В Ы П У С К Н А Я  Р А Б О Т А

 

Взаимоотношения Китая с кочевыми племенами в III в. (Гунны и Сяньби)

 

 

ПЛАН

ВВЕДЕНИЕ    

 

ГЛАВА 1. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ КИТАЯ С СЮННУ В

III ВЕКЕ НАШЕЙ ЭРЫ.

                                           

ГЛАВА 2. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КИТАЙЦЕВ И СЯНБИЙЦЕВ.        

2.1 Происхождение и расселение сянбийцев.                                                     

2.2 Общественный строй сяньби в 3—4 веке н.э.                                               

2.3 Ханьцы (китайцы) и сянбийцы.       

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ                                                                                              

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ                                  

 

ВВЕДЕНИЕ

В середине I тысячелетия до н.э. на территории Алтая, южной Сибири и Восточного Казахстана начал складываться союз племен, получивший впоследствии название хунну (гунны). Как отмечалось в генеалогических рассказах гуннов, записанных в начале нашей эры, «они имели тысячелетнюю историю». Эти племена заявили о себе в исторических событиях эпохи «Великого переселения народов». Из числа прототюркских союзов, создавших государства, сыграли существенную роль в истории Казахстана гунны, усуни и кангюи.

Территория гуннов в эпоху расцвета империи (177 г. до н.э.) охватывала огромные просторы Евразии — от Тихого океана до берегов Каспийского моря, а позднее и Центральной Европы. Усуни, по китайским источникам, исконные жители северных районов Восточного Туркестана, затем Семиречья и Ферганы. Одно из древних государств — Кангюи занимало следующую территорию: Южный Казахстан, включая Ташкентский оазис, бассейн Сырдарьи и часть юго-западного Семиречья. Однако в вопросах локализации гуннов, усуней и кангюи остается еще много спорных проблем.

Усиление гуннов и начало формирования империи связано с кризисом в Центральной Азии в Ш в до н.э. В это время, как отмечают китайцы, дунху были сильны, а юечжи достигли своего расцвета. Гунны находились между ними, однако стремительное возвышение гуннских племен при Тумын (Бумын) шаньюе, и при его сыне Лаошан заставило их признать условия вассалитета. Одновременно гунны начали масштабные походы в Китай. «Великая китайская стена», в основном завершенная к этому времени, не смогла сдерживать натиск кочевников.

Гунны, возглавлявшие многие столетия восточную коалицию племен, оказали огромное влияние на судьбы всех регионов Евразии. Во П в. до н.э. гунны заставили династию Хань (Китай) подписать «договор о мире и родстве», согласно которому получили княжну и ежегодную дань в виде «даров». В это время под властью шаньюев (царей) оказалась территория от современной Кореи до Западного Китая. В эту конфедерацию вошли также Забайкальские племена. Вслед за юечжами гунны оказались в Средней Азии и создали там государство белых гуннов (эфталитов). Впоследствии, во времена Атиллы, гунны достигли Центральной Европы и разгромили Римскую империю. Начатое гуннами «Великое переселение народов» стало началом новой эпохи — эпохи средневековья и феодализма. Гунны на рубеже нашей эры диктовали ход исторических событий на Евразийском континенте. Именно с ними связано образование новых государств, этнических структур и культурных тенденций на этой территории.

Особенно значительна роль гуннов в этногенезе казахского народа. Именно с широким заселением территории Казахстана в гуннский период связывается господство здесь тюркского языка, смешанного антропологического типа и сложения традиционных основ кочевой культуры.

В расогенетическом плане в рассматриваемое время сформировалась европеоидно-монголоидная физическая основа, послужившая ранней предковой формой для современной смешанной тураноидной расы. В гуннскую эпоху, безусловно, имеет место сдвиг в сторону к монголоидности у населения Казахстана.

Таким образом, актуальность данной темы определяется, в первую очередь, той потребностью, которое испытывает ныне общество в поисках истоков своей истории и культуры, в возвращении забытых имён, очищение страниц истории от идеологической пыли. История хунну (гуннов), формирование которых проходило на огромных просторах Евразии, только подтверждает ставшую сегодня популярной идею евразийского единства.

В данной работе кратко излагается история непростых взаимоотношений оседлого Китая с кочевыми племенами хуннов (гуннов) и сянбийцев, которые в течение пяти веков (204г. до н.э. – 216г.н.э.) господствовали в степи.

Источниковедческая база  Китайские авторы рассматривают историю взаимоотношений Китая с хунну и сянбийцами, через историю отдельных китайских династий. И через призму чисто китайской истории ими прослеживается интересующий нас аспект, в частности торговые, военные, дипломатические, культурные и др. связи китайцев с соседними кочевыми племенами. 

Хотя описываемые события развертывались на территории нынешнего Китая, да и почти все источники написаны на китайском языке,[1] относить историю «пяти племен и шестнадцати царств» только к синологии нельзя. Если бы нас интересовала проблема крушения древнекитайского общества или утраты и возвращения Китаем Срединной равнины, как в те времена именовался бассейн Хуанхэ, то наша проблема была бы только китаеведческой. Но ведь в поле нашего зрения лежит вопрос о смене хуннов, коренного населения восточной части Великой степи, в течение минувшего тысячелетия табгачами и тюрками, а также о приобретении кочевниками новой родины на берегах Мутно-желтой (Яшиль-огюз) реки. В таком ракурсе весь огромный Китай для нашей проблемы только фон. Историю взаимоотношений Китая С племенами хунну и сянби можно проследить по «Истории династии Поздняя Хань» и «История династии Цзинь.[2] Кроме китайских источников, полезный материал можно почерпнуть и в русских источниках[3]. Кроме того, интересны записи, сделанные арабскими путешественниками. О европейских гуннах сведения можно найти в записях латинских авторов.[4]

В советское время было издано ряд источников, с комментариями известных историков.[5] Очень интересна работа Н.В. Кюнера, собравшего любопытные сведения о народах Центральной Азии, Сибири и Дальнего Востока. Обосновывает он свои выводы на китайских источниках.[6]

Проблематика Существовало мнение, что кочевая и китайская культуры несоизмеримы, что кочевники были дикарями, вторгавшимися в цивилизованный Китай, что Великая степь — китайская периферия, а «проблема хуннов — это проблема Китая». Против этого мнения говорит все доподлинно известное об истории Центральной Азии, и все-таки, такое мнение существовало и не всегда встречало возражения. Почему? XIX век оставил нам в наследство концепцию, согласно которой только оседлые народы создали прогрессивную цивилизацию, а в Центральной Азии будто бы царили либо застой, либо варварство и дикость. Самое плохое в этой концепции было не то, что она неправильна, а то, что она предлагалась как достижение науки, не подлежащее критике. В этом — опасность любого предвзятого мнения.

В историографии исследования хунно-китайских отношений сложились два принципиально противоположных подхода. В одних работах (главным образом, китайских авторов)[7] хунну выступают как грабители и завоеватели, которые несли своим южным соседям смерть и разрушения. Другая точка зрения представлена работами Л.Н.Гумилева[8] и его последователей, которые полагают, что агрессивная внешняя политика кочевников была вызвана необходимостью противостоять экспансионистскому давлению китайской цивилизации.

Анализ письменных источников показывает, что в реальности все было гораздо сложнее. И Хань и Хунну отстаивали свои собственные интересы, которые диктовались как, адаптивной необходимостью, так и субъективными амбициями политических лидеров обеих стран.

В дореволюционной русской и советской литературе был проявлен большой интерес к данной проблеме. Недостаток первой заключается в отсутствии ссылок на источники.[9] К недостаткам второй относится предвзятый идеологический, классовый подход, который не позволил советским авторам давать объективную оценку данных событий.[10] Кроме обзора военной истории взаимоотношений китайцев и кочевников, в литературе проявляется большой интерес к экономическим (торговым), и дипломатическим отношениям между императорским Китаем и Степью (в первую очередь, с хуннами и сянбийцами)[11]

Кроме вышеперечислененой литературы, имеется целый ряд работ по истории Китая, где затрагивается и проблема отношений Китая с кочевыми племенами. [12] Интерес казахстанских учёных к данной теме обусловлен тем, что гуннские племена неоднократно вторгались на территорию нынешнего Казахстана и впоследствии часть гуннских племён были вытеснены сюда китайцами  и сянбийцами. Кроме того, некоторые исследователи настаивают на том, что гуннские племена участвовали в формировании казахской народности.[13] Достаточно актуальными, в этой связи, представляются работы К. Жумагулова, чей научный интерес касается проблемы проникновения гуннов в Европу, и, в частности походы гуннского вождя Атиллы в Галию и северную Италию, роль варваров в падении Римской империи.[14] Что касается сянбийцев, то о них почти нет никаких сведений. Только в китайском источнике[15] можно узнать, очень кратко об их происхождении. Правда, вызывают сомнения, некоторые данные, в частности история происхождения сянбийцев от китайского императора Хуан-ди.[16]

Цель данной работы: на основе анализа источников и научной литературы, показать особенности взаимоотношений гуннских племён и сянбийцев с китайской империей.

Основными задачами данной работы является:

• изучение и анализ сложных взаимоотношений Китая и кочевых племён сюнну (хунну), сянби и др., их военное, экономическое и культурное противостояние.
• проследить историю дипломатических и торговых отношений имперского Китая и кочевых племён.
• Раскрыть ход борьбы Китайской империи с хунну (гуннов) и сянби.

Методологической и теоретической основой работы послужила, прежде всего, философско-историческая концепция Л. Гумилёва, раскрывающие суть отношений Китая и кочевых племён, причин Великого переселения народов[17], а также работы российских и казахстанских авторов.[18]

При работе над данной темой использовался принцип конкретно-исторического подхода к явлениям прошлого, единства исторического и логического, анализа противоречий; метод сравнения.

Структура работы

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Общий её объём – 49 страниц машинописного текста.

 

ГЛАВА 1. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ КИТАЯ С СЮННУ В III ВЕКЕ НАШЕЙ ЭРЫ.

В данной главе мы ставим цель, показать эволюцию социально-экономических и политических взаимоотношений императорского Китая с кочевыми племенами сюнну (хуннов). Долгое время представления о хунну были основаны главным образом на сообщениях китайских летописцев, отражавших в своих сочинениях официальную политику китайского правительства. Поэтому неудивительно, что в их описаниях хунну предстают неотесанными и жадными варварами, умеющими «лицо человека и сердце дикого зверя». С точки зрения летописца, номады как бы воплощали в себе комплекс всех возможных и невозможных человеческих пороков: они не имеют оседлости и домов, письменности и системы летосчисления (а значит, и истории), земледелия и ремесла. Они едят сырое мясо и с пренебрежением относятся к старикам, не заплетают волосы по китайскому обычаю и запахивают халаты на противоположную сторону. Наконец они женятся даже на своих собственных матерях (!) и вдовах братьев.[19] Ну, как можно относиться с уважением к такому народу?

Сама природа разделила Восточную Азию на две части: теплую, влажную и изобильную, с многочисленным оседлым населением — Китай, и холодную, сухую, пустынную, с редким кочевым населением— ее мы будем называть Великая степь. На рубеже нашей эры ее населяли хунны.

Четыре века стремились династии Хань доставить Китаю господство над Азией. Свободу народов Великой степи отстояли только хунны. Они сражались в соотношении 1:20, против них были двинуты не только армии, но и дипломатия, и экономика, и обольщения культуры.

В I веке н.э. внутренние процессы раскололи державу хуннов. Часть их подчинилась Китаю, другая часть отступила с боями на запад, где, смешавшись с утрами и сарматами, превратилась в гуннов.[20]

Зафиксирован только один переход хуннов в 155-158 гг. Кучка разбитых хуннов, теряя обозы и женщин, оторвалась от преследователя и добралась до Волго-уральского междуречья.[21] На адаптацию потребовалось около 200 лет, после чего гунны (так их принято называть в отличие от азиатских хуннов) действителъно превратились в грозную силу, но ведь это произошло уже на местной основе и роль миграции здесь ничтожна.

И тут меняется традиционное отношение к подбору сведений. Если в рассказах о степных кочевниках китайские историки обычно сухи и немногословны, то, когда дело идет об их собственной стране, приводится огромное количество эпизодов, деталей, а главное имен, что не помогает, а мешает восприятию. Получается не стройное повествование, а калейдоскоп без тени системы. Запомнить все приводимые сведения невозможно, да и не нужно, потому что большая часть этих фактов на ход событий не влияла. Следовательно, нужно делать отбор фактов, имеющих историческое значение, и давать обобщения. Впрочем, сами китайцы, пользуясь принципом этнологической классификации, объединили 29 племен в 5 племенных групп: хунны, цзелу (кулы), сяньби, тангуты (ди) и тибетцы-цян (кян).[22]

Но для нас этого обобщения недостаточно. Названия племенных групп, привычные китайскому уху, для европейца экзотичны и не вызывают каких-либо ассоциаций. Значит, надо сопоставить трагедию, разыгравшуюся в Северном Китае в с событиями всемирной истории, дабы обнаружить соответствия между локальным и глобальным процессами. Это несложно, ибо разгадка лежит на поверхности. Основное содержание событий можно сформулировать так: Великое переселение народов в Восточной Азии.[23]

И Хань и Хунну отстаивали свои собственные интересы, которые диктовались как, адаптивной необходимостью, так и субъективными амбициями политических лидеров обеих стран. Начнем с политики империи Хань. Теоретически внешнеполитических стратегий в отношении кочевников могло быть только две: либо активное давление с последующей войной до победного конца, либо тонкий дипломатический мир с признанием определенных уступок варварам. Однако войны «за тысячи ли» не принесли китайцам успеха. Поход первого ханьского императора Лю Бана в 200 г. до н.э. и хунно-ханьская война, развязанная императором Уди, только продемонстрировали неспособность ханьского имперского правительства решить хуннской вопрос силовыми методами. Затраты на снаряжение больших военных экспедиций в Степь даже для китайского государства были очень обременительны, кочевники имели в степной войне ряд важных преимуществ, а результаты в конечном счете не оправдывали себя. Любая армия, даже разгромившая кочевников, должна была вернуться домой, так как чтобы закрепиться в Халха-Монголии, нужно было перейти от земледелия к кочевому скотоводству

Менее расточительной оказалась политика мирного «умиротворения» номадов — политика откупа. Таким путем ханьское правительство надеялось избегать не только дорогостоящих войн и массовых разрушений в северных провинциях Китая, но и рассматривало «подарки» кочевникам как своеобразный способ ослабить и разрушить хуннское единство изнутри. Разработанная при ханьском дворе специальная стратегия «пяти искушений» (кит «хэцинь») преследовала следующие цели: 1) дать кочевникам дорогие ткани и колесницы, чтобы испортить их глаза, 2) дать им вкусную пищу, чтобы закрыть их рты, 3) усладить номадов музыкой, чтобы закрыть их уши, 4) построить им величественные здания, хранилища для зерна и подарить рабов, чтобы успокоить их желудки, 5) преподнести богатые дары и оказать особое внимание тем племенам хунну, которые примут китайский протекторат.[24]

Хуннская внешнеполитическая доктрина была основана со всем на иных структурных принципах. Исследователи выделяют три ее главных компонента 1) умышленный отказ от завоевания разграбленных китайских земледельческих территорий даже после больших побед; 2) грабительские набеги, производимые с целью запугивания китайского правительства; 3) чередование войны и мира для того, чтобы увеличить размер «подарков» и торговых привилегий от Китая.[25] Рассмотрим эти компоненты более подробно.

Эта политика была основана на осознании преимуществ номадами своего подвижного образа жизни, способного наносить неожиданные удары по китайской территории и столь же стремительно отступать вглубь степи. «Когда они видят противника, то устремляются за добычей, подобно тому, как слетаются птицы, а когда попадают в трудное положение и терпят поражение, то рассыпаются, как черепица, или рассеиваются подобно облакам», — писал о стратегии северных соседей Сыма Цянь.[26]

Номадам в силу их меньшей численности гораздо выгоднее было держаться от своего грозного соседа на расстоянии. Совершая быстрые кавалерийские набеги, номады концентрировали на одном направлении большое количество всадников. Это давало им, как правило, определенные преимущества в сравнении с менее маневренными китайскими пешими войсками. Когда основные силы ханьцев подходили, кочевники были уже далеко. В степной войне хунну имели ряд тактических преимуществ. Поэтому ближнему бою с ханьскими солдатами и арбалетчиками они предпочитали дистанционную стрельбу из лука на скаку, которой начинали обучаться еще в раннем детстве и к зрелости достигали большого мастерства. Ханьские солдаты значительно уступали номадам в этом умении. Им приходилось обучаться стрельбе с лошади уже в зрелом возрасте.

Для вымогания все более и более высоких прибылей хунну пытались чередовать войну и набеги с периодами мирного сожительства с Китаем. Первые набеги совершались с целью получения добычи для всех членов имперской конфедерации номадов независимо от их статуса. Шаньюю требовалось заручиться поддержкой большинства племен, входивших в конфедерацию. Следовательно, каждый воин имел право на добычу в бою. После опустошительного набега, как правило, шаньюй направлял послов в Китай с предложением заключения нового договора «О мире и родстве», или же номады продолжали набеги до тех пор, пока китайцы сами не выходили с предложением заключения нового соглашения.[27]

Согласно договору: 1) хуннская держава признавалась практически равной по статусу Хань; 2) китайцы должны были ежегодно поставлять в ставку шаньюя богатые подарки, шелк, вино, рис и зерно; 3) шаньюй получал невесту из императорского дома; 4) официальной границей между Хунну и Хань устанавливалась Великая стена. После заключения договора и получения даров набеги на какое-то время прекращались. Однако размер «подарков», выплачиваемых согласно политике хэцинь, не оказывал существенной роли на экономику хуннского общества в целом. Судя по косвенным данным, ежегодная «дань» Хань составляла 10000 даней рисового вина, 5000 ху проса и 10000 кусков шелковых тканей.[28]

Отношения Китая с окружавшими его племенами и народами в I—III вв. складывались на основе принципов, возникших еще в глубокой древности, т. е. на базе учения о китайском императоре как «сыне неба», управляющем всей Вселенной (Поднебесной), центром которой считалось Срединное государство (Китай).[29]

С середины I в. н. э., когда внутреннее положение страны укрепилось, Ханьская империя стала «проводить активную внешнюю политику, стремясь восстановить позиции Китая на «Великом шелковом пути», утраченные еще три Ван Мане (9-—23 гг.) и проникнуть на запад, в Центральную Азию. Но на его пути стояли сюнну (хунну), контролировавшие торговые коммуникации и распространившие к этому времени свое политическое влияние на ряд государств так называемого Западного края, т. е. Центральной Азии.

Китай к этому времени накопил большой опыт дипломатических отношений с сюнну и средства борьбы с ними. Китайские императоры прибегали к подкупу, интригам и использовали внутреннюю борьбу между кочевниками. Так, еще в середине I в. до н. э., применив эти средства, Китай добился раскола среди сюнну и перехода на его сторону в качестве вассала Хуханье-шаньюя, который впоследствии неоднократно прибывал к китайскому двору и получал щедрые подарки. В дальнейшем в жены ему была отдана представительница знатного китайского рода. Хуханье-шаньюй предложил вечно охранять китайскую границу от Шангу до Луньхуана.[30]

Преемники Хуханье-шаньюя после смерти его (31 г. до н. э.) продолжали сохранять дружественные связи с Китаем, регулярно отправляли своих послов или сами приезжали к китайскому двору, а сыновей своих отдавали на службу к китайским императорам, фактически в качестве заложников. В первые годы нашей эры китайские власти попытались внести в договоры с сюнну (заключенные в 73-48 гг. до н. э.) новые Статьи, ущемлявшие их интересы.[31]

Кроме того, от сюнну потребовали уступить часть земель и, наконец, китайские чиновники запретили ухуаням, являвшимся данниками сюнну, представлять последним дань холстами и кожами.[32] Это вызвало недовольство сюнну, которые в 11 г. н. э. начали военные действия против Китая. Вторжение сюнну привело к опустошению северной границы.

Пришедшая к власти династия Восточная Хань (25— 220 гг.) пытается привлечь на свою сторону южных сюнну, чтобы с их помощью проложить себе путь в Центральную Азию. В дальнейшем между сюнну и империей Восточная Хань сохранялись дипломатические отношения, но иногда происходили и военные столкновения.

В 30 г. император Гуан Уди, отправил к южным сюнну посольство во главе с Лю Ли, в ответ они также прислали своего посланника с дарами. Вскоре китайский двор вновь направил Хань Туна с подарками—золотом и шелковыми тканями, надеясь восстановить прежний договор о родстве и мире.[33] В то же время в 33, 37, 44 и 45 гг. между сюнну и китайскими войсками происходили военные столкновения.[34]

В дальнейшем китайский император использовал борьбу за власть среди старшин сюнну и оказал содействие Би — внуку Хуханье-шаньюя в возведении его на престол, после того как часть старейшин (восьми родов) выдвинули его на пост шаньюя в 48 г. н. э. и изъявили желание «выть вечным оплотом и отражать северных рабов» (имеются в виду северные сюнну).[35] В совете сановников при дворе во время обсуждения предложения южных сюнну все члены совета считали, что «не следует соглашаться, так как трудно отличить искренность и фальшь и-ди (варваров)». Лишь один у-гуань-чжунланцзян (чжунланцзян — возглавлявший пять ведомств) Гэн Го предложил последовать примеру императора Сюань-ди (74— 48 гг. до н. э.)[36], принять предложение южных сюнну, для того, «чтобы на востоке охраняли от сяньби, на севере отражали сюнну (северных), строго управлять сы-и (всеми варварами) и полностью, восстановить пограничные области».[37] Таким образом, в середине 1 в. н. э. были установлены добрососедские отношения между южными сюнну и Китаем, что способствовало впоследствии покорению последним северных сюнну с помощью южных сюнну и сяньби. Южносюннуский шаньюй при отправлении ко двору посланника называл себя вассалом. С посланником были отправлены дорогие вещи, кроме того, направлен в качестве заложника сын шаньюя. Интересно отметить, что при прибытии в 50 г. китайских послов в ставку шаньюя последнему было предложено пасть ниц и, отбивая поклоны, принять указ. Шаньюй, отвешивая земные поклоны, называл себя вассалом. По окончании церемонии шаньюй через переводчика просил посла не унижать его, шаньюя, в присутствии его подчиненных.[38] В результате поездки китайский император разрешил южному шаньюю поселиться в области Юньчжун.[39]

Следует отметить, что китайские императоры щедрыми дарами стремились расположить к себе шаньюя. Например, в том же 50 г. император пожаловал шаньюю кроме головного убора пояс, одежды, золотую государственную печать, коляски, лошадей, сабли, луки, стрелы, 10 тыс. кусков парчи и других шелковых тканей, 10 тыс. цзинь бумажной ваты, 25 тыс. мешков высушенного риса и 36 тыс. голов мелкого и крупного рогатого скота.[40] Такие пожалования бывали неоднократно. Одновременно был усилен контроль над южными сюнну: назначен специальный чиновник (чжунланцзян) для управления ими. У него в подчинении были чиновники и небольшой отряд, которым было предписано отправиться в стойбище шаньюя, принять там участие в обсуждении спорных дел и следить за порядком у сюнну.[41] В связи с нападением северных сюнну на южных шаньюю последних китайские власти предложили переселиться в область Сихэ в Мэйцзи. В то же время было приказано правителю области Сихэ выделить войска для охраны шаньюя. Впоследствии, когда ранее захваченное северными сюнну население восьми пограничных областей[42] было отпущено, в этих округах были размещены сюннуские князья (ваны), подчиненные южного шаньюя, которые содержали в этих областях охранные гарнизоны. Так, династия Восточная Хань. в длительном единоборстве, использовав различные методы,— военные и дипломатические, — сумела к середине I в. покорить южных сюнну.

Несомненно, это обстоятельство оказало влияние и на северных сюнну, которые в 51 г. прислали в Увэй посланника просить о «мире и родстве». Созванный по этому случаю китайский совет сановников, не пришел ни к какому решению. Наследник престола высказался против установления дружеских связей, ссылаясь на то, что это может вызвать недовольство южного шаньюя и оттолкнет тех из северных сюнну, которые уже покорились.[43] Император согласился с мнением наследника, и посланник северных сюнну не был принят.

Северные сюнну не оставили мысли об улучшении отношений с Китаем и в 62 г. вновь прислали посланника, привезшего подарки —лошадей и меха. Они вновь попросили заключить договор, основанный на мире и родстве. Вместе с этим следует обратить внимание на то, что посланник сюнну просил разрешить совместно с гостями из владений Западного края, прибывшими с посольством, представиться с дарами.[44] Следовательно, к этому времени империя Хань не имела непосредственных связей с государствами Западного края, и они не зависели от Китая, между тем некоторые из них в какой-то степени зависели от северных сюнну.

Интересен ответ китайского императора северному шаньюю  в связи с приездом второго посольства. Этот ответ, как сообщают источники, был составлен Бань Бяо вопреки мнению совета сановников при дворе.

Прежде всего, Бань Бяо пытался разъяснить причины настойчивых просьб о мире и родстве: «Ныне северные сюнну, видя, что южный шаньюй присоединился {к Китаю], опасаются заговора против их государства, поэтому неоднократно просили о мире и родстве. К тому же издалека пригоняют быков и лошадей для того, чтобы торговать с Хань (Китаем)…»[45] Нельзя не согласиться с этим мнением. Для северных сюнну подчинение Китаю их собратьев, южных сюнну, было реальной опасностью, угрозой их владениям, что подтверждается последующими событиями. С другой стороны, торговля скотом с таким многочисленным оседлым земледельческим народом, как китайцы, была жизненно важным средством существования для самих сюнну.

Бань Бяо предложил в отношении северных сюнну политику «ни мира, ни воины». Это значило поддерживать с ними связь, не доводя до разрыва, но и не заключать договора о мире и родстве. Правда, Бань Бяо в своём докладе императору не дал четкого ответа на предложение северных сюнну о мире и родстве, но из существа его представления, по его тону можно было понять, что он уклонялся от положительного ответа на это предложение.

Далее Бань Бяо предлагал в ответе северному шаньюю напомнить об обстоятельствах борьбы между Хуханье и Чжичжы и о политике императора Сюаньди, якобы спасшего их обоих, о непокорности Чжичжы и уничтожении его династией Хань, о верности и сыновней почтительности Хуханье, за что он и его потомки были вознаграждены, удержав в своих руках престол шаньюя. Бань Бяо предлагал также припугнуть северного шаньюя возможностью похода против него южных сюнну и в то же время продемонстрировать благородство китайского императора, который, несмотря на неоднократные просьбы южного шаньюя предоставить ему китайские войска для участия в походе против северных сюнну, не дал своего согласия. Бань Бяо отмечал: «Ныне южный шаньюй со своим народом подался на юг, подошел к укрепленной границе и покорился (нам]… неоднократно просил [у нас] войска, чтобы вернуться и очистить северную орду. Планы [его] продуманы во всех тонкостях. Полагаем, что не следует прислушиваться только к одной стороне (южному шаньюю). К тому же северный шаньюй за прошедшие годы представлял дань и выражал желание заключить мир и родство. Поэтому не дали согласия (южному шаньюю), желая, чтобы у шаньюя созрело (утвердилось) чувство преданности и сыновнего почитания»

Далее в ответе Бань Бяо, принятом императором, была выражена извечная идея подчинения всех народов китайскому императору, который якобы относится беспристрастно ко всем своим подданным: «Хань управляет [с помощью] силы и верности, возглавляя, все государства [мира]. Все, живущие под солнцем и луной, являются его (императора) слугами. [В отношения] многих народов с различными обычаями [Китай] справедлив и не различает близких и дальних. Покорных награждает, противящихся и бунтующих—наказывает». Не была оставлена без внимания и просьба об участии в представлении даров совместно с «гостями» из Западного края. Интересна реакция на этот счет китайских властей, выраженная в тексте, заготовленном Бань Бяо: «Ныне шаньюй желает возобновить договор о родстве и мире. Искренность уже проявлена. К чему стремиться представлять дары вместе с владениями Западного края? Какая разница — будут ли владения Западного края принадлежать сюнну или Хань (Китаю)?».[46]

По-видимому, китайского императора не устраивало такое положение, когда подчеркивалась зависимость Западного края от северных сюнну тем фактом, что дары от владений этого» края поступали через сюннуское посольство.

В китайском ответе в завуалированной форме по существу высказана была такая мысль: коль скоро вы, сюнну, предлагаете договор о мире и родстве, тем самым вы покоряетесь нам, а, следовательно, и зависимые от вас владения становятся нашими вассалами, поэтому нет разницы в том, кому подчиняется Западный край — вам или нам.

Однако такое толкование предложений северных сюнну, исходившее все из той же идеи господства китайского императора над всей Вселенной, вряд ли устраивало сюнну, которые, предлагая договор о мире и родстве, отнюдь не отдавали себя со всеми подчиненными им владениями в Восточном Туркестане в полную зависимость от Китая. Ведь понятие «мира и родства» отнюдь не означало вассальной зависимости — это видно из прошлых отношений сюнну с Китаем в период господства шаньюя Модэ в начале II в. когда договор, основанный на мире и родстве, признавал полное равенстве обеих сторон и дружественные отношения между ними. Больше того, такой договор ставил Китай в менее выгодное положение, заставляя его идти на уступки сюнну: он обязывал китайского императора выдавать замуж царевну за иностранного правителя и ежегодно посылать ему условленное в договоре количество даров. Но времена менялись, изменялось и содержание договоров, заключавшихся Китаем с кочевыми народами. Реальная сила, могущество страны определяли характер внешнеполитических связей и сущность дипломатических договоров.[47]

И хотя чаша весов постепенно склонялась на сторону усиливающейся Ханьской империи, покончившей к середине I в. н. э. со всеми внутренними неурядицами, северные сюнну, отчасти изолированные и, безусловно, ослабленные переходом на сторону Китая южных сюнну, все еще были независимыми и обладали достаточной силой, чтобы досадить Китаю. Вот почему последний, не идя навстречу пожеланиям северного шаньюя об установлении дружественных, близких отношений, стремился проводить в отношении северных сюнну политику «сдерживания, сковывания» (цзими), предусматривавшую в целях подкупа щедрые дары, пожалования правителям тех народов, на которые распространялась эта политика. Во второй половине I в. отношения Китая с северными сюнну были натянутыми, хотя в 55 г. северный шаньюй вновь прислал посланника. Китайский двор ответил на это грамотой за государственной печатью и пожалованием шелковых тканей, но своего посланника не отправил.[48]

В 62 и, 63 гг. северные сюнну совершали набеги на территорию Ханьской империи. В борьбе против них приняли участие южные сюнну. В 64 г. северный шаньюй прислал посланника с просьбой об открытии торга с Китаем.[49] Император династии Хань Лю Чжуан (Минди, 57—75 гг.), рассчитывая, что с установлением связей с северными сюнну прекратятся их набеги на границы, принял предложение северного шаньюя. В 65 г. на север был отправлен военачальник (юе ци-сыма) Чжэн Чжун с ответом. Южные сюнны, обеспокоенные возможностью установления тесных связей Китая с северными сюнну, решили порвать союз с Китаем.[50] Они тайно послали своего представителя к северным сюнну с просьбой прислать войска для совместных действий. Однако это стало известно Чжэн Чжуну, который отправил императору донесение с просьбой предупредить возможность вступления в связь северных и южных сюнну. Для этого впервые был установлен «наблюдательный лагерь в Ляо» (ду ляо ин), усиленный войсками.[51] На протяжении последующих 20 лет отношения с северными сюнну продолжали оставаться напряженными: сюнну нападали на китайскую границу, в то же время и Ханьская империя пыталась нанести решающий удар по своим извечным врагам. Так, в 73 г. н. э. китайцы направили по четырем дорогам крупные военные силы с задачей перейти границу и разгромить сюнну. Однако последние, узнав о походе китайских войск, уклонились от боя, и ушли далеко на север. В то же время среди северных сюнну произошел раскол, часть из них считала для себя более выгодным перейти на сторону Китая[52]. В 84 г. северный шаньюй вновь пожелал открыть торг с китайскими купцами, для чего с согласия властей было пригнано 10 тыс. голов рогатого скота и лошадей. Однако посланная южным шаньюем легкая конница захватила и увела пригнанный скот.

Это была последняя попытка северных сюнну установить нормальные связи с Китаем. Как указывают китайские источники, с 85 г. среди сюнну началась внутренняя борьба, в результате 73 рода бежали в Китай. Вскоре сюнну подверглись нападению сразу с нескольких сторон: южные аймаки (нань-бу, вероятно, южные сюнну) напали с фронта, динлины выступили с тыла, сяньбийцы ударили с востока, а владения Западного края (туркестанские народы) —с запада.[53] Такого натиска северные сюнну не выдержали, и, понеся потери, ушли далеко в пустыню. Несомненно, в этом организованном наступлении на северных сюнну Китай сыграл немалую роль, хотя его войска непосредственно не участвовали в сражении 85 г. (по крайней мере, источники ничего не сообщают об этом). Незадолго до этого в Западный край был послан китайский дипломат и полководец Бань Чао, которому хитростью, обманом, провокациями и шантажом удалось склонить некоторых правителей государств Восточного Туркестана на борьбу с северными сюнну. По существу в борьбе с северными сюнну оправдала себя старая, традиционная тактика: «с помощью варваров уничтожать варваров». Ханьской империи оставалось только воспользоваться чужой победой и завершить разгром сюнну. Этому способствовали и события 87 г. — вторжение сяньбийцев в восточные земли северных сюнну, разгром последних и убийство шаньюя Юлю. После этого в стане северных сюнну усилилась междоусобица, что привело к массовому переходу сюнну в Китай.[54]

Тем временем северных сюнну преследовали новые неудачи: налет саранчи привел к голоду, чем воспользовались южные сюнну, предложившие китайскому двору начать войну против северных сюнну.

В докладе южного шаньюя китайской вдовствующей императрице предлагалось после разгрома северных сюнну объединить их с южными и создать одно владение. Поскольку военных сил у южного шаньюя было сравнительно мало, он просил, чтобы ему помогли объединенные силы округов Хэси, Юньжун, Уюань, Шофан и Шанцзюнь, и тогда он одним ударом покончит с сюнну.[55]

Интересна реакция китайского двора на доклад южного шаньюя. Сановник Гэн Бин, которому был передан на рассмотрение этот документ, предложил вдовствующей императрице Доу принятъ совет южного шаньюя. Он отметил, что еще при У-ди (140—87 гг.) китайцы стремились подчинить сюнну, но обстоятельства не позволили осуществить это. «Ныне, к счастью, обстоятельства благоприятствуют, — отмечает Гэн Бин, — северные варвары охвачены раздорами, для государства выгодно „с помощью варваров уничтожить варваров». Следует согласиться [с предложением южного щаньюя]».[56] Итак, китайцы опять решили использовать традиционную политику натравливания одних народов на других.

В 89г. войска южного шаньюя совместно с китайскими под командованием полководца Доу Сяня и Гэн Бина выступили из Шофана, напали на северных сюнну и нанесли им серьезное поражение. Северный шаньюй бежал, было захвачено свыше 200 тыс. пленных.[57]

Военные действия против северных сюнну продолжались и в течение последующих трех лет. В результате северные сюнну потерпели полное поражение, шаньюй был убит. В ходе этих боев китайские войска овладели землями Иу (Хами), захваченными ранее северными сюнну.[58] По-видимому, к концу I в. основные силы северных гуннов были разгромлены, значительная часть их была расселена в пограничных областях Ханьской империи. И хотя в дальнейшем многие из покорившихся северных сюнну восставали против китайских властей, последние с ним, сравнительно легко расправлялись. Сильная держава сюнну перестала существовать. Но остались мелкие владения, уделы в Северо-Западной Монголии.[59] Об этом свидетельствует тот факт, что уже в 104 г. северный шаньюй прислал посланника с дарами, прося о заключении договора, основанного на мире и родстве, подобно прежнему договору с Хуханье. Китайский император Хэди (88—.106 гг.) щедро вознаградил посланника, но отправил его обратно без ответа.[60] То же самое повторилось в 105 г., когда посланник шаньюя прибыл в Дуньхуан с дарами для двора и просил направить к нему посла. В качестве заложника он обещал прислать своего сына. Царствовавшая тогда вдовствующая императрица Дэн-тайхоу щедро наградила посла сюнну, но ответа опять не дала.[61]

Таким образом, Ханьская династия в это время могла пренебрегать союзом с сюнну, так как они не представляли собой реальной силы, способной угрожать империи. Так продолжалось до III в. За это время южные сюнну совместно с покорившимися северными сюнну неоднократно поднимали восстания, вызванные чрезмерным угнетением местными властями. Но китайским властям с помощью ухуаней, сяньби и цянов удалось сравнительно быстро подавить эти восстания. Останавливаться на ходе этих восстаний нет особой необходимости. Заслуживает внимания лишь тактика борьбы Ханьской империи с кочевниками. Так, после усмирения восстания 140 г. в политическом отношении было принято предложение главного военачальника (да цзянцзюнь) Лян Шана, направленное на подкуп старшин сюнну и мирное их покорение. В то же время в военном отношении применялась тактика отсиживания в укрепленных крепостях. Об этой тактике Ляп Шан в своем докладе писал: «Срединное государство спокойно и давно не знает войн. Сосредоточить в поле лучшую конницу и решать победу под градом стрел в это время—вот то, что является преимуществом кочевых народов и слабостью Китая.

Находиться на городской стене с тугим самострелом, упорно защищаться в укрепленном лагере и выжидать, пока противник ослабеет,—в этом преимущество Срединного государства и слабость кочевников…».[62]

Из крупных восстаний южных сюнну следует отметить восстание 156 г. и особенно восстание в конце 1158—начале 159 г., когда все аймаки (роды) южного шаньюя, объединившись с сяньби и ухуанями, опустошали 9 пограничных областей. Восстание усмирил Чжан Хуань.

В царствование трех последних императоров Восточной Ханьской династии, как известно, китайская империя переживала кризис: возникла борьба военно-феодальных клик за власть, а в 189 г. вспыхнуло крупное крестьянское восстание «Желтых повязок». В этих условиях сюнну, проживавшие на территории китайской империи, получили известную свободу действий, так как контроль над ними был ослаблен. Некоторые из них присоединились к крестьянским повстанцам, другие перешли на службу военно-феодальных групп и приняли участие в междоусобице феодалов. Например, Цао Цао после усмирения в округе Бинчжоу заставил служить в своих войсках значительное число сюнну. Об этом сообщаемся в биографии чиновника Лян Си, назначенного на должность цыши в Бинчжоу в тот период, когда местные жители, подняв восстание, вступили в контакт с сюнну и другим некитайским населением. Лян Си удалось подавить восстание, часть населения, в том числе и сюнну, вовлечь в армию, а их семьи—несколько десятков тысяч человек переселить в Е. Это переселение вызвало недовольство, но недовольные сурово карались: «В отношении тех, кто не подчинялся приказам, применяли войска и каратели. Обезглавили свыше тысячи человек, а подчинившихся насчитывалось десятки тысяч».[63]

История отношений сюнну с Китаем на этом не заканчивается. В период Саньго (220—265 гг.) и Западной Цзинь (265—316 гг.) сюнну по-прежнему населяли северные пограничные области и находились под контролем китайских властей. При этом сюнну продолжали перекочевывать в Китай из-за Великой стены. Так, в начале царствования цзиньского Уди (266—290 гг.) еще 20 тыс. кибиток, или юрт, перешли границу и поселились в Хэси под старым городом Иян-чэн. С этого времени сюнну проживали совместно с китайским населением в областях Пинъяя, Сихэ, Тайюань, Синьсин, Шандан и Лэпин,[64] т.е. на территории современных провинций Шаньси и частично Автономной области Внутренняя Монголия.

Несмотря «на контроль со стороны китайской администрации, сюнну доставляли немало хлопот, как междоусобной борьбой, так и выступлениями против китайского гнета. Так, в начале 271 г., т. е. вскоре после создания Западной Цзиньской империи, поднял восстание шаньюй Лю Мэн. Но по наущению китайского командования он был убит своим подчиненным (старшиной восточного аймака) Ли Цюем. После этого китайцам удалось усмирить сюнну, которые на некоторое время успокоились.[65]

В 280 г. один из крупных чиновников—Го Цинь из Сихэ представил доклад, где указал на значительную концентрацию сюнну и на возможность их выступления. Из предосторожности он предлагал переселить их.[66]

С другой стороны, несмотря на опасность поселения сюнну в одном месте, этот процесс продолжался в связи с изъявлением покорности все новых и новых групп сюнну. Так, в 284 г. из-за границы прибыло 29300 сюнну во главе с Ху Тайэхоу, изъявивших желание покориться. Они были поселены в Сихэ. Осенью 286 г. сюнну Ху Дудабо и Ху из рода Вэйша, возглавляя каждый большие и малые роды, а всего более 100 тыс. человек, прибыли в Юн-чжоу и заявили о своей покорности. В следующем году покорилась еще одна группа сюнну (11 500 человек). Они пригнали 22 тыс голов крупного и 105 тыс. голов мелкого рогатого окота.[67]

В дальнейшем, до 294 г., китайские хроники ничего не сообщают о сюнну. По-видимому, в этот период они мирно жили в пограничных областях, не вызывая тревоги у китайских властей.

Однако в 294 г. началась борьба сюнну за свою независимость, в начале носившая локальный характер. В середине этого года восстал Хэсань. Он напал на Шандан, убил чжанши (одного из ведущих чиновников) и вступил в Шанцзюнь. «Правда, через три месяца Хэсань покорился вместе со своими соплеменниками и был убит Цинъским дувэем[68].

Однако восстание сюнну на этом не закончилось. Оно послужило толчком к дальнейшим массовым выступлениям сюнну и других некитайских племен. Уже в 296 г. младший брат убитого Хэсаня—Дуюань поднял восстание не только сюнну, но и цян (из двух областей — Пинъи и Бэйди)[69] и хусцев (возможно, ухуань и сяньби) из Лушуй[70]^.

С этим восстанием связано дальнейшее укрепление позиций сюнну вовлечением других некитайских народов в длительную борьбу с династией Западная Цзинь, завершавшуюся через двадцать лет полным разгромом китайских войск и уничтожением власти династии Западная Цзинь в Северном (Китае. Поэтому не случайно в «Цзинь шу» глава о северных ди (сюнну) заканчивается следующими словами (после краткого описания восстаний Хэсаня и Дужаня): «После этого северные ди постепенно стали процветать, а Срединную равнину охватила смута».[71]

Идентификация «азиатских» и «европейских» гуннов зачастую вызывала, сомнение, так как нет прямых указаний на их миграцию к западу от среднеазиатских степей. Достоверно неизвестен и язык гуннских племен Востока и Запада, хотя, по косвенным указаниям, можно предположить, что их основную массу составляли и там, и тут прототюркские племена. Это, конечно, не исключает многоязычия гуннских объединений, куда входили предки монголов, тунгусов, угров, а в Средней Азии и на западе — ираноязычных племен.

Наибольшее затруднение для историка вызывает то обстоятельство, что в степях юго-восточной Европы гунны появились внезапно, в 70-е годы IV в. Первой их жертвой стали приазовские аланы, лишь часть которых спаслась в горах Северного Кавказа. Вслед затем, овладев Прикубаньем, гунны зимой, по льду, переправились через Керченский пролив и разгромили богатые города Боспорского царства. Вся причерноморская периферия античного мира, вплоть до Днестра, сармато-аланские и готские племена были разгромлены в течение нескольких лет; частью они были включены гуннами в состав своих орд, частью бежали за Днестр. К 376 г. гунны продвинулись непосредственно к границам Римской империи.

«Невиданный дотоле род людей, — пишет автор V в. Аммиан Марцеллин, — поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все, что покажется навстречу, подобно вихрю, несущемуся с высоких гор». Для ромейского эрудита, изучавшего труды ранних авторов, гунны были новым племенем, «о котором мало знают древние памятники». В середине II в. автор стихотворного «Описания населенной земли» Дионисий размещает гуннов где-то в Прикаспии. Во второй половине II в. их упоминает там и знаменитый александрийский географ Клавдий Птолемей. Но даже для образованного человека 1У-У вв. эти краткие сведения, мало о чем говорили. Поэтому столкновение с невиданным дотоле народом казалось не только внезапным, но и ужасным. Классическое описание пришельцев и их воздействие на римский мир дал Аммиан Марцеллин; по его словам, гунны, «которые превосходят всякую меру дикости», были «семенем всех несчастий и корнем разнородных бедствий»; «все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей …; кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду; и на чужбине они не входят в жилище за исключением разве крайней необходимости: … они плохо действуют в пеших стычках, но зато как бы приросшие к своим выносливым, но безобразным на вид лошаденкам, на них каждый из этого племени ночует и днюет, покупает и продает, ест и пьет и, пригнувшись к узкой шее своей скотины, погружается в глубокий сон… У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи».[72]

В своем ярком описании гуннов Аммиан Марцеллин допустил ряд преувеличений, наделив их традиционными чертами самых диких северных племен. Гунны имели достаточно развитую материальную культуру и такие навыки военного дела, вплоть до стенобитной техники, которые позволяли им сокрушать хорошо вооруженных противников, брать его укрепленные города. Но несомненно, что пришедшие в Европу племена утратили многое из достижений экономического, социального и культурного развития, которые были характерны для их предков в Центральной Азии. Собственные производительные силы европейских гуннов были ничтожны. Нападения на оседлые народы» захват продуктов их труда, пленение и обращение в рабство ремесленников сделались для них основным источником добывания жизненных благ, а гуннское общество стало полностью паразитическим. Все это с особой силой проявилось в последующий период, когда степняки прорвали пограничную линию Римской империи, и их вождь, Аттила, создал гуннскую империю в Европе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 2. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КИТАЙЦЕВ И СЯНБИЙЦЕВ.

2.1 Происхождение и расселение сянбийцев.

Во второй главе нашей работы, ставится цель рассмотреть особенности военно-политических и торговых отношений между Китаем и во многом таинственным и мало изученным народом сянби.

В новых географических условиях хунны превратились в новый этнос — гуннов. Но в Азии победителями хуннов стали не сами китайцы, а народ, ныне не существующий, известный только под китайским названием «сяньби».[73]

Однако название «сяньбийцы» вошло в обиход научной литературы как условный этноним.

Сяньбийцы во второй половине II века остановили китайскую агрессию и оттеснили китайцев за линию Великой стены. С этого времени начался упадок древнего Китая, ставший причиной событий, о которых будет рассказано в данной главе.[74]

Цзесцы появляются на исторической арене Китая в период Шестнадцати государств пяти северных племен, продолжавшийся 135 лет—с 304 по 439 г. В это время вся северная часть Китая оказалась во власти пяти кочевых племен: сюнну, цзе, сяньби, ди и цян, которые поочередно захватывали китайские земли, создавая на них собственные государственные образования, число которых, по традиционным подсчетам, составляло шестнадцать. Непосредственной причиной, положившей начало этому периоду, явилась «смута, поднятая восемью князьями», тесно связанная с борьбой за власть, происходившей при дворе династия Цзинь. Смута продолжалась всего 15 лет, но она вызвала страшные потрясения, поколебавшие самые глубинные основы китайской государственности, и привела в конечном результате к значительным сдвигам в китайском этносе и культуре.[75]

Помимо сюнну и относившихся к ним цзесцев на территории Северного Китая, находившейся под властью созданной Ши Лэ династии Поздняя Чжао, проживали и другие кочевые племена, именовавшиеся  вместе с цзесцамя и сюнну шестью инородческими племенами. К ним помимо сюнну и цзесцев относились ухуани, сяньбийцы, дисцы и цяны. Появление их на китайских землях, так же как и появление сюнну, было связано, во-первых, с политикой переселения, проводимой китайским двором с целью использования изъявивших покорность кочевников в борьбе с внешними врагами, а во-вторых, с вооруженными вторжениями, которые совершали кочевые соседи Китая в периоды его ослабления.

Сяньбийцы, относившиеся к монголоязычной группе народов, делились на племена, из которых наиболее сильным было племя мужун, создавшее четыре династии: Ранняя Янь (337— 370), Поздняя Янь (384—409). Западная Янь (386—394) и Южная Янь (398—410), и племя тоба, которое за обычай заплетать волосы в косы китайцы называли «косоплетами». Племя тоба создало династию Северная Вэй (386—556), которая в дальнейшем сумела объединить под своей властью весь Северный Китай. Дисцы явились создателями династий Ранняя Цшнь (351—394) и Поздняя Лян (385—403), а цяны—династии Поздняя Цинь (384—417).[76]

В китайских летописях говорится о народе дунху, которые потерпели  сокрушительное поражение от сюннуского правителя Маодуня, в результате которого им пришлось вообще покинуть монгольские степи. Одна часть бежавших дунху осела у горы Ухуань, а другая — у горы Сяньби, от которых и возникли племенные названия ухуань и сяньби. Гора Ухуань, как уже говорилось, была расположена в верхнем течении Амура. Около 100 лет ухуани находились в зависимости от сюнну, принося им дань в виде крупного рогатого скота, лошадей и овечьих шкур.[77] Так продолжалось до 119 г., когда ханьский военачальник Хо Цюйбин нанес поражение сюнну в их левых землях, после чего часть ухуаней была переселена к укрепленной линии пяти округов — Шангу, Юйян, Юбэйпин, Ляодун и Ляоси — и им было поручено следить за передвижениями сюнну. Таким образом, монголоязычные дунху в лице представителей племени ухуань вновь появились на ранее принадлежавших им землях, вблизи границ Китая. С этого времени они становятся известными в Китае, и китайские историки создают первые описания их нравов и обычаев.[78]

Переселены были, конечно, не все ухуани; большая часть по-старому жила на своих землях, причем так продолжалось, по крайней мере, до периода династии Тан. Цель переселения ухуаней ясна: они издавна враждовали с сюнну, поэтому ханьский император Уди, более 30 лет непрерывно воевавший с последними, хотел иметь в лице кочевников ухуаней своих разведчиков, которые могли бы своевременно предупреждать его о передвижениях сюнну.

Несколько иначе сложилась судьба сяньбийцев. В отличие от ухуаней они появились на территории современной Монголии и вблизи границ Китая путем не насильственного, а постепенного, естественного переселения. Поселившись у горы Сяньби, сяньбийцы соседствовали с ухуанями, не поддерживая отношений с Китаем.[79] Можно полагать, что сяньбийцы, как и ухуани, занимали земли в бассейне верхнего Амура. В дальнейшем начинается продвижение сяньбийцев на юг, и уже в правление позднеханьского императора Гуан-у (25—58) они вместе с сюнну совершают набеги на пограничные земли Китая. В 49 г. сяньбийцы впервые прислали к ханьскому двору послов, установив, таким образом, отношения с Китаем.

Процесс переселения сянбийцев на юг плохо освещён в китайских источниках. Сведения об этом можно почерпнуть только в «Вэйчжу».[80] В ней, в частности рассказывается, что у легендарного китайского императора Хуан-ди было 25 сыновей и что одни из них были оставлены в Срединном государстве, другие получили пожалования в землях, правители которых несли неопределенные повинности.

Необходимо пояснить, что по идеальной схеме, изложенной Сыма Цянем,[81] легендарный император Юй после ликвидации последствий страшного наводнения разбил страну на пять квадратов, вписанных один в другой вокруг центрального владения Сына Неба. Ширина земель каждого квадрата составляла 500 ли. Правители этих земель несли различные повинности по отношению к Сыну Неба, в зависимости от характера сельскохозяйственного производства и степени подчинения власти дома Ся. Правители наиболее удаленных земель несли неопределенные повинности. Под последними подразумевалась обязанность мелких правителей являться ко двору для представления вновь вступившим на престол правителям Китая, и, поскольку для этого нельзя было установить никаких сроков, эта повинность называлась неопределенной.

Чанъи, как младший сын Хуан-ди, получил пожалование в северных землях. Там лежала великая гора Сяньби, от которой его владение и получило название. Все потомки Чанъи занимали посты вождей, которым принадлежали обширные степи, где люди пасли скот и занимались охотой, перекочевывая с места на место.

Один из потомков Чанъи, по имени Шицзюнь, в правление легендарного императора Яо якобы изгнал духа засухи на север от р. Жошуй, за что получил от императора Шу-ня награду. От династий Ся, Инь, Чжоу и вплоть до династий Цинь и Хань, при которых сюнну непрерывно нападали на Срединное государство, потомки Шицзюня не поддерживали с последним отношений, поэтому о них нельзя найти никаких следов в имеющихся китайских письменных источниках.[82]

Несмотря на явную неправдоподобность некоторых сведений, в частности о том, что сяньбийцы ведут происхождение от китайского легендарного императора Хуан-ди, что Шицзюнь изгнал духа засухи и т. д., в источнике есть и правдоподобное. Например, сообщения о том, что этноним сяньби возник от названия горы, вокруг которой осела часть дунху, что, кочуя с места на место, сяньбийцы занимались скотоводством и охотой и что они не поддерживали связей с Китаем до эпохи династии Хань, по-видимому, абсолютно верны.

Заслуживают доверия и данные «Вэй-шу»[83] о том, что у сяньбийцев не было письменности, но что о своих поколениях (предках), как далеких, так и близких, они сообщали друг другу устно и эти рассказы заменяли записи, делаемые в Китае особыми чиновниками-историками. В данном случае словом «поколение» переведены иероглифы ши-ши, которые обычно употребляются в значении «текущие события», «современные дела». Однако первый иероглиф ши означает также «поколение», а второй ши— «дело», что значит «дела поколений» или «дела, связанные со сменой поколений», т. е. родословная.[84]

2.2 Общественный строй сяньби в 3—4 веке н.э.

Социальный строй племен сяньби изучен еще недостаточно и представляет большой научный интерес. В настоящем  параграфе мы рассматриваем общественное развитие этого племени, в основном в III—IV вв. н. э

Данные, которыми располагает современная наука о социальном строе сяньби, весьма ограниченны. Основные китайские источники — главы о сяньби в династийных историях «Хоу Хань шу» («История династии Поздней Хань» — гл. 12)» «Саньго чжи» («История троецарствия), раздел «Вэя чжи» или «Вэй шу» («История Вэй» — гл. 30) — дают главным образом сведения о политической истории, причем в значительной степени повторяют друг друга, дополняя лишь некоторыми подробностями. Глава из «Саньго чжи», с другой стороны, служит продолжением главы «Хоу Хань шу», в которой освещение событий доведено лишь до 181 г., тогда как в «Саньго чжи» до 235 г. н. э.[85]

Весьма отрывочные сведения из упомянутых и др. источников, а также из биографий сяньбийских деятелей, дают возможность нарисовать крайне несовершенную картину социальных отношений у сянби, показать лишь отдельные их стороны.

Сяньби были кочевниками-скотоводами и охотниками. Для охоты они использовали роговые клееные луки и стрелы. Это же оружие использовалось и в борьбе с противником. Им было известно железо, которое они таетайцев и использовали для выделки оружия.

Во II—III вв. н. э. сяньби находились на стадии перехода от доклассового общества к классовому. Судя по ряду данных, у сяньби происходило разложение родовых отношений, но в то же время сохранились некоторые родовые традиции и институты. Так, например, во II и даже в III вв. н. э. еще существовала выборная власть. В период наибольшего усиления племени сяньби, когда к власти пришел племенной вождь Таньшихуай (136/137—181), он был избран, а не наследовал управление. Китайский источник так сообщает об этом событии: «Аймаки и роды (було) боялись его и повиновались ему. (Таньшихуай) применил законы и запреты, беспристрастно относясь к правому и виновному, и не было таких, кто осмеливался нарушать (законы). Я тогда был избран старейшиной (племени, дажэнь)… Старейшины (дажэнь] аймаков [бу] на западе и востоке все подчинялись ему».[86] В приведенном тексте совершенно ясно говорится об избрании, а не о наследовании власти. В то же время употребление термина «дажэнь» также свидетельствует об отсутствии династической власти. Что касается упоминания о законах и запретах, то здесь, вероятно, речь идет о родовом праве, а не о законах классового общества.

Не следует придавать большого значения и сообщениям китайских источников о пожаловании китайскими императорами (начиная с 54 г. н. э.) сяньбийским старшинам китайских титулов знатности. Таньшихуай также получил титул вана, но отказался от него.[87] В тех условиях, когда еще не созрело классовое общество и не сложилось государство, китайские титулы не имели никакого значения: они не были связаны с пожалованием земель или зависимых, в лучшем случае вместе с титулом жаловались ценные подарки. Однако тот факт, что Таньшихуай отказался даже от такого титула, свидетельствует о сохранении родовых отношений. Важно отметить еще одно: Таньшихуай не был единовластным правителем, — как сообщает источник, он разделил свои земли на три орды, или аймака, которые управлялись старейшинами, тоже именовавшимися «дажэнь».[88]

По-видимому, к этому времени можно говорить о существовании у сяньби племенного союза, возглавленного верховным вождем Таньшихуаем, в подчинении у которого были вожди или старейшины орд или аймаков. Ни о каком другом, более сложном аппарате управления, как это было, скажем, у сюнну, источники не сообщают.

Наследственная власть у сяньби появляется, очевидно, после смерти Таньшихуая (181 г.); об этом имеются как непосредственные, так и косвенные показания китайских источников.[89] Так, в них, почти в одинаковых выражениях сообщается: «После смерти Таньшихуая все старейшины [дажэнь] из поколения в поколение передавали друг другу (власть] по наследству».[90] Однако наследственная власть была еще непрочной, а в наследовании сохранились пережитки материнского права. Об этом свидетельствуют факты передачи власти не от отца к сыну, а от старшего брата к младшему или к племяннику. Так, например, после Хэляня (сына Таньшихуая; это единственный случай, когда власть перешла от отца к сыну), к власти пришел его племянник Куйтоу, сын старшего брата Хэляня, после смерти Куйтоу власть перешла в руки его младшего брата Будугэня.[91] Такой же порядок наследования был и у других вождей сяньби: после убийства в 235 г. Кэбинэна, одного из знаменитых сяньбийских вождей, к власти пришел его младший брат, после смерти в 228 г. старейшины восточного аймака Сули (находился в Ляоси), власть наследовал его младший брат Чэнлюйгуй.[92] О непрочности наследственной власти свидетельствует избрание старейшиной Кэбинэна, не являвшегося представителем правящего сяньбийского дома. Китайский источник называет его «сяньби из малого рода», т. е., по-видимому, из рода незнатного и слабого. Как сообщает источник, Кэбинэн был избран народом старейшиной за свои личные качества: мужество, справедливость при решении вопросов обычного права и отсутствие стремления к богатству.[93]

О сохранении родовых традиций и обычаев в период правления Кэбинэна свидетельствует равномерный раздел военных трофеев среди соплеменников. Вот что рассказывает об этом источник: «Народ Кэбинэна впоследствии усилился и процветал, конных лучников [стреляющих из луков] было 100 тысяч с лишним. Всякий раз, занимаясь грабежом и захватывая имущество, все делили поровну и раздавали, все решал на глазах, никогда не было личного [присвоения, корысти]. Поэтому [Кэбинэн] добился от народа напряжения всех сил. Все старейшины остальных аймаков уважали и боялись его».[94]

Характеристика самого Кэбинэна и отношений между ним и его соплеменниками, данная в приведенном отрывке, безусловно, свидетельствует о том, что члены рода были равны, и каждый пользовался своим правом на равную долю участия в распределении материальных благ, хотя уже существовала наследственная власть и, возможно, появилось имущественное неравенство.

2.3 Ханьцы (китайцы) и сянбийцы.

Воинственные роды сяньби, захватив Халху, рассеялись в ней и в III в. потеряли те зачатки государственности, которые у них были во II в. У себя на родине, в южно-маньчжурской степи, они сохранили жизнеспособность, но, подобно южным хуннам, подверглись влиянию китайской культуры. Это влияние сказалось на сяньби даже больше, чем на хуннах, так как последние имели разбитую традицию кочевой культуры, а сяньби — примитивную. Богатства Китая сильно тянули к себе кочевников, и в III в. сяньбийский владетельный князь Мо-хоба перекочевал во Внутренний Китай и поселился около Пекина. В подражание китайским вельможам он нарек свой род фамилией Муюн, и под этим названием его государство вошло в историю. В 281 г. Муюн Шегуй получил от императора титул великого шаньюя, но вскоре отношения испортились, и сяньби начали набеги на Китай. Однако главным противником Шегуя был не громадный бессильный Китай, а маленькое крепкое княжество Юйвэнь, союзное с империей Цзинь. Наследник Шегуя, Муюн Хой, с 285 по 289 г. вел активную войну против Китая и заключил мир, лишь получив признание себя главой всех сяньби. Из-за этого он поссорился со своим северным соседом—державой Юйвэнь, но заключил союз с державой Дуань, скрепленный браком.[95]

В 302 г. юйвэньский шаньюй Мохой осадил Муюна Хой в Ги-чен (в Маньчжурии), но был разбит.[96] В 307 г. Муюн Хой объявил себя великим шаньюем сяньби; хотя этот титул отражал лишь его претензии, а не реальное положение, но можно считать 307 год датой основания южносяньбийской державы. Три года спустя 700 сяньбийских семей откочевали на запад и добрались до плоскогорья Цайдам, где на берегах оз. Кукунор основали царство Тогон, или Туюйхунь. Название народа восходит к имени его первого вождя, брата Муюна—Хоя.

Описание быта и нравов населения Тогона может быть распространено и на южноманьчжурские племена сяньбийцев, тем более что близость их подчеркивает сам автор источника.[97]

Южные сяньби были убежденными кочевниками, причем даже получаемые товары, продукты, сведения в китайской словесности и наличие городов не могли помешать им жить в юртах и палатках. Самым тяжелым преступлением считалось конокрадство; за это полагалась смертная казнь. Осужденному обертывали голову куском холста и побивали камнями. За прочие преступления налагали денежную пеню или били палками. Административные единицы были не родовые, а военно-территориальные, во главе единиц стояли сотники, тысячники, предводители. Не было постоянных налогов, но в случае необходимости в средствах по разверстке собирали с зажиточных семейств нужные суммы.

Одежда их состояла из дохи, длинной сбористой юбки и войлочной шляпы. Женщины заплетали волосы в косы и украшали их жемчугом и золотыми поделками. Тогонцы очень ценили оружие. На вооружении у них со­стояли лук, палаш, щит и панцирь. Копье не упомянуто, это показывает, что тактика ударного боя еще ее вошла в употребление.[98]

Брачные обычаи не отличались от хуннских, очевидно, они общи для всех азиатских кочевников. В состав тогонцев кроме муюнов вошло племя «белые» сяньби.[99]

Говоря о сяньбийцах, необходимо заметить, что к их этническим подразделениям совершенно неприменима принятая в этнографии номенклатура: род, племя, народ, а отсюда и такие социально-политические определения, как, например, племенной союз, государство и т. п.[100] Роды и племена у них были, но либо они возникали и распадались с невероятной быстротой, либо впитывали в себя осколки распавшихся племен, или даже принимали к себе отдельных людей, и тем самым меняли свое этническое лицо. Язык отличал их от хуннов; язык и культура— от китайцев; язык и обычаи—от тибетцев, и все время возникали то хунно-сяньбийские, то тибето-сяньбийские, то более или менее окитаенные сяньбийские образования.[101] При этом сяньбийские этносы (только так их и можно назвать) делились, как мы видели на примере Тогона, и начисто забывали о своем родстве. Вместе с тем инкорпорация иноплеменников была не повсеместна. Иногда их почему-то не принимали в свою среду, а предпочитали перебить или продать в Китай, где цены на невольников были высокими. И при этакой этнической текучести среди сяньбийцев наблюдается патриотизм, принимающий совершенно странные для нас формы. Например, опальные принцы дома Муюн, принужденные эмигрировать, предавали приютивших их соседей ради своего царя, который их после победы казнил. Видимо, у сяньбийцев были какие-то принципы поведения, хорошо им известные и строго соблюдаемые, но для нас непонятные.

Равным образом к сяньбнйским владениям неприменимо заодно из европейских определений. Это не государства, потому что сяньбийцы находились на стадии военной демократии первобытнообщинной формации и классов у них еще не было. Но это и не родо-племенные союзы, так как существовал институт сильной и наследственной власти, опиравшейся на народ-войско, по отношению к которому все покоренные инородцы, как кочевые, так и оседлые, являлись податным сословием.

Эта оригинальная система общественного устройства базировалась на кочевом быте и взаимопомощи. Сяньбиец не мог обеднеть. Если он терял свой скот из-за падежа или угона врагами, соседи давали ему по овце, и через два-три года он восстанавливал свое хозяйство. Помимо этого, он сам шел в набег и либо возвращался богатым,- либо не возвращался вовсе. Сяньбийцу нужно бнло не богатство, остававшееся в руках его жены или матери, а вес и положение в той системе, в которой он находился. Смысл его жизни составляли почести и власть, ради которых он не щадил ни чужой, ни своей жизни.

При всем этом сяньбийцы были очень способным и переимчивым народом. Они легко усваивали и китайскую грамоту, и хуннские аристократические традиции, и тунгусские моды вроде ношения кос, и способы изготовления яда для стрел, известные только приамурским охотникам—предкам нивхов. В сяньбийских ордах[102] всегда наблюдалось смешение собственных обычаев с какими-нибудь чужими, что дает основание называть их «химерными этносами». Но во всех них было что-то, что давало древнекитайским историкам право объединять их в одну группу. Это, не языковая общность, потому что, хотя сяньбийцы пользовались монгольским языком, но диалекты его сильно разнились и заимствования из тюркского и китайского языков это различие усугубляли. Большую роль в этногенезе играла историческая судьба, но и это не исчерпывает проблемы.[103]

Впервые сяньби установили связи с Китаем в 49 г. н. э. Спустя несколько лет, в 54 г., их старейшины прибыли к императорскому двору, и один из них получил титул вана, а другой — хоу.

Несмотря на сообщение китайских источников о подчинении сяньби Китаю,[104] последние фактически сохраняли свою независимость и за военные услуги императорскому двору всегда требовали вознаграждение. Об этом дают сведения те же китайские источники: в годы Юнпин (58—75) сяньбийские старейшины прибывали в Ляодун для получения наград; две области — Цин и Сюй — выплачивали ежегодно (из контекста можно понять, что сяньбийцам) денежную сумму в 270 млн.[105]

Воспользовавшись поражением северных сюнну в конце I в. н. э., сяньби не только заняли их земли, но и ассимилировали остатки разгромленного племени, насчитывавшие 100 тыс. юрт. Все источники подчеркивают, что «с этого времени сяньби постепенно усилились».[106] По всей вероятности, местом их расселения был район Ляодун, так как в последующие 30 лет они в основном совершали нападения на Юбэйпин или оттуда, или же из Ляоси (хроника за 117 г.).[107]

До середины II в. н. э. сяньби с переменным успехом вели борьбу с Китаем. Иногда часть их переходила на сторону империи. Так, в 127 г. в Ляодун прибыли 30 тыс. сяньби с изъявлением покорности. Сяньби особенно усилились в период, когда правителем у них был Таньшихай (по китайской транскрипции—Таньшиху-ай). В это время они составляли три кочевья. Центральное занимало территорию от области Юбэйпин на запад до области Шангу; западное—от Шангу на запад до Дуньхуана и Усуня; восточное—от Юбэйпина восток до Ляодуна, гранича с фуюй и вэймо. Владения сяньби, по данным китайских источников, простирались с востока на Запад на 7 с лишним тыс. км (14 тыс. ли). Главная ставка их правителя находилась в горах Даньхань, на р. Чочоу, на 300 с лишним ли к северу от Гаолю (на территории совр. пров. Шаньси). На севере сяньби противостояли динлинам, на востоке теснили фуюй, на западе выступали против усуней, на юге атаковали китайские границы Сяньби были независимы, и Хань-ская империя, опасаясь их, готова была идти им на уступки. Китайские источники сообщают, что в 166 г. к Таньшихаю был направлен императорский посол с печатью. Правителю сяньби был предложен титул вана и союз, подкрепленный установлением родственных связей. Однако Таньшихай отверг эти посулы и продолжал беспокоить китайские границы.[108]

Однако с его смертью начались междоусобицы среди сяньбийцев. Китай натравливает родовых старейшин друг против друга. Наиболее успешно действовал а данном плане Цао Цао. Сяньби были особенно ослаблены после того, как наемный убийца Хань Лун, подосланный Ван Сюном, цыши округа Ючжоу, физически устранил в 235 г. старейшину Кэбинэна.[109] Вследствие этого часть сяньби перешла на сторону империи, а остальные удалились от границ, где, по свидетельству китайского источника, воцарилось спокойствие.[110] С середины III в. уже не объединенные племена сяньби, а лишь отдельные роды (Муюи, Тоба, Дуань и Юйвэнь) ведут борьбу с Китаем.

Между кочевыми племенами, относившимися к различным этническим группам, не было, да и не могло быть согласия и мира. Оказавшись под властью могущественной династии Поздняя Чжао, связанные между собой лишь общим укладом хозяйства, они отличались по языку, психологическому складу и обычаям. Каждое племя стремилось сбросить с себя власть более удачливого соперника и самому добиться господства. По словам Фан Сюаньлина, в Северном Китае, составлявшем восемь десятых всей Поднебесной и покинутом династией Цзннь, «всюду развевались знамена с изображениями драконов, использовались императорские одежды, воздвигались алтари для жертвоприношения духам Земли и злаков, приносились жертвы в храмах предков. Хуасцы (китайцы.) и исцы (иноплеменники.) приходили к [иноземным] правителям, под властью которых существовали люди. Одни [из правителей] захватывали районы, примыкающие к столице, другие владели землями нескольких областей. Широкие замыслы позволяли им скрутить, как циновку, всех внутри своего государства, а посылаемые в походы войска давали возможность присоединять к себе соседей.

В борьбе за победу они истощали злую силу своих воинов, люди гибли от мечей и стрел. Сто тридцать шесть лет продолжалась борьба между воюющими государствами, но первым виновником, вызвавшим беды, был Лю Юань-хай».

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в данной работе были рассмотрены некоторые проблемы истории взаимооотношений с Китаем, во многом таинственного, малоизученного народа хунну (гунну), а также союза племён сяньби.

Усиление гуннов и начало формирования империи связано с кризисом в Центральной Азии в Ш в до н.э. В это время, как отмечают китайцы, дунху были сильны, а юечжи достигли своего расцвета.

В гуннскую эпоху, безусловно, имеет место сдвиг в сторону к монголоидности у населения Казахстана.

В их описаниях китайских летописцев, хунну предстают неотесанными и жадными варварами, умеющими «лицо человека и сердце дикого зверя». С точки зрения летописца, номады как бы воплощали в себе комплекс всех возможных и невозможных человеческих пороков: они не имеют оседлости и домов, письменности и системы летосчисления (а значит, и истории), земледелия и ремесла. Они едят сырое мясо и с пренебрежением относятся к старикам, не заплетают волосы по китайскому обычаю и запахивают халаты на противоположную сторону.

Часть их подчинилась Китаю, другая часть отступила с боями на запад, где, смешавшись с утрами и сарматами, превратилась в гуннов.

И Хань и Хунну отстаивали свои собственные интересы, которые диктовались как, адаптивной необходимостью, так и субъективными амбициями политических лидеров обеих стран. Для вымогания все более и более высоких прибылей хунну пытались чередовать войну и набеги с периодами мирного сожительства с Китаем. Китай к этому времени накопил большой опыт дипломатических отношений с сюнну и средства борьбы с ними.

В дальнейшем между сюнну и империей Восточная Хань сохранялись дипломатические отношения, но иногда происходили и военные столкновения.

В дальнейшем китайский император использовал борьбу за власть среди старшин сюнну. Таким образом, в середине 1 в. н. э. были установлены добрососедские отношения между южными сюнну и Китаем, что способствовало впоследствии покорению последним северных сюнну с помощью южных сюнну и сяньби.

Военные действия против северных сюнну продолжались и в течение последующих трех лет. И хотя в дальнейшем многие из покорившихся северных сюнну восставали против китайских властей, последние с ним, сравнительно легко расправлялись. То же самое повторилось в 105 г., когда посланник шаньюя прибыл в Дуньхуан с дарами для двора и просил направить к нему посла.

В дальнейшем, до 294 г. китайские хроники ничего не сообщают о сюнну. По-видимому, в этот период они мирно жили в пограничных областях, не вызывая тревоги у китайских властей. Однако в 294 г. началась борьба сюнну за свою независимость, в начале носившая локальный характер.

Достоверно неизвестен и язык гуннских племен Востока и Запада, хотя, по косвенным указаниям, можно предположить, что их основную массу составляли и там, и тут прототюркские племена.

Несомненно, что пришедшие в Европу племена утратили многое из достижений экономического, социального и культурного развития, которые были характерны для их предков в Центральной Азии. В новых географических условиях хунны превратились в новый этнос — гуннов.

Можно полагать, что сяньбийцы, как и ухуани, занимали земли в бассейне верхнего Амура. В дальнейшем начинается продвижение сяньбийцев на юг, и уже в правление позднеханьского императора Гуан-у (25—58) они вместе с сюнну совершают набеги на пограничные земли Китая. В ней, в частности рассказывается, что у легендарного китайского императора Хуан-ди было 25 сыновей и что одни из них были оставлены в Срединном государстве, другие получили пожалования в землях, правители которых несли неопределенные повинности. Сяньби были кочевниками-скотоводами и охотниками. Это же оружие использовалось и в борьбе с противником. Так, например, во II и даже в III вв. н. э. еще существовала выборная власть. (Таньшихуай) применил законы и запреты, беспристрастно относясь к правому и виновному, и не было таких, кто осмеливался нарушать (законы).

Воинственные роды сяньби, захватив Халху, рассеялись в ней и в III в. потеряли те зачатки государственности, которые у них были во II в

Южные сяньби были убежденными кочевниками, причем даже получаемые товары, продукты, сведения в китайской словесности и наличие городов не могли помешать им жить в юртах и палатках. Не было постоянных налогов, но в случае необходимости в средствах по разверстке собирали с зажиточных семейств нужные суммы.

Впервые сяньби установили связи с Китаем в 49 г. н. э. Спустя несколько лет, в 54 г., их старейшины прибыли к императорскому двору, и один из них получил титул вана, а другой — хоу.

До середины II в. н. э. сяньби с переменным успехом вели борьбу с Китаем.. С середины III в. уже не объединенные племена сяньби, а лишь отдельные роды (Муюи, Тоба, Дуань и Юйвэнь) ведут борьбу с Китаем.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1.Аграрные отношения и крестьянское движение в Китае. —  М,1974.

2 Аммиан Марцеллин. История. //Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. СПб, 1906.

3. Бичурин Н. Я. (Иакннф), Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т. 1, М.—Л, 1950.
4. Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), ЭСШ, Шанхай. 1935.
5. Васильев Л.С. История Востока, в 2т. Т 1. – М., 1998.
6. Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968 – 278.
7. Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – СПб.,1994.
8. Гумилёв Л.Н. Хунну. Срединая Азия в древние времена. –М., 1960.
9. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998.
10. Итц Р.Ф. Смагин Г.Я. Очерк истории Китая с др. вр. до н. дней. – М., 1961.
11. Китай. История, культура и историография. – М., 1977 – 248с.
12. Кляшторный С.Г. Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трёх тысячелетий. – А., 1992.

13..Кюнер Н. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1981,

14.Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.

15. Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959.
16. Материалы по истории кочевых народов в Китае, в 4 вып. – М., 1990.
17. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.
18. Очерки истории Китая. – М., 1956.
19. Паркер Э. Китай, его история, политика и торговля с др. вр. до наших дней. – СПб, 1903.
20. Попов А.Д. Очерк истории Китая. – М., 1923;
21. Реклю Д. Срединная империя. – М., 1904.

23.. Симоновская Л. Эренбург Г. Очерки истории Китая – М.,1956.

24. «Саньго чжи» («История Трех царств»). «Вэйчжи» (История царства Вэй»), серия в «Эршиу шн», Шанхай, 1935.
25. Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956
26. Тюрин А.Ю. Формирование феодальной зависимости крестьян в Китае. – М. 1980.
27. Тихвинский С.Я. Китай и всемирная история. – М., 1981.
28. Харнский К. Китай с древних времён до наших дней . Хабаровск 1927; Китай
29. Фан Цяо. Цзинь шу (История династии Цзинь) – ЭСШ, т. 5.
30. Фань Е. Хоу Хань щу (История династии Поздняя Хань), ЭСШ, Шанхай, 1935.
31. Фань Вэньлань. Древняя история Китая. – М., 1958.
32. Цзинь шу («История династии Цзинь), серия Эршиу ши», Шанхай, 1935
33. Аджи М. Кипчаки. Древняя история тюрков в Великой степи. – М., 1999 – 176.

[1] «Саньго чжи» («История Трех царств»). «Вэйчжи» (История царства Вэй»), ЭСШ, Шанхай, 1935. Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956. .. Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959. Бань Гу, Цянь Хань щу (История династии Ранняя Хань), ЭСШ, Шанхай. 1935.

[2] Фань Е. Хоу Хань щу (История династии Поздняя Хань), ЭСШ, Шанхай, 1935. Фан Цяо Цзинь шу («История династии Цзинь), серия ЭСШ, Шанхай, 1935.

[3] Бичурин Н. Я. (Иакинф), Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т. 1, М.—Л, 1950. Его же. История Тибета и Хухунора. СПб., 1833, т. 1. Успенский В. Страна Кукэ- нор или Цин-хай, СПб., 1880. 

[4] Аммиан Марцеллин. История. //Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. СПб, 1906.Иордан. О происхождении и деянии готов. М., 1960.

[5] Материалы по истории кочевых народов в Китае, в 4 вып. – М., 1990. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.

[6] Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центроальной Азии и Дальнего Востока. – М., 1961.

[7] Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), серия «Эршиу ши», Шанхай. 1935.

[8] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – М.,1974. Гумилёв Л.Н. Хунну. Срединая Азия в древние времена. –М., 1960.  Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998.

[9] Паркер Э. Китай, его история, политика и торговля с др. вр. до наших дней. – СПб, 1903.

[10] Симоновская Л. Эренбург Г. Очерки истории Китая – М.,1956. Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.

[11] Аграрные отношения и крестьянское движение в Китае. —  М,1974.

[12]  Попов А.Д. Очерк истории Китая. – М., 1923; Харнский К. Китай с древних времён до наших дней . Хабаровск 1927; Китай . История, культура и историография. – М., 1977.

[13] Кляшторный С.Г. Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трёх тысячелетий. –  А., 1992.

[14] Жумагулов К.Т. Поход Аттилы в Галлию. – Вестник КазГУ, серия историческая. Алматы, 1999 –15. С. 130-138. Его же. Завоевание Аттилой Северной Италии. – Вестник КазГУ, серия историческая. Алматы, 199 – 16. С. 3-14.

[15] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань). Глава1 — серия «Эршну ши», Шанхай.1935

[16] Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984

[17] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – М.,1974. Гумилёв Л.Н. Хунну. Срединая Азия в древние времена. –М., 1960. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998.

[18] Аджи М. Кипчаки. Древняя история тюрков в Великой степи. – М., 1999 – 176. Жумагулов К.Т. Поход Аттилы в Галлию. – Вестник КазГУ, серия историческая. Алматы, 1999 –15. С. 130-138. Его же. Завоевание Аттилой Северной Италии. – Вестник КазГУ, серия историческая. Алматы, 199 – 16. С. 3-14.

 

[19] Кредин Н. Современные проблемы хуннологии. //. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998. С. 428-435.

[20] Гумилёв Л.Н. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т 2. – М.,1998.. Т. 2. С. 13.

 

[21] Гумилёв Л.Н. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т 2. – М.,1998.. Т. 2. С. 13 — 16.

[22] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – М.,1974. Т. 2. С. 15.

[23] Там же, с. 15.

[24] Кредин Н. Современные проблемы хуннологии. //. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998. С. 429.

 

[25] Кредин Н. Современные проблемы хуннологии. //. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998. С. 430.

[26]  Сыма Цянь. Ши цзи (Исторические записки). – Шанхай, 1935.

[27] Кредин Н. Современные проблемы хуннологии. //. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998. С. 430.

[28] Кредин Н. Современные проблемы хуннологии. //. Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 1. М., 1998. С. 431.

[29] Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 37.

 

[30] Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), Шанхай. 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 38.

[31] .Эта статьи запрещали сюнну принимать: беженцев Срединного государства; беглых усуньцев; жителей государств Западного края, получивших от Срединного государства печати с кистями.

[32] Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), серия «Эршиу ши», Шанхай. 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 37.

 

[33] Название договора определяется тем, что заключение его сопровож­далось установлением брачного союза между шаньюем — правителем сюнну и китайским правящим домом Хань.

[34] Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), Шанхай. 1935. //Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 39.

[35] Бань Гу, Цянь Хань щу (История ранней династии Хань), Шанхай. 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 39.  

[36] Сюань ди в 53—52 гг. до н. э. принял Хуханье-шаньюя как вассала, установив с ним дружеские отношения.

[37] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 40.

 

[38] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань), Шанхай, 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 40.

[39] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 41

[40] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 41.

[41] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956. //Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 41.

 

[42] Этими областями были: Юньчжун, Уюань, Шофаи Бзйди, Дннсян,. Яиьмэнь, Шаигу и Дай..

[43] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 42.

[44] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань), серия «Эршну ши», Шашхай, 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 42.

 

[45] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// итай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

 

[46] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

 

 

[47]  Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С.43.

 

[48] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань), 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[49] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[50] Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С.43.

[51] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 44.

 

[52]  Например, в 83 г. н. э. на сторону Китая перешло более 30 тыс сюяну, возглавленных Саньму-лоуцзы, Цзилюсы и др. В «Хоу Хань шу» названа цифра 38 тыс.

[53] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 44.

[54] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань), Шанхай, 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[55] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[56] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 44.

 

[57] Ф а н ь Е. Хоу Хань щу (История Поздней династии Хань), Шанхай, 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[58] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 43.

[59] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – М.,1974. С. 19.

[60] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 44.

[61] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 45.

 

[62] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 45.

[63] Саньго чжи (История Трех царств).- Шанхай, 1935.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 45.

[64] Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 46.

[65] Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 47.

[66] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956. // Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 47.

[67] Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 48.

[68] В комментарии к «зЦзычжи туицзянь» указывается, что Хэсань, по-видимому, яз Шандана отправился со своими подчиненными в Лоян для принесения повинной и должен был вступить в границы Хэнэй. Поскольку в хронике сообщается об убийстве Хэсаня дувэем из Пинъи, то, вероятно, Хэсань переправился через Хуанхэ и подошел к Пинъи, где и был убит. Пинъи находится юго-западнее Шандана и западнее Лояна.

[69] Обе области находились на территории современной провинции Шэньси.

[70] Лушуй находился в пределах области Аньдин, на территории современной провинции Ганьсу.

[71] Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959.// Думан Л.И. Внешнеполитические связи Китая с Сюнну в 1-3 вв.// Китай и соседи в древности и средневековье. – М., 1970.С. 49.

 

 

[72] Аммиан Марцеллин. История. //Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. СПб, 1906.

 

[73] Гумилёв Л.Н. История народа хунну, в 2т. – т. 2. М., 1998. С. 14.

[74] Там же, с. 14.

[75] Материалы по истории кочевых народов в Китае, вып.4 – М., 1990. С. 8-9.

 

[76]  Материалы по истории кочевых народов в Китае, вып. 4. – М., 1990. С. 13.

[77] . Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984. С.40.

 

[78] . Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984. С.40

[79] Лидай гэ цзу чжуаныцзи хуйбянь (Собрание описаний различных народов в разное время), составлена Цзянь Бо-цзанем и др., т, 2, ч. I, Шанхай, 1959. гл. 90, л. 86.// . Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.С. 40.

[80] Вэйчжи., гл.1, л. 1а-2 б. //Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.С.41

 

[81] Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.С.41.

[82] Там же, с. 41.

[83] Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. – М., 1984.С.41.

[84] Там же, с. 41.

[85] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.45.

[86] перевод по тексту «Хоу Хань шу» и «Цзы чжи тунцзянь» в «Саньго чжи» пропущен знак «пин» («беспристрастно») в той части процитированной фразы, которая касается применения законов. — Каймин-шудянь, 1934, цз 120, с. 268/910, 3; ЦЧТЦ, т 4, цз 53, с. 173З— 1734; «Саньго чжи, Вэй шу», цз. 30, с. 89/1003.// Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.46.

[87] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.46.

[88] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.47.

[89] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.47.

[90] Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной  и Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. С. 149.

[91] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.47.

[92] Там же, с. 47.

[93] Вопросы истории и историографии и историографии Китая. – М., 1968. С.48..

[94] Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной  и Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. С. 149.

 

[95] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – СПб. 1994. С. 29.

[96] Бичурин Н.Я Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.—Л., 1950, т. I. С. 160,209.

[97] Бичурин Н.Я. История Тибета и Хухунора, — СПб., 1833, т. I, с. 97.Успенский В. Страна Кукэ-нор или Цин-хай, — СПб., 1880, с. 57—58.

 

[98] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – СПб. 1994. С. 30.

[99] Там же. С.30

[100] Там же. С.30

[101] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – СПб. 1994. С. 31.

 

[102] Орда — букв. ставка.

[103] Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. – СПб. 1994. С. 32.

[104] Фань Е. Хоу Хань щу (История династии Поздняя Хань), ЭСШ, Шанхай, 1935.// Китай. История, культура и историография. – М., 1977. С.44.

[105]  Там же, с. 44.

[106] Там же, с.44.

[107] Фань Е. Хоу Хань щу (История династии Поздняя Хань), ЭСШ, Шанхай, 1935.// Китай. История, культура и историография. – М., 1977. С.44.

 

[108] Фань Е. Хоу Хань щу (История династии Поздняя Хань), ЭСШ, Шанхай, 1935.// Китай. История, культура и историография. – М., 1977. С.45.

[109] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Китай. История, культура и историография. – М., 1977. С.45.

[110] Сыма Гуан, Цзычжи тунцэянь (Всепроникающее зерцало, помогающее управлению), Шанхай. 1956.// Китай. История, культура и историография. – М., 1977. С.45.