«Мы за Волгу дрались,
Из-за Яика бились,
Из-за Кигаша ругались…»
(Махамбет)
«Шли люди, разбивая ноги в кровь,
Понурив головы от тяжести позора»
(Ш. Кудайбердиев
о поражении от джунгар).
Для лучшего понимания зигзагов казахской истории необходимо учитывать глобальный и региональный контекст. Казахские степи никогда не были закрытым «островом», который якобы всегда миновали мировые бури. Уже в XV-XVI вв. произошли многие неблагоприятные для нашего будущего события глобальной истории, например, изобретение европейцами огнестрельного оружия, артиллерии (их потом использовала против степняков Россия).
Ввиду учащения военно-политических конфликтов, миграций, нарастания социальной напряженности просвещение и духовно-интеллектуальная жизнь в Казахстане, как и в других мусульманских регионах Евразии неуклонно падали, наблюдался цивилизационный кризис. К концу средневековья мусульмане, повсеместно теряя позиции в международной торговле, терпя от европейцев военные поражения на суше и море, будучи вынуждены платить контрибуции, налоги, оказываются в конце концов в глубоком социально-экономическом кризисе. А социальный кризис, как известно, влечет и рост фанатизма, подпитывает депрессивный или агрессивный тип сознания….
Нет великих империй, контроля над мировыми товарными потоками, проливами и караванными путями, дивидендов от удачных военных акций и выгодных соглашений. Уменьшаются запасы золота, сокращаются посевы, не благоустраиваются города…Раньше сами венецианцы и генуэзцы поражались размерам Saray Grando – Великого Сарая (36 кв. км), столицы Золотой Орды, в которой была водопроводная и канализационно-сточная система, и по сравнению с ним Париж был жалкой грязной деревней.
А теперь христианская Европа стремительно приходит в себя, усиленно вспоминает свои древние знания (в переводах с арабского), впервые берется за санитарную и личную гигиену, борется с микробами и пр., налаживает быт, медицину и т.д. А Восток (в том числе и Казахстан), погружаясь в мрак, становится с каждым десятилетием все беднее, грязнее, слабее и т.д. (эпидемии уносят десятки и сотни тысяч людей). В русско-европейской литературе в отношении азиатских народов входит в употребление слово «отсталость». Временным исключением для XVI-XVII вв. были только Османская империя и империя Моголов-Бабуридов. Но в XVIII-нач.XX вв. они тоже попадают в список «несчастных варваров».
«Отсталость» и «фанатизм» становятся теперь нашими национальными эпитетами, нашим вечным клеймом. С изобретением фотографии европейские и российские путешественники, вооружившись фотоаппаратами, получают возможность сделать снимки в различных уголках Востока. Все они отражают примерно один и тот же тяжелый быт и падение уровня жизни как оседлых, так и кочевых мусульман. И сегодня на таких фотографиях, видя бедные юрты и самодельные кошмы (а где импортные бухарские и персидские ковры?!), девушек в хлопчатобумажных платьях (тогда как в героическом эпосе красавица облачена в шелка), в серебряных украшениях (а где скифское и тюркское золото?!), замечая понурый взор, потухшие глаза, низкорослых, отнюдь не богатырского склада мужчин, нам очень трудно от них абстрагироваться и вспомнить наше истинное «Я», истинное состояние Души и Тела, богатство и счастье народа в Золотой Век. Разумеется, все эти реалии отражаются как в капле воды в коллективной психологии.
Системный кризис тюркского мира Евразии начался с распадом Золотой Орды (конец XIV-XV вв.). Пандемия чумы, резкий рост конфликтогенности внутри государства и сопредельных регионах (походы Тимура, разрушение столицы, первые вылазки русских атаманов), затухание Шелкового пути – все эти серьезные события были взаимосвязаны и взаимообусловлены. Пострадали не только города и центры оседлости, но и кочевые ареалы. Самое главное, стала стремительно сужаться территория бывшей Золотой Орды, преемники которой – небольшие локальные государства-ханства не могли уже контролировать прежние границы.
Главная угроза исходила с севера. Воспользовавшись ослаблением Орды и смутой, русские княжества вырвались из-под ига (которое особенно претило церкви и религиозным людям). Русские святые, как Сергий Радонежский, возносившие молитвы о спасении от «бусурман», оказались в тот исторический момент сильнее духовных покровителей Великой Степи. Куликовская битва 1380 г. имела тяжелые военно-политические и моральные последствия для тюрков-мусульман. В войске великого Мамая на Куликовом поле находился и наш доблестный рыцарь Доспамбет-жырау, павший шахидом, как и многие тысячи героев Степи. Но, как говорится в казахской поговорке, «Дүние кезек» (Всему свой черед). Фортуна отвернулась от мусульман. И надолго. Вскоре стало возвышаться и перевооружаться Московское княжество.
Первые военные неудачи, потеря контроля над русскими княжествами, а затем и поражение в борьбе за Волгу оказали огромное негативное воздействие на коллективную психологию. Это видно из тюркской поэзии, фольклора. Несмотря на то, что большая часть наследия утрачена, в дошедших до наших дней отрывках художественных произведений хорошо ощущается этот первый страх, дух тревоги, сожаленья, даже всенародный плач. Невозможность сдерживать натиск России и нарастающий распад теперь уже Ногайской Орды, падение Казани, Астрахани, Крыма оказали гнетущее впечатление на сознание тогдашнего тюркского человека. И это нельзя недооценивать. Уже у Асана Кайгы чувствуется депрессия, пессимизм, усиление эсхатологических настроений, гнев и укоры в адрес ханов: «На Едиле и Яике разрешил ты неверным построить города. Хан, ты почти лишился разума, Ты оскорбил чувства народа! Круглолицых, бараньеглазых, выхоленных сыновей наших когда-нибудь ты велишь отдать проклятым неверным!»…
Завоевания царизма повсеместно сопровождались акциями насильственного крещения. Русский царь стал создавать из различных деклассированных элементов, аутсайдеров, крещенных инородцев дружины (банды) казаков, отправляя эти отчаянные головы покорять восток. Так появился на Урале и Сибири знаменитый Ермак – громадный разбойник, бич мусульман, который посеял первый страх в сердцах бывалых героев Степи. Согласно казахской версии его в конце концов убивает в кровавом поединке отважный Сатбек батыр.
Взятие Казани и устроенная там поголовная резня, мародерство, страшные пожары и разрушения заставили вздрогнуть весь тюркский мир. Некоторым все это предвиделось как малые признаки Конца Света (Акыр заман). По видимому, уже с конца XV века и вплоть до XIX в. большие массы тюрков (ногаев, татар, башкир), убегая от акций насильственного крещения, вытесняясь с насиженных земель, оказывались в степях Казахстана, в широких объятьях братьев-казахов. В казахской устной исторической традиции часты упоминания вынужденного исхода кочевых родов, каких-то трагических прощаний (например, из-за откочевки с берегов Едиля и т.д.), ностальгии и плача по уходящим рекам и пастбищам.
Прибытие в Степь все новых и новых беженцев, слухи и эмоциональные рассказы о зверствах «кафиров» нагнетали напряженность, вели к эскалации религиозных чувств, подпитывая ненависть к христианам, а также буддистам (уже в XV-XVI вв. с востока учащаются нападения монголоязычных ойратов). Все это вело к росту милитаризации сознания, взвинчиванию чувства фанатизма, шахидизма, а у части людей порождало пессимизм, депрессию, эсхатологическое мироощущение, ожидание мессии (Махди – Мәди) и пр., иррациональные чувства, уход в мистику и т.д.
Суфии позднесредневековой эпохи становятся более фанатичными, сворачивается гуманистическая доктрина, упор делается на шариате, военно-суфийской подготовке. В целом, в Казахстане и во всех регионах мусульманского Востока серьезно падает уровень культуры и просвещения; в силу суровых внешних обстоятельств на первый план выходят вопросы военного дела, вооружения, обороны границ, физического и социального самовыживания.
В религиозное сознание казахов и других тюркских народов проникают множество суеверий, распространяется практика массового ношения мужчинами, женщинами и детьми талисманов («тумар»), а также ворожбы, гаданий (на бараньих лопатках и пр.), из коллективного подсознания выплывают позабытые суеверия. Кто-то пустил по Степи слух о пользе перьев филина, когтей волка и т.д. «Спасительные» перья филина стали лихорадочно пришивать на детские тюбетейки, прикреплять к боевым копьям.
В лихую годину сами муллы стали широко распространять среди казахов амулеты с аятами Корана, рекомендуя их пришивать к военной одежде, даже к челкам и гриве лошадей. Наиболее разумные и приемлемые с точки зрения Ислама обычаи существовали в Степи издавна: еще со времен исламизации Дешт-и Кыпчака батыры носили за пазухой маленькие, т.н. походные Кораны. В музеях есть образцы оружия, головного убора (шлема) и кольчуг казахских батыров с выбитыми на них надписями из Корана. Известно, что еще воины Золотой Орды носили шлемы и кольчуги с выгравированными аятами из Священного Корана. Позже в виде даров или военных трофеев часть такого дорогостоящего оружия и доспехов попала в руки русских князей и царей; они слегка переделывались русскими мастерами (т.н. коллекция «восточного оружия» из музея Московского Кремля, якобы имеющая турецкое и персидское происхождение).
В условиях ухудшения здоровья народа, когда стали часты случаи заболевания оспой, тифом, дизентерией, тяжелых родов, детской смертности, а из-за постоянных военных конфликтов было много раненых, контуженых, ишаны и муллы активизировали прикладные аспекты религиозно-магических наук, околосуфийской медицины, которые раньше были не столь актуальны и востребованы. Синкретическая фигура великого жырау – универсального степного «данышпана» (мудреца) постепенно стала редкостью: она «дробится» на более мелкие личности поэта-барда или войскового музыканта-«трубадура», знахаря (баксы-балгер) или бродячего дервиша (дуана), народного судьи (бий) и т.д.
Казахские «баксы» (бахши), наследники суфийской медицины и степного интегрального знания, в унисон с процессом вульгаризации религии, жестокими вызовами времени приобретают черты полуязыческого-полумусульманского целителя, специализирующегося на гадании и изгнании бесов. Теряя высокие достижения суфизма, аристократический эталон духовного самообладания, баксы-целители у казахов стали уже напоминать шаманов и чародеев; нередко это были люди с весьма неуравновешенной психикой, не вышедшие полностью из трансформационного кризиса, поэтому страдающие эгоизмом и манией величия.
Роковым часом в исторической судьбе казахов стала первая четверть XVIII века. Народ впервые оказался перед дилеммой «быть или не быть», когда получил сильнейший удар с востока. Угроза с запада тоже нарастала, не было надежды на реванш. Наоборот, ожидали все большего ухудшения взаимоотношений. Тогда были уже налицо признаки социального и гуманитарного кризиса общества. Нападения ойратов (они же «калмак», позже «джунгар») активизировались еще с позднего средневековья, а теперь они переросли в масштабную завоевательную кампанию. Казахские ханы Салкам Джангир, Тауекел, Есим (Ешмухамед), Тауке, Абулхаир, Абылай всю свою жизнь провели в седле, защищая страну от врагов.
В целом, с точки зрения трансформации этнической ментальности важно заметить, что именно в указанный исторический период в связи с постоянными конфликтами и тотальной милитаризацией жизни в сознании казахов продуцируется и запечатлевается болезненный образ врага. В фольклоре, пословицах, поговорках, в повседневных оборотах речи казахов очень часто звучало слово «жау», «душпан» (душман), т.е. враг. В поэзии поздних жырау, как Актамберды, Бухар и др., позже у Махамбета, поэтов «Зар заман» мы видим обилие слов и выражений, связанных с военно-политическим и культурно-цивилизационным противостоянием. В них доминирует мотив борьбы с «врагом», «противником», «кафиром» (кәпір, кәуір); стихи пестрят словами «жиһат», «ғазауат», «ұрыс» и др.
Импровизации воинов-жырау XVII-XVIII вв. отличает живая экспрессия, в них хорошо передан накал страстей, всенародная ненависть, ярость, непримиримость. Восхваляются образцы и эпизоды самоотверженной борьбы, мужества и бесстрашия, поединки с вражеским батыром и т.д. «Аттан!» (приказ седлать коней), «Жау шапты!» («Враг напал!) – отныне такие кличи «черных» гонцов становятся нормой для повседневной жизни казахов. Даже в современном казахском языке можно видеть следы подобной военной лексики. Например, выражение «Жау қуып келе ме?» (человеку который торопится, спешит, говорят «Что, враг гонится за тобой что ли?»), «жаудан түскендей» и т.п.
Историческим врагом («ата жау» – враг предков) в коллективном сознании закрепился образ русского, России. Другим «врагом» становится восточный язычник – калмак (их могли называть «ит калмак» – «калмыки-псы», а позже китаец («каракытай», «шүршіт»). В список «врагов» вошел и Иран, провозгласивший шиизм государственной религией и объявивший войну суннитам. Так, в казахском фольклоре неприятелем могут оказаться «кызылбасы» – воины иранского шаха Исмаила.
События джунгарской агрессии 1723-1725 гг., когда казахи, потеряв большую часть своей этнической территории, бежали врассыпную на юг и юго-запад, народ лишился почти 2/3 своей численности, безусловно, означали серьезнейший удар для самосознания Казаха. Впервые за многие века сильно упал моральный дух. Коллективной душе тюрка-номада, наследника Золотой Орды была нанесена незаживающая глубокая рана, поколебались вера и надежда народа. По степени морального унижения это событие для казахского народа было сравнимо, например, с падением Казани для сердца татарского народа или для русских – роковым часом, «когда Москва, спаленная пожарам, французам отдана».
Гордому, не знавшему поражения номаду-завоевателю, мусульманину, убежденному в своем превосходстве над «неверными», вдруг пережить такой тотальный разгром, резню и угон в рабство, бессилие перед современным оружием (пушки), массовое бегство, унижения и порабощение от «идолопоклонников», считавшихся людьми второго сорта… Впервые за свою сознательную историю казахи, потеряв лошадей, шли на юг (в основной своей массе) пешком. Действительно, это был нонсенс и неслыханный позор, чтобы казах-кочевник, нога которого веками не касалась земли, а была в стременах, и он смотрел на мир сверху вниз, теперь вынужден был как самый презренный раб сотни километров идти пешком и даже босым, так что пятки его изрезались, высохли и побелели (Отсюда осталось в памяти странное архаичное выражение «Ақ табан шұбырынды, алқа көл сұлама»).
Жестокий Цеван Рабдан, поддерживая в своем кочевом государстве тибетский буддизм, конечно, не имел ничего общего с миротворческим духом утонченного учения Гаутамы Будды. Вождь западных монголов очень хорошо готовился к этой военной кампании и имел много пушек, которые отливали ему попавшие в плен иностранцы. Храбрейшие люди Казахской Степи, подлинные наследники древних героев, несомненно, превосходили монгольских батыров по силе и отваге, святости, вере и «аруаху», но именно пушки и разные метательные орудия, пущенные в ход врагом, предрешили участь казахов и вынудили народ к массовому отступлению. Наступили годы джунгарского военно-оккупационного режима, морального и физического унижения от власти чужаков и «неверных».
Несмотря на сложнейшие, экстремальные условия, казахский народ вскоре смог, собрав всю свою волю, взять исторический реванш. Мудрецы-идеологи, умные ханы и султаны включили все механизмы этнической мобилизации, как, Религия, Слово (Идеология Единства), централизация и единоначалие, строжайшая дисциплина, дипломатия, разведка, напряженная работа мозга, срочная реорганизация военного дела и оснащения и т.д. Взывая к Аллаху, частично получив помощь в виде ружей и продовольствия от мусульман Средней Азии, сумев использовать восточную дипломатию и договорившись с лояльными ханами калмыков, Казахстан сбросил с себя ненавистное иго джунгар.
Народ получил небольшую передышку, самое главное, восстановил веру в себя и силу духа. Конечно, трагедия навсегда осталась в памяти как тяжелая страница отечественной истории. Великое горе и тоску передает древняя траурная песня-жоктау «Елім-ай». С того времени в музыкально-поэтическом наследии казахского народа будут нарастать пессимистические и скорбные ноты, слышны вздохи коллективной души, рефрены типа «елім-ай» (о, моя страна), «ай, заман-ай» («что за время?»), «дәурен-ай» (эх, былые времена), «кайран елім» (о, мой бедный народ), «шіркін-ай» (возглас сожаления) и т.п. В лихолетье произошло множество горестных и одновременных героических событий в жизни каждого казахского рода и племени, всего народа Алаш.
И все же роковой надлом в культурно-цивилизационной истории уже произошел. Победа над джунгарами была результатом кратковременного духовно-психологического подъема, когда слабеющий народ, максимально собрав все силы, сделал последний рывок. Однако общая негативная тенденция в коллективном сознании и исторической судьбе стала уже неотвратимой и непреодолимой. Как говорили сами казахи, птица счастья уже слетела с головы народа («басынан бақ тайды») и энергия благодати начала стремительно иссякать («құт қашты»)…
Н. Нуртазина,
историк, религиовед
