употребительности, выполняют разные функции и имеют разный удельный вес в стилистической системе каждого языка, чем и объясняется необходимость трансформаций. Стилистические замены так же возможны и необходимы, как замены грамматические и лексические.

При осуществлении лексических и грамматических трансформаций переводчик руководствуется принципом передачи лексического или грамматического значения слова или формы. При передаче стилистического значения переводчик должен руководствоваться тем же принципом – воссоздавать в переводе тот же эффект, т.е. вызвать у читателя аналогичную реакцию, хотя часто ему приходится достигать этого, прибегая совершенно к другим средствам.

A vault of a schoolroom – класс, похожий на склеп.

Образное описание класса передано разными стилистическими приемами, но их функция передана адекватна. Переводчик не должен стремиться сохранить самый прием, но должен обязательно воспроизвести его функцию в данном контексте.

Не следует так же забывать и о том, что почти все стилистические приемы многофункциональны. И так же как в многозначном слове английского и русского языков могут не совпадать отдельные лексическо-семантические варианты, так же могут различаться отдельные функции одного и того же стилистического приема. Таким образом, и при сравнении стилистических приемов выявляются полные совпадения, частичные совпадения и несовпадения функций.

В качестве иллюстрации можно сравнить функции аллитерации в английском и русском языках.

Эвфоническая функция аллитерации совпадает в обоих языках – в этой функции аллитерация является одним из основных приемов поэтической речи. Однако использование аллитерации для благозвучия в прозе более характерно для английского языка. Вторая функция аллитерации – логическая. Аллитерация как бы поддерживает тесную связь между компонентами высказывания. Особенно ярко аллитерация показывает спаянность эпитета с определяемым словом. Это наблюдается в равной степени и в английской, и в русской поэзии[33]:

«silent sea» (Coleridge);

«dusty death» (Shakespeare);

«ночное небо над Невой» (Пушкин).

Несомненно во всех этих примерах сочетаются обе функции аллитерации – наряду с благозвучием при ее помощи создается тесная связь между эпитетом и определяемым словом. В английском языке аллитерация в логической функции используется во всех видах экспрессивной прозы.

Третья функция аллитерации в английском языке – привлечь внимание читателя – имеет очень широкое распространение, особенно в названиях литературных произведений, газетных заголовках и часто в самих статьях.

Love’s Labours Lost. (Shakespeare);

Sense and Sensibility. (Austin);

Nicholas Nickleby. (Dickens);

Pen, Pencil and Poison. (Wilde).

Сохранение аллитерации при переводе почти всегда невозможно и совершенно необязательно.

Еще чаще употребляется аллитерация в этой функции в газетных заголовках для придания им броскости и привлечения внимания. И в этом случае ее передача в переводе обычно невозможна и не нужна, ибо в русской газете этот прием не употребляется.

«Rolls on the Rocks» – «Банкротство компании Роллс Ройс».

Сохранение аллитерации при переводе заголовка «Bacon Blow» лингвистически возможно (Бэконом по башке), но это настолько шло бы вразрез с нормами русского газетного стиля, что такой заголовок был бы совершенно абсурдным и стилистически неприемлемым.

Изучение функциональных стилей и стилистических приемов имеет большое значение для перевода. Переводчику следует отдавать себе ясный отчет не только в лингвистических и стилистических особенностях, характерных для каждого стиля английского языка, но и в специфических особенностях соответствующих стилей русского языка. Это исключит возможность привнесения стилистически чуждых элементов в перевод, что важно и для перевода специальных текстов и художественной литературы.

Чрезвычайно важно различать в переводимом тексте оригинальное и тривиальное для того, чтобы избежать, с одной стороны, нивелировки, а с другой – изменения акцентирования, и сохранить стилистическую равноценность – этот необходимый компонент адекватного перевода. Всегда существует опасность сгладить и обесцветить оригинал или сделать перевод более ярким и стилистически окрашенным[34].

Сопоставление переводов с любого из западно-европейских языков на русский показывает, что сплошь да рядом вместо стилистически нейтральных слов в подлиннике в переводе появляются экспрессивно окрашенные слова. Закономерность этого явления подтверждается анализом переводов с русского на другие языки. Наряду с более ярко выраженной экспрессивностью русская лексика отличается и большей конкретностью.

Под смысловой структурой слова следует понимать не только совокупность его нормативных значений, но и ближайшие синонимы этого слова. Ведь в большинстве случаев как английские толковые, так и параллельные словари для раскрытия значений слов пользуются синонимами.

Многозначность, детально разработанная в больших толковых и переводных словарях, реже затрудняет квалифицированного переводчика, чем слова широкой семантики, недифференцированного значения, которых так много в английском языке.

Смысловая структура слов с широкой семантикой трудно поддается исчерпывающему раскрытию через посредство другого языка. Поэтому двуязычные словари нередко дают весьма приблизительную картину совокупности значений слова с помощью перевода. Часто переводные словари создают обманчивое впечатление о многозначности слова, которое отличается семантической емкостью[53].

Так, существительное «record» в словаре Мюллера представлено 18 русскими соответствиями и около 40 в БАРСе. Всю совокупность значений «record» можно передать формулой: «oral or written testimony of past events».

Процесс перевода, как правило, начинается с анализа текста, в ходе которого переводчик стремится достигнуть глубокого понимания смыслового содержания текста, а затем уже приступает к собственно переводу.

Понимание и перевод представляют собой психологические и лингвистические процессы, которые часто не дифференцируются переводящим. Исследователь А. Фанг (Achilles Fang. «Some Reflections on the Difficulty of Translation») справедливо указывает на то, что «во всех исследованиях проблем перевода считается само собой разумеющимся то, что переводчик понял язык и мысль текста. Однако понимание – это нелегкий вопрос, о чем мы знаем на своем горьком опыте».

Глубокое понимание текста не всегда достигается даже при чтении на русском языке, не говоря уже об иностранном. Подобный ход рассуждений не вызывает сомнений ни в методическом, ни в теоретическом плане: подлинный (профессиональный) перевод осуществляется с целью передачи смыслового содержания сообщения (текста), а смысловую, эмоционально-волевую и другую информацию текста, а также его стилистические особенности невозможно передать, предварительно не уяснив авторской мысли. Взять, скажем, работу синхронного переводчика: не поняв мысли оратора синхронный переводчик не в состоянии будет перевести его высказывание. То же самое происходит и при переводе текста.

Письменному переводчику, так же как и устному, нередко приходится надеяться только на себя, свои силы, ибо ни один словарь не в состоянии помочь во всех случаях.

Федоров А.В. пишет: «В практике переводческой работы встречается много случаев, когда используются слова, непосредственно не предусмотренные словарем, ибо он не в силах предвидеть все конкретные сочетания, в которые попадает слово».

В современный век «информационного взрыва», век научно-технической революции работу переводчика немыслимо представить себе без использования ресурсов словаря.

Каждая область значений имеет свой «язык». Подсчитано, например, что современный самолет со своим оборудованием насчитывает 200 тыс. деталей, а химических терминов уже сейчас около 2 млн.

Таким образом, получается, что номенклатура оборудования различных отраслей промышленности будет составлять количество терминов порядка нескольких миллионов. Можно ли запомнить все слова?

Разумеется, нет. Да и нужно ли? Разрыв между огромным количеством общей лексики в той или иной области и реально используемым в речи минимумом (порядка 2–3 тыс. слов) можно объяснить с точки зрения теории коммуникации.

Наша речь в конкретных условиях как раз и вытекает из коммуникативной природы речи. Поэтому, когда мы переводим какой-либо специальный текст или научно-технический документ, насыщенность этого текста новой терминологией будет невелика.

Исследования показывают, что фактически переводчик имеет дело с различными микроязыковыми микрословарями.

Наблюдения над психологическими особенностями процесса коммуникации показывают, что при понимании иноязычного текста многое зависит от процесса толкования, от глубины понимания, от знания тематики, знания особенностей языка источника и других факторов.

Исследователь переводов В.И. Комиссаров правильно отмечает, что понимание, ориентированное на перевод, отличается двумя особенностями: законченностью и обусловленностью структуры языка перевода. Законченность выражается в том, что переводчик непременно должен сделать вывод о смысловом содержании переводимого отрезка, но не может довольствоваться общим, смутным понятием.

Обусловленность состоит в том, что поиски структуры для языка перевода зависят от особенностей структуры оригинала.

Неоценимую помощь в понимании текста оказывает словарь. Следует отметить, что навык обращения со словарем очень важен для будущей работы переводчика-референта. Этот навык проявляется прежде всего в умении читать словарную статью, в способности быстро оценивать сферу применения данного словаря и его рекомендации. Поэтому отдельные положения общей лексикографии должны быть составной частью переводоведения и методики обучения переводу. С другой стороны, и сама практика перевода выдвигает некоторые общие требования к словарям.

В ходе работы переводчик использует самые различные типы словарей. Некоторые из них являются общими, другие – специализированными, т.е. посвящены какой-то одной тематике.

Из общих, изданных в нашей стране, англо-русских словарей наиболее известный БАРС (Большой англо-русский словарь под редакцией И. Гальперина) – 150 тыс. слов, Словарь Мюллера – 70 тыс. слов; а также А. Александрова, А.С. Займовского «Англо-русский словарь» интересен с чисто филологической точки зрения, а именно широким отражением в нем некоторых реалий, относящихся к дореволюционной России.

Однако словари объемом 50 – 70 тыс. и даже 150 тыс. слов уже не удовлетворяют все возрастающих переводческих потребностей, особенно в сфере науки и техники.

В США и Англии издаются словари объемом 500 – 600 тыс. словарных статей, ясно, сколь скромными являются наши словари. Объем двуязычного словаря необходимо довести хотя бы до 200 – 300 тыс. слов и выражений.

Сейчас же положение таково, что значение многих новых английских слов, а также новые значения старых слов переводчик может найти только в толковых английских или американских словарях.

Не выдерживая конкуренции с толковыми словарями в вопросе полноты раскрытия значений слов, двуязычные словари тем не менее дают много удачных переводов-эквивалентов и вариантных соответствий, что крайне важно для переводчика, особенно если он работает со специальными текстами.

Словарная статья включает:

1) заглавное слово;

2) транскрипцию;

3) стилистические пометы: «книжн.», «канц.», «поэт.», «разг.», «смеш.» И пометы экспрессивного характера «груб.», «шутл.», «ирон.»;

4) перечисление основных присущих данному слову значений (обычно с точки зрения частоты из реализации в речи);

5) переводы (по значениям), начиная со «стержневого» значения слова;

6) толкование и пояснение (к заглавному слову, его значениям, фразеологии и примерам, а также к приводимым переводам);

7) переводы самих примеров-иллюстраций;

8) фразеологическое гнездо, включающее самые разнообразные фразеологические единицы;

9) ссылки на другие статьи словаря в тех случаях, когда это необходимо (перекрестные ссылки).

Крайне необходимы при переводе на английский язык словари словосочетаний. Они могут быть полезны и при переводе на родной язык. Самый известный из словарей такого типа – это «Указатель слов» Родейла (The Word Finder. By J.I. Rodale. Emmons. Pennsylvania). В нем можно найти словосочетания некоторых типов: 1) прилагательное + существительное; 2) глагол + наречие и 3) наречие +прилагательное.

Допустим, что нам надо найти ряд определений для слова «speech» – речь. Каким же выбором мы располагаем? На странице 1104 словаря приводятся следующие сочетания

thoughtless speech – бездумная речь

voluble – гладкая речь

angry speech – сердитая речь

goodly speech – подходящая, приятная

copious speech – обширная речь

long speech – длинная речь

stirring speech – волнующая речь

maiden speech – первая речь нового члена парламента

gracious speech – любезная

heartless speech – бездушная речь

chanting speech – монотонная,

всего 145 определений.

То же и в отношении группы глагол + наречие:

to notify officially

sympathetically

appropriately

customarily.

В процессе перевода иногда бывает трудно выбрать нужное слово из синонимического ряда. Однако в том случае, когда трудность возникает на стадии понимания значения слова и даже толковый словарь не помогает раскрыть искомое значение слова, следует обратиться к английским словарям синонимов и антонимов.

Антонимические словари можно условно разделить на две категории: объяснительные и серийные.

К объяснительным относятся словари фирмы Меррием Вебстер, Роже. Примером серийного синонимического словаря является «Словарь синонимов» Ричарда Соула – «The Dictionary of English Synonyms and Synonymous Expressions Designed as a Guide to Apt and Varied Diction. N.Y».

Словарь Эрика Партриджа – «The Dictionary of Slang and Unconventional English» – является одним из самых лучших словарей сленга. Весьма интересным является издание того же автора «Slang Today and Yesterday».

Словари пословиц также полезны для переводчика, поскольку дают простые и ясные разъяснения смысла идиом и примеры их употребления.

Интересным с переводческой точки зрения является словарь Брюэра «The Dictionary of  Phrase and Fable». Этот словарь впервые вышел в 1870 г. В каждом новом издании он пополняется новой фразеологией, учитывая требования современного века массовой информации. В этом словаре переводчик найдет множество имен исторических, мифологических и литературных героев, ссылки на которые встречаются в художественной литературе.

При переводе художественных произведений очень важно просмотреть всю цитату, если в тексте оригинала приводится лишь ее часть. Большую помощь в этом случае может оказать оксфордский словарь цитат «The Oxford Dictionary of Quotations», а также справочник Стивенсона «A Home Book of Proverbs, Maxims and Familiar Phrases».

Из наиболее капитальных этимологических словарей следует отметить двенадцатитомник – «The Oxford English Dictionary «.

Данный словарь – уникальный памятник английской лексикографии. В нем раскрывается происхождение многих тысяч слов английского языка, дается хронология развития значения слов, приводятся цитаты из художественных произведений и других источников, иллюстрируется словоупотребление в разные исторические периоды. Ввиду необычайно большого объема словаря (16 570 с.), он долгое время не переиздавался.

Крайне полезным для начинающего переводчика является словарь Хорнби. Впервые словарь вышел в свет в 1942 г., он сразу же завоевал популярность. Его главное достоинство – простота толкования значения слов, множество необыкновенно ясных примеров, конкретно показывающих, как надо употреблять то или иное слово или словосочетание в речи. Словарь содержит определенные модели речи, по которым можно судить о характерных для английского языка построениях. Словарь содержит 20 тыс. слов, но это именно те слова, которые наиболее часто встречаются в речи, в современной английской литературе и публицистике.

Существует множество словарей по нормам словоупотребления. Однако не все они дают ту информацию, которая интересна для переводчика. Переводчику важно знать не только значение того или иного оборота, но и иметь краткую справку о происхождении слова и оттенках его значения. Интересным справочником такого рода является книга Теодора М. Бернштейна «Внимательный писатель» – «Careful Writer. A Modern Guide to English». В этой книге не только затрагиваются проблемы словоупотребления в современном языке (особенно в США), но и рассматриваются многие лингвистические вопросы, представляющие интерес для переводчика-профессионала.

Это статьи о «казуализмах», т.е. словах и выражениях, характерных для разговорной речи, о словах-клише, о модной лексике «fad words»:

spell out – подробно объяснить

phase out – постепенное вытеснение

know-how – технология.

Техника работы со словарями не ограничивается указанными методами. Самым эффективным является комбинированный метод, который состоит в том, что переводчик использует сразу несколько словарей.

Например:

БАРС «trimmer» – приспособленец, оппортунист;

Русско-английский словарь – «time-server»;

Словарь синонимов – «time-server»;

Словарь Соула – «trimmer, temporizer, time-pleaser, opportunist».

В словаре Роже таких слов еще больше.

Выпишем все русские переводные эквиваленты слов синонимического ряда:

БАРС «trimmer» – приспособленец, оппортунист;

«temporizer» – ловкач, приспособленец, конъюнктурщик;

«time-pleaser» – БАРС не дает;

но «please» – угождать, доставлять удовольствие. Отсюда существительные – угодник, подхалим; «opportunist»– оппортунист.

Таким образом, синонимический ряд значительно расширяется. Но еще можно заглянуть в словарь синонимов русского языка.

Комбинированный метод позволяет не только точно находить контекстуальные соответствия, но и углубляет лексические значения, развивает чувство языка, облегчает его ориентацию в коммуникации в целом.

Конкретизация значения помогает раскрыть национально-культурного компонента таких слов-реалий, как конка, «морж», «мигалки», повремянка, посиделки, частушки.

«Передача национально-культурного компонента эмоционально-экспрессивного характера» рассматриваются примеры передачи национально-культурного компонента путем расширения словарного определения на экспрессивном уровне. Определяется степень лексико-семантической соотнесенности вводимого русского слова-реалии и его перевода-комментария при толковании таких слов, как прихватизация, заказуха, лохотрон, тусовка, паленые, разборка, совок.

При передаче экспрессивной функции ставится задача достижения экспрессивного эквивалента, то есть создания в процессе межъязыкового общения такой ситуации, при которой эмоциональная реакция Получателя текста перевода могла бы соответствовать эмоциональной реакции Получателя текста оригинала. При переводе ярких эмоционально окрашенных слов, особенно в тех случаях, когда денотативное значение отходит на второй план, уступая место экспрессии, переводчик идет по пути снижения экспрессии и замены эмоционально окрашенных слов на нейтральные с целью повышения точности передачи национально-культурного компонента. Это особенно справедливо при передаче таких неологизмов и экзотизмов, как  налево, клево, круто, телки, классный и т.д.

Все переводы подобных слов, данные в газете, снижают экспрессию, иногда давая функционально-коммуникативный аналог, но чаще используя нейтральный стиль. Можно утверждать, что авторы статей, вводя русские слова, где денотативная функция отступает на задний план, уступая место функции экспрессивно-оценочной, пытаются передать национально-культурный компонент нейтральным стилем, который дает лишь опосредованное представление о яркости слова.

Исследователи отмечают, что культурно-исторический и историко-лексикологический комментарий произведений художественной литературы и публицистики раскрывает фоновые знания, актуальные для того или иного исторического периода (шестидесятники, передвижники, эрмитажники, харбинцы), исторически обусловленные коннотативные осмысления известных слов и словосочетаний, характерные для конкретной эпохи, для определенной социальной среды (потемкинские деревни, стиляги, репетитор, райцентр, ледянка).

Слова с ярко выраженной коннотацией объединяет то, что в основе их добавочного экспрессивно-оценочного осмысления лежат ассоциации, различные по своему характеру, но национально-самобытные, вызывающие в сознании носителей языка реалии, предметы, понятия, обозначаемые соответствующими словами.

Попытки переводчиков дать подробный культурологический комментарий таких слов и выражений, как Новгородское Вече, опричнина, Последний звонок, Прощание славянки, разночинцы, стрельцы, тамада и т. д., нуждаются в дальнейшем исследовании.

В качестве примеров, отражающих используемые принципы анализа, приведем словосочетания «Новгородское Вече» и «тамада».

Новгородское Вече

Во фрагменте, который будет процитирован ниже, толкование расширяется за счет приведения дополнительных сведений историко-энциклопедического характера, видоизмененных при смещении из нейтрального регистра в сферу позитивной коннотативности, что подкрепляется и общим контекстом статьи, описывающей Новгород как один из интереснейших туристических объектов. «Novgorodian Veche – which preceded contemporary legislative assemblies and parliaments <…> Made up of members of the local aristocracy, the Veche was meant to deal with crucial issues, such as legislation and military matters. In particularly important cases, all citizens of Novgorod were called to take part in the Veche».

Тамада — толкование этого слова в статье организовано за счет дополнения собственно буквального перевода «a toastmaster» литературно-стилизованным «притчеобразным» фрагментом, органично включающимся в структуру статьи, написанной в традиции «литературных путешествий». В данном случае перед автором стояла задача поэтизации определенных форм национального бытового уклада: «tamada, or toastmaster, is appointed by the host or the guests. The tamada must be quick-witted and humorous, but also philosophical. A successful tamada will have a high tolerance for alcohol, as he is expected to down his drink at every toast, as well as to keep order at the table».

Как указывает А.Д. Швейцер, «прагматический фактор является одним из наиболее важных «фильтров», определяющих не только способ реализации процесса перевода, но и сам объем передаваемой в переводе информации» [36; с. 244].

Н.К. Гарбовский справедливо отмечает, что большинство трансформационных операций обусловлено прагматикой. Необходимость передачи в переводе коммуникативного значения исходного текста вопреки асимметрии языковых и культурных систем и определяет целесообразность самых различных переводческих преобразований.

Учет прагматического значения нередко влияет на передачу других значений. Это естественно, так как между денотативным и коннотативным значениями слов существует тесная органическая связь.

Как указывает А.Д. Швейцер, «в практике перевода коннотативные значения наслаиваются на денотативные, а между семантическими и прагматическими компонентами содержания существует неразрывная связь» [37; с. 77].

В лингвистической литературе прагматический аспект перевода рассматривается с различных точек зрения. Особое значение имеет требование прагматической адаптации перевода с целью обеспечить равенство коммуникативного эффекта в оригинале и переводе. При анализе смысловых отношений между оригиналом и переводом западный переводчик  должен учитывать, вызывает ли слово у слушателя те же ассоциации, что и у говорящего.

Для описания лексического значения безэквивалентной лексики исследователи используют не только толковые словари, но и энциклопедии, справочники, лингвострановедческие словари.

 

2.2 Методы и способы используемые при переводе безэквивалентной лексики

 

Особую группу безэквивалентной лексики составляют имена собственные, и среди них имена, которые хорошо знакомы всем образованным членам языкового коллектива, т.е. имена собственные, о которых участники коммуникации обладают всеобщим знанием. К категории таких имён собственных принадлежат и мифонимы – имена вымышленных существ античной эпохи, которые являются при этом важнейшим элементом художественной системы древнегреческой, и, в целом, мировой цивилизации.

Именно по этой причине область употребления данных имён собственных выходит далеко за рамки того языка, на котором они первоначально появились, то есть древнегреческого и латинского. Персонажи античной мифологии составляют часть мирового художественного наследия и благодаря этому имена этих персонажей вошли в состав Базового словаря и некоторые из них стали универсальными понятиями мировой культуры и отчасти перешли в состав имён нарицательных (нимфа, титан, цербер и т.д).

При переводе имя собственное, как правило, транскрибируют, т.е. переносят в текст ПЯ, сохраняя максимально точную фонетическую форму; в виде исключения – переводят с учётом внутренней формы. В связи с этим возникает вопрос о транскрипции и переводе, как разных уровнях подхода к передаче имён собственных [3;267]. Прежде чем говорить о транскрипции – переводе на уровне фонем, следует поставить вопрос о транслитерации – переводе на уровне графем. Однако транслитерация иногда до неузнаваемости искажает имя, затрудняет и переводчика и читателя [3;267]. Задача переводчика состоит в том, «чтобы найти чужое для ИЯ имя в оригинальном написании и дать на ПЯ по принятым в настоящее время правилам, преодолевая не ляпсусы старых авторов и переводчиков, а сохранившиеся в современности осколки транслитерации» [3;268].

Транскрипция имени собственного в переводе предполагает: 1) перенесение его в текст ПЯ или 2) если это имя уже знакомо носителям ПЯ, то обнаружение его и выявление утвердившейся, иногда традиционной формы; поиски этой формы, в особенности при антропонимах, требуют иногда незаурядной эрудиции [3;268]. Если установлено, что имя встречается впервые, и что утвердившейся транскрипции нет, то переводчику надо: 1) знать правила транскрипции, 2) уметь, в виде исключения, несколько отклониться от них при неудобных с точки зрения носителей ПЯ именах и 3) учитывать колорит, т.е. национальную принадлежность референта [3;268].

«Из антропонимов, – отмечают авторы исследования, – имена, как правило, транскрибируются, а прозвища – переводятся». Авторы предлагают делить имена собственные на естественные и вымышленные, а последние – на употребляемые в ряду с естественными и «книжные», которые, в свою очередь, могут иметь нейтральную внутреннюю форму или обладать оценочной функцией, т.е. каким-либо образом характеризовать объект. Таким образом, предлагается делить имена собственные на: 1) преимущественно называющие, как правило, семантически пустые, 2) преимущественно обозначающие, в которых преобладает внутренняя форма и эмоционально-оценочное значение, 3) совмещающие качества первых двух групп. К теме данной работы имеют отношение единицы первой группы, которые, согласно данной классификации, «в чистом виде транскрибируются» [3;282].

Дворцово-парковый ансамбль Петергофа представляет собой неоценимое культурное достояние, созданное в эпоху расцвета российского государства. Как шедевр скульптуры и дворцово-парковой архитектуры XVIII века, ансамбль Петергофа – произведение лучших мастеров западноевропейских и отечественных художественных школ, которые творили в русле современной им европейской традиции. Согласно этой традиции изображение героев античной мифологии составляло основу сюжета многих скульптурных композиций. Дворцово-парковый ансамбль Петергофа можно назвать своеобразным путеводителем по сюжетам и образам античной мифологии. Поэтому тексты описания дворцово-паркового ансамбля на английском и русском языках включают в себя многочисленные указания на античных мифологических героев. Мифонимы, которые встречаются в текстах описаний на английском и русском языках, как правило, являются словами греческого и латинского происхождения и, согласно определениям, данным в первой главе, входят в категорию безэквивалентной лексики, например:

In 1799 the deformed leaden sculptures of the Neptune Fountain were replaced by a bronze group, also representing the Chariot of Neptune, bought from the town of Nuremberg.

В 1799 году повреждённые свинцовые статуи фонтана «Нептун» заменили на бронзовую группу «Колесница Нептунова», привезённую из Нюрнберга.

Эквивалентом русского словосочетания «фонтан «Нептун» в переводе выступает английское «Neptune Fountain». Имя собственное «Нептун» при переводе на английский язык сохраняет графический образ русского слова, так как речь идёт о транслитерации при передаче имён собственных на иностранный язык, при которой средства ПЯ копируют фонетическую и графическую форму ИЯ. В то же время синтаксическая структура английского словосочетания требует препозиции определяющего слова по отношению к определяемому. По правилам русского языка название фонтана («Нептун») стоит в постпозиции к определяемому слову. Русское словосочетание определяемое слово + имя собственное передаётся на английский язык конструкцией, в которой функцию определения выполняет имя собственное. Подобное несходство, связанное с различиями в синтаксисе, наблюдается и во многих других случаях:

Eleven years later the leaden dolphins on either side of the Siren Foun-tains were replaced by gilded bronze ones, cast by Artemy Anisimov and Ivan Timofeyev.

Речь идёт о фонтанах «Наяды» («Наяда с мальчиком» и «Наяда с тритоном») и «Сирены». В этих словосочетаниях английская конструкция «определяющее слово (мифоним) + определяемое существительное» переводится на русский язык конструкцией «существительное, обозначающее класс предмета + имя собственное (мифоним), указывающее на конкретный предмет этого класса».

The Roman Fountains rise like triumphal columns in the wide open space in front of the Dragon Cascade. Речь идёт о каскаде «Дракон» в русском языке.

Таким образом, если в английском языке имя собственное является определяющим словом к нарицательному существительному типа «Siren Fountains», то в русском языке – наоборот, слова «фонтан» или «каскад» определяют это имя собственное.

Во всех перечисленных случаях сочетание мифонима со словами «фонтан» или «каскад» в английском языке сопровождается неизбежным различием не только в синтаксисе английской фразы и русского перевода, но и затрагивает более широкие несоответствия, которые могут осознаваться в полной мере только носителями языка.

Следует отметить, что при переводе сходного по модели словосочетания The Roman Fountains имеет место полное совпадение синтаксиса русской и английской фразы, а именно – Римские фонтаны, т.е. конструкции прилагательное + существительное: «В восточной части находятся дворец Монплезир, каскад «Шахматная гора» и «Римские» фонтаны, фонтаны «Пирамида», «Солнце», фонтаны-шутихи».

Однако и в данном случае полной эквивалентности при переводе не наблюдается. Речь идёт о различиях в семантике прилагательного «рим-ский» / «Roman». Несоответствия в переводе вызваны несколькими причинами. Русский язык требует согласования прилагательного и существительного в роде, числе и падеже. Английский язык, напротив – не имеет категории падежа, числа для прилагательных и для неодушевлённых имён (за редким исключением) не имеет категории рода. Русское словосочетание «Римские» фонтаны» не вызывает прочной ассоциации с античным Римом (особенно в устном варианте). В то же время английская фраза The Roman Fountains скорее передаёт значение «фонтаны Рима» или «фонтаны Древнего Рима». Для снятия омонимии слова «римский», и придания ему единственного значения («древнеримский»), автор русского путеводителя поставил это слово в кавычки. Таким образом, на первый план в русском словосочетании выступает компонент «как бы римский», «не по-настоящему римский», или «не современный римский», что не соответствует семантике английского слова «Roman», выражающего в первую очередь принадлежность к эпохе античного Рима, например: Roman alphabet – латинский алфавит; Roman law – римское право; Roman letters – прямой светлый шрифт; Roman nose – римский, орлиный нос; Roman numerals – римские цифры.

Тем самым, при переводе данного словосочетания частично не совпадают референциальный и внутрилингвистический компоненты значения русской и английской фразы.

В некоторых случаях перевода с русского языка на английский на-блюдаются несоответствия, связанные с наличием категории артикля в английском языке и отсутствием этой категории в русском. Это обстоятельство также влияет на ту или иную степень эквивалентности перевода имён собственных, т.е. степень идентичности планов содержания английского и русского мифонимов, например:

In 1801 the lead masks of a nymph and a triton were replaced by bronze ones, cast from models by Pierre Louis Agie.

В 1801 году свинцовые маски нимфы и тритона были заменены бронзовыми, отлитыми по моделям Пьера Луи Ажи.

Известно, что обычно артикль при имени собственном не употребляется, а если он присутствует, это может указывать на приобретение именем собственным некоторого признака нарицательности, в связи с чем имя собственное приобретает в языке дополнительные коннотации. Кроме того, неопределённый артикль может придавать словам «nymph» и «triton» функцию определителей к слову «masks». В русском переводе мифонимы «нимфа» и «тритон» не несут в себе никакого нового оттенка значения, связанного с появлением признака нарицательности, а все дополнительные оттенки смысла, вносимые постановкой артикля в английском языке, в русском языке теряются.

Английский источник демонстрирует также потерю части прагмати-ческой информации, заложенной в словосочетании «Телега Нептунова», передавая его как «Neptune’s Chariot». В русском языке словосочетание «Телега Нептунова» отражает устаревшее употребление, которое современным носителем русского языка воспринимается как стилистически выделенное. Стилистически нейтральным выглядело бы словосочетание «колесница Нептуна». Образование прилагательного от имени собственного «Нептун» для получения стилистического эффекта архаичного словоупотребления в английском языке невозможно. В этом смысле перевод этой фразы на английский язык как «Neptune’s Chariot» будет означать неизбежную потерю определённого оттенка значения.

Along the central axis of the garden there are three extensive pools with the Mezheumny (Midway), Neptune’s Chariot, and the Oak Fountains. The square pools storing water, first decorated with sculpture, later on aquired their own magnificent fountains, known as the Fountains of the Square Pools.

Первоначально, в центральном бассейне Верхнего сада поместили «Телегу Нептунову», которую ранее предполагали поставить на Руинном каскаде Нижнего парка.

Несоответствия при переводе собственных имён в английском и русском языках обусловлены различием средств выражения посессивности.

Следует также указать на допустимость различных вариантов перевода словосочетания «Телега Нептунова» на английский язык:

 In 1721 Tuvolkov, the hydraulic engineer, built a basin for a future fountain to a design by Le Blond, approved as early as 1718. In 1737 a fountain was installed, adorned by a gilded lead sculptural group, cast from a model by Bartolomeo Carlo Rastrelli and depicting Neptune in a chariot; it was known then as Neptune’s Cart. At the same time, Rastrelli built an extension to the pool in the form of a three-stepped cascade with the sculpture Winter.

Однако в тексте описаний дворцово-паркового ансамбля Петергофа встречаются и варианты относительно эквивалентного перевода имён собственных (мифонимов) с русского языка на английский. Это, в первую очередь, имена богов и мифологических существ (Neptune, Nymph, Naiad, Triton и т.д.), которые заимствованы русским и английским языками из древнегреческого языка и в силу этого сохраняют относительное единство фонетического образа. Прямое соответствие синтаксиса и семантики при переводе имени собственного с русского языка на английский наблюдается и в словосочетании «Аполлон Бельведерский».

С южной стороны Нептуновского бассейна устроен небольшой, обнесенный гранитом, трехступенчатый каскад. На верхней террасе каскада установлен круглый гранитный пьедестал, на котором возвышается бронзовая статуя Аполлона Бельведерского.

At the southern end of the pool there is a miniature three-stepped cascade with a statue of Apollo Belvedere, surrounded by low fountains with jets of exquisite shape.

Мифонимы «Apollo Belvedere» и «Аполлон Бельведерский» наиболее удачно отражают синтаксическое соответствие английского и русского языков.

Собственные имена «Apollo Belvedere» и «Аполлон Бельведерский» можно считать наиболее близкими друг другу по степени эквивалентности перевода. Слово «Belvedere» является определением к слову «Apollo» как в русском так и в английском языках. Единственным несоответствием можно считать различный графический и звуковой облик словосочетаний «Apollo Belvedere» и «Аполлон Бельведерский», что неизбежно при переводе (транслитерации) мифонимов с греческой основы на другие иностранные языки.

Очевидная референциальная, прагматическая и внутрилингвистическая эквивалентность достигается также при переводе большинства мифонимов с русского языка на английский, путём транслитерации, например:

In August 1723 the inauguration ceremony marking the putting of the fountain system and the Great Cascade into operation took place. But the work did not cease after that date. Soon the figures of Perseus, Actaeon, Galatea, Mercury and two new mascarons were put up.

В августе 1723 года состоялась церемония пуска фонтанов, но и после этого многие работы оставались незавершёнными. Вскоре были установлены скульптуры Персея, Актеона, Галатеи, Меркурия и два маскарона.

 

 

Заключение

 

Под безэквивалентной лексикой имеются в виду лексические единицы (слова и устойчивые словосочетания) одного из языков, которые не имеют ни полных, ни частичных эквивалентов среди лексических единиц другого языка.

Термин «безэквивалентная лексика» употребляется только в смысле отсутствия соответствия той или иной лексической единицы в словарном составе другого языка. Но неправильно было бы понимать этот термин в смысле «невозможности перевода» данной лексики.

Любой язык в принципе может выразить любое понятие: отсутствие в словарном составе языка специального обозначения для кого-либо понятия в виде слова или устойчивого словосочетания не означает невозможности выразить это понятие средствами данного языка. Хотя в системе языка данный знак отсутствует, его содержание всегда может быть передано в речи в конкретном тексте при помощи целого ряда средств.

Безусловно, перевод лексики, не имеющей соответствия в ПЯ, представляет собой определенную трудность, но трудность эта вполне преодолима.

Из практики перевода известны следующие способы передачи безэквивалентной лексики.

В результате нашего исследования мы пришли к следующему заключению: к безэквивалентной относятся слова и словосочетания, отражающие специфику национальной культуры народа, то есть именно их лексическим понятиям присущ своеобразный специфический культурный компонент, их существованием, объясняется расхождение двух культур.

Возможность правильно передавать безэквивалентную лексику и понятия, с ней связанные предполагает фоновые знания. Имеют место различные способы передачи безэквивалентной лексики. Для передачи русской безэквивалентной лексики на английский язык, используются следующие основные приемы: транслитерация, транскрипция, калькирование, описательный перевод, трансформационный перевод и приближенный перевод. Возможны их сочетания в зависимости от особенностей обозначаемого данным словом предмета или явления.

В последние десятилетия особенно резко изменились условия функционирования языка. Они выражаются как в изменении значений ранее известных слов и устойчивых словосочетаний, так и во введении новых в активное употребление. Прежде всего это касается языка СМИ.

На страницах англоязычной печати все чаще встречаются слова интересные своей новизной и заимствованные из разговорной речи (челнок, тусовка), что свидетельствует о сближении разговорной речи и публицистики. Наблюдается постепенная фразеологизация сочетаний слов, ранее не являвшихся устойчивыми выражениями (новый русский, лицо кавказской национальности), а также проникновение в тексты англоязычной прессы идиоматических оборотов.

Предметом специального описания в работе явилась безэквивалентная лексика русского и английского языка, национальная специфика которой заключается в самом лексическом, предметно-понятийном значении слова. Безэквивалентность рассматривается на уровне реалий.

Безэквивалентная лексика становится помехой именно вследствие того, что она обозначает предметы и явления, не знакомые иноязычному коммуниканту и поэтому не являющиеся частью его картины мира. Такие наименования наиболее ярко маркированы с национально-культурной точки зрения.

Для того чтобы успешно передать национальную культуру значимого слова, переводчик должен обладать определенным фондом знаний, связанных как с нормами речевого поведения, так и с экстралингвистическими знаниями различного характера: пресуппозитивными, энциклопедическими, фоновыми. Слово, обозначающее инокультурную реалию, не вызовет никаких ассоциаций в сознании человека, никогда не видевшего соответствующего объекта: агитпункт, высотки, вертушка, массовка, мигалки, ночлежка, землянка, телогрейка, толкучка, хозблок и т. д.

Мы можем сделать вывод, правильно перевести безэквивалентную лексику определенного языка необходимо быть знакомым с традициями, культурным наследием данной страны.

Только тот человек, который проживает в определенной стране и непосредственно знакомый с реалиями ее жизни, даст более подробный лингвокультурологический комментарий. Переводчиком раскрывается смысл, в котором данное слово или словосочетание употребляется в настоящее время с учетом национально-культурного компонента. Он старается преодолеть лингвоэтнический барьер, передавая фоновые знания о предмете и пытаясь проникнуть в суть того или иного явления.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список используемой литературы

 

1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка : “ Иностр. Яз.”. — 3 – е изд. — М.: Просвещение , 1990. – 300 с.
2. Бархударов Л. С. Язык и перевод. — М.: Межд . отношения, 1975.- 240с.
3. Бреус Е. В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский : 3 – е изд. – М.: Изд – во УРАО, 2002. — 208 с.
4. Вестник ИГЛУ. Вопросы теории и практики перевода. Сер. Лингвистика. – Иркутск : ИГЛУ, 2001 — № 6 – 134 с.
5. Вопросы теории и практики перевода: Межвуз. сб. науч. трудов. –Иркутск : ИГЛУ, 1997. – 124 с.
6. Вопросы теории и практики перевода : Сборник науч. трудов. — Выпуск № 2 , — Иркутск, 1999. – 134 с.
7. Вопросы теории и практики перевода : Сборник материал. Всероссийского семинара. – Пенза, 2002 .
8. Гак В. Г.; Григорьев Б. Б. Теория и практика перевода . Москва Высш. Школа , 1985. – 255с.
9. Казакова Т. А. Практические основы перевода. Учебное пособие . – СПб .: Лениздат ; Издательство “ Союз”, 2000. – 320 с.
10. Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). Учеб. пособие для ин-тов и фак- тов иностр. Яз./ — М. : Высш. шк., 1990 – 253 с.
11. Копаев П. И. ; Беер Ф. Теория и практика письменного перевода Лен. : Высш. шк. , 1986 – 270с.
12. Крупнов В. Н. Курс Перевода. Английский язык , — М .: Междунар. отношения, 1979. – 232 с.
13. Латышев Л. К. Эквивалентность перевода и способы её достижения. – М. : Междунар. отношения, 1981. – 248 с.
14. Левицкая Т. Р. ; Фитерман А. М. Пособие по переводу с английского языка на русский . Изд – во . “ Высш. шк.” , М : 1973. – 133с.
15. Левицкая Т. Р. ; Фитерман А. М. Теория и практика перевода с английского языка на русский . : М. – 1963. – 263 с.
16. Лилова А. Введение в общую теорию перевода . Москва . “ Высш. шк.” , 1985 – 255с.
17. Миньяр — Белоручев Р. К. Общая теория перевода и устный перевод. – М. : Воениздат, 1980. – 237 с.
18. Миньяр – Белоручев Р. К. Как стать переводчиком ? — М. : Стелла, 1994 – 142 с.
19. Морозова Н. Н. ; Антрушина Г. Б. ; Афанасьева О. В. Лексикология английского языка : Учеб. Пособие для студентов. 2 – е изд. Стереотип. – М. : Дрофа, 2000. – 288с.
20. Ревзин И. И.; Розенцвейг В. Ю. Основы общего и машинного перевода . из –во “Высш. шк.” — М. , 1964 – 255с.
21. Рецкер Я. И. Теория перевода и переводческая практика. – М : Междун. отношения , 1974 – 216 с.
22. Тер — Минасова С. Г. Язык и международная коммуникация . : Учеб. Пособие. – М. : Слово / Slovo , 2000 – 624 с.
23. Фёдоров А. В. Основы общей теории перевода (Лингвистический очерк ) Издательство Высш. шк. – М. , 1986 – 395с.
24. Черняховская Л. А. Перевод и смысловая структура . : М. , Междунар. отношения, 1976 – 264 с.
25. Читалина Н. А. Учитесь переводить. Издательство “ Междунар. отношения” , М .: 1975 – 80с.
26. Апполова, М. А. Грамматические трудности перевода. -М.: Междунар. отношения,1977.-133 с.
27. Бахударов Л.С., Жукова Ю.И., Квасюк И.В., Швейцер А.Д. Пособие по переводу технической литературы (английский язык). М., 1967.
28. Гальперин И. Р. Очерки по стилистике английского языка. Изд-во литературы на иностранных языках. М. 1958.
29. Кабакчи, Виктор Владимирович. Практика английского языка: Сб. упражнений по переводу: English (=) Russian.-СПб.:СОЮЗ,1999.
30. Комиссаров В.Н., Рецкер Я.И., Тархов В.И. Пособие по переводу с английского языка на русский. Ч. 1. М.: Изд-во лит-ры на иностр. яз., 1960; Ч. 2. М.: Высшая школа, 1965.
31. Левицкая Т.Р., Фимерман А.М. Пособие по переводу с английского языка на русский. М.: Высшая школа, 1973.
32. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М.: Международные отношения, 1974.
33. Теория и практика перевода: Респ. межвед. науч. сб./Киев. гос. ун-т им. Т.Г. Шевченко; Редкол.: А.И. Чередниченко (отв. ред. и др.-Киев:Вища шк.-20 см. Вып. 14.-1987
34. Текст и перевод/Под ред.Швейцера А.Д.-М.:Наука,1988 Перевод  и  сравнительное  изучение  литератур:Res traduc-torica.-СПб.:Наука,2000
35. Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М.: Высшая школа, 1968.
36. Федотова И. Г., Цыганкова Н. Н. Английский язык: Практикум по двустороннему переводу: Учеб. пособие. — М: Высш. шк.,1992
37. Цыпышева М. Е.. Читаем, переводим английские научные тексты:Учеб. пособие/Отв. ред. Рейман Е.А.-СПб:Hаука, 1996.
38. Алексеева И.С. Введение в переводоведение. — СПбГУ, 2004.
39. Алексеева И.С. Основы теории перевода. — СПб., 1998.
40. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. 2-е изд. М.: Советская энциклопедия, 1969.
41. Бархударов Л.С. Язык и перевод. М., 1975.
42. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. 4-е изд., М.: Русский язык, 1990.
43. Виноградов B. C. Лексические вопросы перевода художественной прозы. М.: Изд-во МГУ, 1978.
44. Виноградов В.С. Введение в переводоведение. – М., 2001.
45. Виссон Л. Синхронный перевод с русского на английский. Пер с англ. — М., 2000.
46. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М.: Междунар. отношения, 1980.
47. Гак В.Г., Львин Ю.Д. Курс перевода. М., 1962
48. Гатилова А.К. К проблеме безэквивалентности в переводе // Актуальные проблемы преподавания филологии в рамках системы «вуз — гимназия — прогимназия». – Мичуринск, 1995. – Ч. 2.
49. Глушкова Э. К проблеме семантизации безэквивалентной лексики // Рус. яз. за рубежом. – 1987. – № 1. – С. 47-49.
50. Иванов А. О. Безэквивалентная лексика : учеб. пособие / А.О. Иванов ; Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та. – СПб., 2006. – 192 с. – (Перевод. Язык. Культура). – Библиогр.
51. Комиссаров В. Н. Общая теория перевода: проблемы переводоведения в освещении зарубежных ученых. – М., 1999.
52. Комиссаров В. Н. Слово о переводе. М. 1973.
53. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. М., 1980.
54. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. – М., 2004.
55. Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). – М., 1994.
56. Комиссаров В.Н. Теория перевода. М., 1990.
57. Копанев П.И. Теория и практика письменного перевода. М.: 1986
58. Крупнов В. В творческой лаборатории переводчика. М., 1976
59. Латышев Л.К. Курс перевода: эквивалентность перевода и способы ее достижения. М. , 1981.
60. Латышев. Л.К. Перевод: проблемы теории, практики и методики преподавания. – М., 1988.
61. Львовская З.Д. Теоретические проблемы перевода. М.: Наука, 1985.
62. Найда Ю.А. Анализ значения и составление словарей. «Новое в лингвистике», 1962, вып.2, c.45-71.
63. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М., 1974.
64. Семенов А.Л., Латышев Л.К. Перевод: Теория, практика и методика преподавания. – М., 2000.
65. Скороходько Э.Ф. Вопросы перевода английской технической литературы. 1963.
66. Федоров А. В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). — М., 1983.
67. Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М.: 1983
68. Швейцер А.Д. Очерк современного английского языка в США. М., «Высшая школа», 1963.
69. Швейцер А.Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. М., 1988.
70. Штайер Е.М. Безэквивалентные лексические единицы и двуязычная коммуникация : [на материале пер. с рус. яз. на фр.] // Иностр. яз. в шк. – 1987. – № 3. – С. 76-80.