ПЛАН

 

 

 

Введение

 

 

ГЛАВА 1. Основные вопросы внешней политики Китая.

 

ГЛАВА 2. Отношения между США и КНР.

 

ГЛАВА 3. Позиция политика КНР  в отношении Восточной Азии  в частности Японии

 

ГЛАВА 4. Политика Китая в отношении стран СНГ «Шанхайская  пятерка»

 

 

 

Заключение

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

Введение

 

Известно, что теоретическим обоснованием внутренней и внешней политики КНР являются идеи Дэн Сяопина,[1] на которого постоянно ссылаются как официальные лидеры Китая, так и ученые этой страны. Однако ни в российской, ни в американской литературе  не попадались исследования, в которых бы идеи Дэн Сяопина были бы представлены в обобщенной форме. Вместе с тем те же американцы, военные специалисты Института национальных стратегических исследований при Университете национальной обороны США, в ходе уникального визита в КНР (в марте 1995 г.) сумели собрать редкую коллекцию статей на тему безопасности, а также проинтервьюировать 30 китайских военных (большинство из них в звании генералов и полковников) из военных академий и институтов. Этот материал (41 статья) без комментариев был систематизирован весьма известным китаистом Майклом Пилсбери, работавшим при Рейгане и Буше в Министерстве обороны США, а ныне являющимся сотрудником упомянутого института.[2]

Материал уникален в том смысле, что, во-первых, относится к теме безопасности, а во-вторых, он дает представление о том, как категория “безопасность” анализируется китайскими военными экспертами на теоретическом уровне.

Для начала, однако, хотелось бы привести длинную цитату из доклада Цзян Цзэминя на XV съезде ЦК КПК о внешней политике КНР.[3]

Оценка общей ситуации в мире в докладе в принципе совпадает с официальными оценками США, Японии и России. В частности, в докладе отмечается, что мир становится более спокойным и что “мир и развитие являются основными темами эпохи”. На этом совпадения заканчиваются. Дальше начинается китайская “специфика”.

“Однако, — отмечается в докладе, — менталитет холодной войны все еще существует, а гегемонизм и силовая политика продолжают оставаться главным источником угрозы миру и стабильности в мире. Расширение военных блоков и усиление военных союзов не могут способствовать сохранению мира и безопасности. Несправедливый и нерациональный международный экономический порядок все еще ущемляет интересы развивающихся стран, брешь между богатыми и бедными странами расширяется. Все еще серьезным является то, что “права человека” и другие проблемы используются для вмешательства во внутренние дела других стран. Локальные конфликты из-за этнических, религиозных и территориальных факторов вспыхивают, время от времени. Мир еще не спокоен.

Мы будем придерживаться взглядов Дэн Сяопина на дипломатию и твердо проводить независимую внешнюю политику мира. В международных делах мы будем определять свою позицию и политику, исходя из фундаментальных интересов народа Китая и других стран и судить в каждом случае по существу. Мы не поддадимся никакому внешнему давлению и не вступим в союз ни с одной крупной державой или с группой стран, а также не будем создавать никакого военного блока, присоединяться к гонке вооружения или стремиться к военной экспансии”.[4]

В этих двух абзацах схвачены все основные идеи Дэн Сяопина в сфере международных отношений и внешней политики. Причем совершенно ясно, что первый абзац фактически обращен против США. У многих, следящих за американо-китайскими отношениями, особенно в ходе и после визита Клинтона в КНР в конце июня — начале июля 1998 г., подобные “слова” в первом абзаце могут вызвать усмешку. Дескать, “дела”, которые идут весьма успешно, опровергают вышеприведенные “слова”. Не надо торопиться с выводами. При этом надо иметь в виду специфику Китая. Приведенные слова — это отражение “стратегических мыслей” Дэн Сяопина, рассчитанных на длительный период времени, до 2050 г. Дела же могут носить конъюнктурный характер. Чтобы лучше ориентироваться в этом, необходимо представить теорию Дэн Сяопина в развернутом виде.

 

 

Глава 1. Основные вопросы внешней политики Китая

 

Стратегия национального развития является сердцевиной всей теории Дэн Сяопина и покоится на двух фундаментах: теории социализма начального периода и социалистической рыночной экономики. И то, и другое рассматривается как вклад в марксизм. Коротко суть этой стратегии заключается в следующем. Главная долгосрочная цель китайского народа — превращение страны в процветающее, сильное, демократическое и цивилизованное социалистическое современное государство. Путь к достижению этой цели делится на три этапа. Первый этап, 1981-1990 гг., предполагал удвоение ВНП и решение проблем питания и одежды. Эти задачи выполнены. Второй этап, 1991- 2000 гг. ориентирует доведение ВНП до 1 трлн. долл. с доходом на душу населения от 800 до 1000 долл. Реализация планов данного периода должна привести Китай к “относительному процветанию”. Третий этап, 2001-2050 гг., нацеливает на достижение уровня развитых стран и реализацию основных целей модернизации.

Под модернизацией понимаются следование политике реформ и открытости и реализация программ в области сельского хозяйства, энергетики, транспорта, науки и образования. В качестве “стратегических средств развития” Дэн Сяопин указывал на марксизм как на руководящую идеологию и на практику как “единственный критерий истины”. Он писал, что “мы не должны рассматривать книгу как догму и не должны слепо копировать иностранные модели… Мы должны извлекать истину из фактов, идти своей дорогой, строить социализм с китайской спецификой”.

Эта часть дополняется также рядом других теорий и идей Дэн Сяопина, например, концепцией “одна страна, две системы” и т.д.

Международная стратегическая ситуация заключает в себе два компонента: мир и развитие. Впервые концепция “мира и развития” была обнародована Дэн Сяопином в речи от 31 октября 1984 г. Тогда он сказал: “На международной арене существуют две громадные проблемы: одна проблема мира, другая проблема Севера-Юга”. В марте 1985 г. он уточняет: “По-настоящему главными мировыми проблемами сегодня, проблемами глобального и стратегического масштаба, являются проблема мира и экономические проблемы, или проблемы развития. Проблема мира — это проблема Востока-Запада, проблема развития — это проблема Севера-Юга. В итоге существуют проблемы Востока, Запада, Севера и Юга”.

Дэн Сяопин неоднократно подчеркивал, что на смену концепциям о возможности мировой войны в современную эпоху пришли идеи мира, поскольку мировую войну можно “отодвинуть” или даже вообще ее избежать, если “хорошо поработать”. Такая благоприятная международная обстановка содействует становлению нового мирового порядка, чему, в свою очередь, способствует тенденция к “многополярности”, базирующаяся на пяти принципах мирного сосуществования, а также на взаимоотношениях между государствами на основе “национальных интересов”. Совокупность этих факторов и принципов позволяет КНР проводить независимую внешнюю политику, выступать против гегемонизма и силовой политики.

Борьбе против гегемонизма уделяется крайне серьезное внимание в теориях Дэн Сяопина. Эта борьба сохраняет свою актуальность по “линии Восток-Запад”, поскольку, хотя “мировая война может быть отсрочена, но случайные инциденты и локальные конфликты предсказать нельзя”. Их источниками, конечно же, являются как “глобальный гегемонизм, так и региональный гегемонизм”.

Главной силой, выступающей за мир, являются страны третьего мира, “насчитывающие три четверти земного шара”. Китай принадлежит к третьему миру и является важной силой в деле сохранения мира. Второй мир развитых стран также является важной силой в сдерживании войны (имеются в виду страны Западной и Восточной Европы). Дэн Сяопин также заявлял, что “народы Соединенных Штатов и Советского Союза тоже не поддерживают войну”.

Из сказанного может показаться непонятным, кто же выступает против мира и осуществляет гегемонию? Чтобы было ясно, надо обратить внимание на слово “народы”, поскольку правительства этих двух или иных стран могут “поддерживать” войну, в настоящее время в различных интерпретациях ученых и политиков под “глобальным гегемонистом” понимаются США, “региональным гегемонистом” — Япония.

Национальные интересы КНР и стратегия национальной безопасности. Дэн Сяопин, как настоящий марксист, сразу же четко оговаривает, что национальные интересы определяются “природой нашего социалистического государства” и являются “высшим критерием” во взаимоотношениях с другими государствами.

К национальным интересам, прежде всего, причисляются суверенитет, безопасность, экономическое развитие, международный статус и достоинство. Последнее уникально, так как, кажется, нет на сегодняшний день ни одной страны, которая включала бы категорию “достоинства” в “национальные интересы”. Дэн Сяопин не единожды подчеркивал: “Китайский народ имеет свое национальное достоинство и чувство гордости. Это большая честь — любить свою страну и посвящать всю свою энергию социалистическому строительству”.

Среди важнейших целей в ряду национальных интересов -воссоединение с Гонконгом (осуществлено в 1998 г.) и Тайванем. При этом надо иметь в виду, что Китай не рассматривает проблему Тайваня в контексте общей безопасности в Восточной Азии. Как неоднократно подчеркивалось в Пекине, “Китай категорически против включения Тайваня в систему регионального сотрудничества по безопасности”. Напомню, что проблема Тайваня относится к фундаментальному принципу, который не подлежит обсуждению. Для КНР это чисто внутренняя проблема ее отношений с одной из своих провинций.

Еще одна специфика: китайский лидер полагал, что национальные интересы Китая объективно совпадают с национальными интересами народов других стран. В то же время указывалось, что в области суверенитета и безопасности компромиссов быть не может. Дэн Сяопин неоднократно оппонировал тем, кто отстаивал тезис об устарелости идеи суверенитета и о том, что “гражданская война не является внутренним делом”, а “права человека выше суверенитета”. “Китай, — говорил он, — с этим никогда не согласится и не позволит другим вмешиваться в свои внутренние дела”.

Долгосрочными интересами страны являются “наращивание возможностей”, достижение “символов процветания” и реализация “этапов развития”. “Национальные возможности” означают весь потенциал нации, направленный на освоение природы и противостоящий захвату страны другим государством. Более четко и подробно эти идеи передаются через категорию “комплексной мощи нации”, которая складывается благодаря развитию в сфере науки и технологий, а также ее экономической мощи.

Своего рода итогом (в текстах — высшим критерием) правильно реализованных национальных интересов является стабильность в стране.

Национальные интересы должны быть защищены стратегией национальной безопасности. Целью последней является формирование мирной и стабильной окружающей среды, благоприятной для национального развития. Безопасность должна быть взаимной, что предусматривает “безопасность наших соседей, нашего региона и даже всего мира”.

Стратегия безопасности опирается на комплексную мощь страны.

Ее задачи — предотвратить возникновение войны и возможность держать под контролем кризисные ситуации.

Стратегия национальной безопасности строится на защите независимости и суверенитета, защите социалистического пути и руководствуется политикой и линией, сформулированными на декабрьском пленуме ЦК КПК 1978 г.

Важнейшим компонентом стратегии национальной безопасности является политика национальной обороны, субординированная под экономическое развитие страны. Сама национальная оборона строится на основе стратегии активной обороны.

Ее содержательная часть в контексте других установок выражена Дэн Сяопином следующим образом: “В новую эру, хотя мировая война может быть отодвинута или ее можно избежать, локальные войны и региональные конфликты далеки от завершения. Мы искренне стремимся к миру, однако мир достигается через борьбу. Мы привержены развитию, но развитие требует обороны, которая достигается через готовность сражаться”.

Столь же диалектично, со ссылкой на Ф.Энгельса, Дэн Сяопин интерпретирует слово “активная”: “Активная оборона не просто оборона, в ней содержится и наступление. Соединение обороны и наступления отражает развитие закона самой войны”. В другом месте Дэн Сяопин говорил: активная оборона по природе оборонительна, в то же время, по сути, она активна.

Министр обороны КНР Чи Хаотянь так расшифровывает эту стратегию: она включает в себя принцип обороны, самообороны и нанесение удара на стратегическом уровне только после нападения. Он же уточняет, что основными целями китайской оборонной политики являются:

• укрепление национальной обороны;
• сопротивление внешнему агрессору;
• защита государственного суверенитета над территориями, воздушными и водными пространствами, морских прав и интересов;
• укрепление государственной целостности и безопасности;
• решительная защита социалистической системы и руководящей линии нашей партии.

Последний пункт постоянно приходится напоминать иностранцам, которые игнорируют социалистический характер китайского государства. В этой связи часто приводятся следующие слова Дэн Сяопина: “Китайская история говорит нам, что вне социалистического пути у нас нет других выборов. Если однажды китайский социализм будет предан забвению, то Китай вернется к полуколониальному и полуфеодальному статусу. Поэтому армия и государственная политическая мощь должны защищать социалистический путь, систему и политику”.

Очень важная стратегическая установка: мы должны не только быть в состоянии бороться с одним-единственным врагом, но и с более чем одним мощным противником. Причем наша исходная позиция заключается в том, что мы обязаны сокрушить превосходящего противника при худшей военной технике.

Требование к количеству: армия должна быть сокращена до “относительно небольшой, высоко тренированной постоянной армии с большим резервом” и с современным техническим и технологическим оснащением.

Такова в кратком виде каждая из трех частей общей теории Дэн Сяопина о строительстве социализма с китайской спецификой. Повторяю, каждая из частей может быть дополнена рядом дополнительных установок и рекомендаций, разбросанных во множестве речей и статей Дэн Сяопина. Тем не менее, даже в урезанном виде эта теория представляет целостную программу развития КНР до 2050 г. Она хорошо структурирована, а все ее части диалектически взаимосвязаны между собой.

 

Глава 2. Отношения между США и КНР

 

Китай -крупнейшая в мире развивающаяся страна, а США -крупнейшая в мире развитая страна. Обе страны являются постоянными членами Совета безопасности ООН. Хотя между двумя странами существуют некоторые разногласия, но у них существуют и общие интересы по важным вопросам, связанным с миром и развитием во всем мире. На фоне ускорения процесса экономической глобализации возникновение конкуренции между различными странами в областях экономики, науки и техники, торговли, интеллектуальных ресурсов и др. является одной из особенностей мирового развития. Вполне нормально существование такой конкуренции и между Китаем и США. Одновременно КНР и США сотрудничают во многих областях. Причем перспективы такого сотрудничества, широкие. Развитие отношений дружественного сотрудничества между двумя странами отвечает коренным интересам народов двух стран и имеет важное значение для содействия миру и развитию во всем мире.[5]

Китайско-американские отношения хотя и прошли путь неровный, однако, они, вообще говоря, развиваются по нарастающей. В настоящее время непрерывно расширяются сотрудничество и обмены между двумя странами в торгово-экономической и других областях. Сотрудничество двух стран в ликвидации последствий азиатского финансового кризиса, сохранении мира и стабильности на Корейском полуострове и других важных делах было плодотворным. Одним словом, стабильное и здоровое развитие китайско-американских отношений сотрудничества благоприятствует миру и развитию в Азиатско-Тихоокеанском регионе и во всем мире.

В результате 20-летней реформы и расширения связей с внешним миром Китай добился заметных успехов в экономическом и социальном развитии, значительно повысился уровень жизни китайского народа. Но из-за многочисленности населения, невысокого уровня развития экономики в целом Китай по-прежнему относится к числу развивающихся стран. Для дальнейшего улучшения жизни 1,27-миллиардного населения, осуществления модернизации страны потребуются еще долгосрочные неустанные усилия. Развитие экономики и улучшение жизни народа всегда находятся в центре внимания Китая. Для осуществления модернизации Китаю нужна долговременная мирная международная обстановка.

Ряд стран и национальностей мира имеют разногласия и противоречия по тем или иным проблемам. Наличие противоречий движет развитие мира. Китай многократно заявлял, что тайваньская проблема — важнейшая проблема, всегда была препятствием для развития китайско-американских отношений. Тайвань издавна является частью территории Китая. Скорейшее решение тайваньской проблемы, мирное воссоединение двух берегов Тайваньского пролива являются непреодолимым желанием и настойчивой волей китайского народа. Американская сторона многократно и четко заявляла о своей приверженности политики одного Китая и соблюдении принципов, закрепленных в трех китайско-американских совместных коммюнике, и следовании своим обещаниям. Решение надлежащим образом тайваньской проблемы при соблюдении США своих обещаний позволит ликвидировать главные препятствия на пути стабильного развития китайско-американских отношений.

Китай постоянно выступает за мирное решение тайваньской проблемы путем проведения равноправных переговоров. Руководство КНР многократно заявляло о готовности восстановить диалог и переговоры между двумя берегами Тайваньского пролива на условиях четкого признания тайваньскими властями принципа одного Китая. «Мы готовы обсуждать любой вопрос с ними,» подчеркнул Цзян Цзэминь, «и терпеливо продолжаем искать формы обмена мнениями с различными слоями Тайваня, прилагаем активные усилия для укрепления экономических и культурных связей между двумя берегами Тайваньского пролива с целью скорейшего установления между ними прямых почтовых, торговых и транспортных связей. Все это свидетельствует о нашем искреннем стремлении к мирному воссоединению Родины. Отказ Китая от неприменения силы не направлен против тайваньских соотечественников, а направлен на зарубежные силы, пытающиеся препятствовать объединению Китая, и силы, претендующие на независимость Тайваня.»

Политические системы в разных странах неодинаковы. Нельзя рассматривать модель политической системы какой-либо страны как единственную мерку, с которой надо подходить ко всем политическим системам. Цзян Цзэминь отметил, «Китай направляет усилия на реформирование политической системы и создание демократического режима для того, чтобы реформы могли способствовать сохранению и проявлению преимуществ политической системы страны, благоприятствовать проведению воссоединения государства, национальной сплоченности и социальной стабильности. При этом необходимо учитывать и другие факторы, как исторические особенности, невысокий уровень экономического развития и образования Китая».[6]

 

 

Глава 3. Позиция политика КНР  в отношении Восточной Азии  в частности Японии

 

Знакомство с внешнеполитическими стратегиями Японии, США и КНР позволяет выявить крайне интересные фундаментальные различия в подходе этих стран к миру и своему поведению в мире.

Японские внешнеполитические концепции и доктрины отражают изменения, происходящие на мировой арене, и варианты наиболее оптимального приспособления Японии к этим изменениям. Это стратегии “ситуативной рефлексии и приспособления”.

Крайне идеологизированные американские стратегии не отражают объективного процесса на мировой арене, а навязывают свой взгляд на мир, который необходимо подчинить интересам США. Это своеобразный мичуринский вариант в сфере мировой политики: “Не ждать милости от природы, а изменить ее в соответствии с нашими интересами”. Отсюда — наступательно-активная стратегия, фактически без учета интересов других авторов мировой политики.

Китайский вариант базируется на убеждении, что мир развивается по объективным законам, с его неизбежными причинно-следственными связями, в соответствии, с которыми необходимо строить внешнеполитическую стратегию КНР. Она лишена элемента наступательности или навязывания, поскольку объективные законы (например, идея о неизбежности многополярности) совпадают со стратегическими интересами Китая.

Названные различия на фундаментальном уровне и определяют непохожие, своеобразные типы внешней политики Токио, Вашингтона и Пекина.

Китайские взгляды на общую ситуацию в Восточной Азии в принципе совпадают с официальными оценками США и Японии. В КНР также считают, что в настоящее время в регионе царит мир и относительная стабильность. Ее неустойчивость вызвана рядом проблем и “конфликтными зонами”, среди которых указываются: ситуация на Корейском полуострове; территориальные споры в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях; гонка вооружений в регионе.

Но в отличие от Вашингтона и Токио Пекин к этому списку добавляет несколько блоков противоречий, которые в случае их обострения могут расширить количество “конфликтных зон”. Среди них следует обратить внимание на важный блок экономических противоречий. Имеется в виду, что в нынешнее время, когда идеология отодвинута на задний план, а на передний выдвигаются проблемы экономической безопасности, экономические противоречия, в особенности между США и Японией, в перспективе самым серьезным образом будут определять общий контекст безопасности в регионе.

Китайские ученые придают серьезное значение этническим противоречиям, которые, по их представлениям, будут дробить государства в Восточной Азии.

Еще более серьезно они относятся к религиозным проблемам, чреватым всевозможными конфликтами и угрозами безопасности. Выделяя религиозный фактор в отдельный блок безопасности, аналитики имеют в виду не только ситуацию за пределами КНР, но и внутри своей страны, связанную с движением буддийских сепаратистов в Тибетском автономном районе.

Наконец, хотя китайские ученые в свое время и подвергли жесткой критике концепцию С.Хантингтона о “столкновении цивилизаций”, сами же подтверждают ее примерами жесткого сопротивления восточно-азиатской культуры (или современной конфуцианской культуры) западным ценностям. Другими словами, они не исключают обострения ситуации в регионе из-за цивилизационных несовместимостей “эгоистичной” западной культуры и гуманистичной конфуцианской культуры.

Однако более серьезные различия прослеживаются в оценках политики тех или иных великих стран, а также методов и способов поддержания и сохранения безопасности в регионе.

В отличие от США при анализе проблем безопасности в Восточной Азии китайские эксперты принимают в расчет все четыре основные державы, т.е. помимо США, Японии,. Китая также и Россию. При этом, правда, четко оговаривая реальный статус каждой из них. Китай и Япония — на подъеме, Россия в результате распада СССР ныне только “региональная держава”, а США — единственная сверхдержава. Именно поэтому именно Соединенные Штаты являются страной, которая в состоянии воздействовать на все аспекты национальных интересов КНР (политика, экономика, безопасность). Естественно в этой связи, что Америке придается первостепенное значение в совокупной внешней политике Пекина.

Практически все китайские ученые, в том числе американские ученые китайского происхождения, подчеркивают, что несмотря на совпадение взглядов США и КНР на общую ситуацию в Восточной Азии, между ними существуют серьезные различия по широкому кругу проблем, что, в свою очередь, делает двусторонние отношения “нестабильными, ситуативными и непредсказуемыми”. В подтверждение этого тезиса приводится список “разночтений”, вызывающий у Китая особое беспокойство. Это — вмешательство США во внутренние дела КНР, в частности, в связи с “плохой историей” по правам человека; усиление военного присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе в форме качественного реформирования военных отношений с Японией и Австралией, что “может обернуться частью стратегии сдерживания восходящего Китая”; и, естественно, поддержка политики Ли Дэнхуя, нацеленная на инициирование движения за независимости Тайваня.

Все это воспринимается как политика гегемонизма США в регионе. Впервые об этом на официальном уровне заявил в октябре 1995 г. председатель ВСНП Цяо Ши (на встрече с южнокорейским политиком Ким Тэ Чжуном, нынешним президентом КР):

“Гегемонизм и силовая политика все еще сохраняются в нынешнем мире. Народы Китая, Южной Кореи и других азиатских стран, тесно объединенные между собой и прогрессирующие в своем развитии, могут сами защитить себя против гегемонизма и силовой политики”. Все понимают, что, когда речь идет о гегемонизме, имеются в виду только США.

При этом многих китайцев раздражает политика двойных стандартов, практикуемая Вашингтоном. Так, китайский ученый в области ракетостроения, долгое время работавший в Стэнфордском университете, Хуа Ди напоминает: Вашингтон активно выступает против экспорта КНР ракет малого радиуса действия (М-11) в Пакистан, сам же продолжает поставлять технологию для ракет дальнего радиуса действий “Трайдент” в Великобританию. США также пытаются заблокировать мирное сотрудничество в ядерной области в рамках, одобренных МАГАТЭ, с Ираном, Пакистаном и Алжиром, в то же время, не ограничивая себя в этой сфере, например, в отношениях с Японией. Конгресс США запрещает ООН использовать “американскую долю” на программы по контролю за рождаемостью в КНР, т.е. программу, одобренную и рекомендованную самой ООН.

Хуа Ди — единственный ученый, который обратил внимание на несуразицу в концепции баланса сил применительно к Восточной Азии. Он напоминает, что усиление американского военного присутствия в регионе в период холодной войны объяснялось необходимостью “сбалансировать” военную угрозу со стороны Советского Союза, и эта цель была тогда достигнута. Ныне Вашингтон также часто повторяет, что американское присутствие создает “баланс сил”. Если иметь в виду, что российский военный потенциал на Дальнем Востоке сократился, чуть ли не вдвое, то с какой силой в настоящее время “балансируют” американцы в Восточной Азии? Принимая же в расчет, что китайский военный потенциал, как в количественном, так и в качественном отношениях кардинально уступает совокупному американо-японскому военному потенциалу, то напрашивается вывод о том, что никакого баланса сил не существует, а есть подавляющее военное превосходство США в Тихоокеанском регионе.

Пекин выступает не просто против “превосходства”, а в принципе против военного присутствия США, поскольку Восточная Азия не нуждается в американском “бэбиситтерстве”. Эта позиция официально впервые была озвучена в апреле 1997 г. МИД КНР в ответ на утверждение Вашингтона о необходимости сохранения 100 тысяч американских военнослужащих в Азии. Спикер МИДа заявил; “Мир и стабильность в Азии должны поддерживаться самими азиатскими странами, и азиатские страны в полной мере в состоянии это сделать”. Многие китайские эксперты постоянно подчеркивают, что страны Восточной Азии “не желают увязывать свою безопасность и судьбу с Соединенными Штатами — страной, которая привержена силовой политике и утверждает себя в качестве мирового жандарма”.

При таком “стратегическом” подходе к США совершенно естественно то внимание, какое придается “русскому фактору” в Восточной Азии. Выстраивая цели в отношении России, китайские эксперты обосновывают их следующим набором аргументов. Во-первых, они с удовлетворением отмечают завершенность процесса демаркации российско-китайской границы за исключением небольших участков в районе Приморья и по реке Амур. Во-вторых, ими позитивно оценивается военно-техническое сотрудничество, особенно в связи с тем, что сами американцы заблокировали доступ на военный рынок США после событий на площади Тяньаньмынь в 1989 г. В-третьих, они рассчитывают на помощь России в деле обновления технического оборудования предприятий, построенных СССР в 50-е годы. Кроме того, большие планы связаны и с поставками нефти и газа Сибири. В-четвертых, как об этом откровенно пишет профессор Фуданьского университета У Синбо, китайско-российское сотрудничество “призвано оказать противодействие доминирующему влиянию США как единственной сверхдержавы мира”. Другими словами, “стратегическое партнерство” между КНР и РФ дает основу для более успешного выстраивания многополярной системы в мире.

В контексте подобных рассуждений становится ясной и негативная позиция Пекина по поводу реформирования японо-американского военного альянса, идея которого зафиксирована в совместном американо-японском коммюнике апреля 1996 г.

В ответ на заезженный аргумент о том, что военная спайка Токио с Вашингтоном, дескать, сдерживает милитаризацию Японии, китайцы резонно указывают на усиление военного потенциала собственно Японии, расширение зоны “национальной” (читай — военной) безопасности, т.е. расширение зоны действий “сил самообороны” страны чуть ли не до Австралии. Более же тесное военное сотрудничество двух стран, по мнению экспертов, может втянуть и Японию в тайваньскую проблему. Наконец, реформирование альянса усиливает ряд компонентов доктрины “превентивной дипломатии” США, что в первую очередь затрагивает китайскую сторону. К примеру, если Вашингтон и Токио решат создать “театр ракетной обороны” (theater missile defence) в Японии, это неизбежно окажет дестабилизирующее воздействие в регионе и затронет систему безопасности КНР.

В Пекине с настороженностью относятся и к предложениям о формировании различного типа коллективистских организаций в сфере безопасности. Например, выдвигаемым американцами предложениям о создании Совета по сотрудничеству в области безопасности — нечто типа оборонного АТЭС. Незаинтересованность в подобного рода организациях объясняется просто: так или иначе, в них будут доминировать США с их представлениями о безопасности в регионе, которая стратегически не совпадает с национальными интересами большинства стран Тихоокеанского региона.

 

 

Глава 4.  Политика Китая в отношении стран СНГ «Шанхайская пятерка»

 

В орбиту военных коллективных органов СНГ вступает Китай. На завершившейся в Бишкеке первой встрече представителей генеральных штабов государств «Шанхайской пятерки» решено создать совместный Антитеррористический центр. Таким образом почти после пятилетия со дня своего образования взявшая старт в Шанхае организация некоторых государств СНГ (России, Таджикистана, Киргизии и Казахстана) и Китая трансформировалась из политической в военно-политическую.

Как известно, первоначально переговоры военных представителей Китая, России, Таджикистана, Киргизии и Казахстана должны были происходить на уровне начальников Генеральных штабов еще 15 марта, но были перенесены по причине того, что китайские представители, озабоченные военной помощью Пентагона Тайваню, встречались в это время с командующим вооруженными силами США в Тихоокеанском регионе Деннисом Блэром. Но встреча произошла. Правда, в Бишкек приехали не сами начальники Генштабов, а их представители. Но, как заявили в российском военном ведомстве, от этого «значимость рассматриваемых вопросов не уменьшилась.»

Пока неизвестно, какими конкретными функциями будет наделен совместный Антитеррористический центр и где он будет размещен, но в подписанном в Бишкеке протоколе о взаимодействии военных ведомств в борьбе с терроризмом и иными проявлениями экстремизма говорится о том, что документы, закладывающие правовую основу создания Центра, главы государств «Шанхайской пятерки» подпишут 15 июня 2001 года на своем юбилейном саммите в Китае. Как сообщили военные источники в Бишкеке, «после этого начнется практическая реализация идеи Антитеррористического центра». При этом на саммите в Бишкеке уже определены конкретные шаги в области оказания материально-технической помощи вооруженным силам Киргизии и Таджикистана, на территории которых этим летом возможны боевые действия, связанные с уничтожением банд террористов, проникших из соседнего Афганистана.

Таким образом, конкретные вопросы военного противодействия международному терроризму, экстремизму и сепаратизму в Центральной Азии выходят за пределы СНГ. Как известно, в рамках СНГ в настоящий момент уже создается Антитеррористический центр. Будет ли в него интегрированы представители Китая, пока не известно. Но есть большая вероятность, что Россия, Таджикистан, Киргизия и Казахстан создадут свой отдельный орган борьбы с региональным сепаратизмом и терроризмом. Скорее всего, этот орган будет объединен с региональной системой коллективной безопасности государств, подписавших Договор о коллективной безопасности (ДКБ), и будет иметь общий штаб руководства коалиционной группировкой войск, который предполагается создать в Бишкеке.

Как сообщили российские источники, эти меры необходимы в связи с прогнозируемым обострением обстановки в Центральной Азии весной-летом текущего года. В совместном штабе военных сил «Шанхайской пятерки», возможно, будут планироваться и проводимые в странах региона контртеррористические операции, а также будут отрабатываться вопросы подготовки соответствующих сил и средств.

Растущий интерес Китая к бассейну Каспийского моря не просто региональная проблема китайской внешней политики. Значение каспийского фактора глобально по целому ряду причин. Приглядимся к ним повнимательнее.

Центральноазиатские государства бассейна Каспия (для древних и средневековых китайцев «Западный край») — часть «Большой» Центральной Азии. В свое время ООН приняла географическое деление Азии с запада на восток на Западную, Центральную и Восточную, исходя из геополитической традиции. В 1904 г. британский геополитик Х.Макиндер определил внутреннюю Евразию от Волги примерно до Лены и от Ледовитого океана почти до Персидского залива как «Осевой регион», а впоследствии (1919) как «Хартлэнд» (Сердце Земли). Он труднодоступен с акваторий Мирового океана, но контролирует подступы ко всем важнейшим регионам современного мира.[7]

Возможности современного Китая на мировой арене превосходят возможности всех прежних китайских империй. Со второй половины ХХ в. Китай все шире использует противоречия сверхдержав, а их собственные взаимоотношения стали зависеть от отношений с КНР. На первый и поверхностный взгляд, соперничать со сверхдержавами и их блоками КНР не могла и не может. Сверхдержавы должны активно присутствовать как центры силы во всех основных регионах мира (их девять). Но если учитывать не самый высокий уровень экономического, научно-технического и военного развития КНР, то можно понять, почему КНР на Западе склонны считать если и сверхдержавой, то «региональной». Однако вдумчивые геополитики находят такой подход несерьезным. Причина расхожих ошибок в оценке возможностей Китая — оценка элементов его потенциала разрозненно и по формальным показателям. Но оценить Китай и его возможности можно только в их едином комплексе и только в глобальном контексте.

Во-первых, Азия — крупнейшая часть света по территории, населению и ресурсам. Экономически Азия менее развита, чем Запад (хотя положение стремительно меняется в ее пользу), но без ее населения и ресурсов развитость Запада немыслима в принципе. «Эпицентр» третьего мира, обозначенный в свое время «дугой нестабильности» (очертившей бассейн Индийского океана) на 2/3 — Азия. Пресловутые «всего три региона» Азии, где Китай непосредственно и активно присутствует, — это Дальний Восток, Юго-Восточная Азия, Средний Восток. Через Синьцзян и Тибет Китай имеет доступ и в Южную Азию. Если установить геополитический циркуль в Синьцзяне, то его ножки найдут опору в Юго-Восточной Азии и на Среднем Востоке, параллельно давно и хорошо известной кризисной «дуге Бжезинского».

На юге Азии Китай с 60-х гг. поддерживает все более крепнущие отношения с Пакистаном — теперь, как и Китай, ядерным государством (КНР оказала определенное содействие если не разработке, то испытанию пакистанского ядерного оружия). Через Пакистан Китай получил доступ в регион Среднего Востока. Там с середины 70-х гг. КНР поддерживает отношения со странами — членами Организации Экономического Сотрудничества (ОЭС) на месте бывшего Багдадского пакта (СЕНТО) — Турцией, Ираном и Пакистаном. В 1992 г. к ОЭС присоединились пять среднеазиатских республик СНГ и Афганистан. В последнее время при участии Пакистана Китай пошел и на установление отношений с руководством талибан в Кабуле. После перехода США к «гуамской доктрине» Р.Никсона и роспуска существовавших ранее проамериканских военных блоков Китай начал углублять двусторонние соглашения с бывшими членами этих блоков, выстраивая из этих отношения своего рода «цепь» или «кольцо».

Отношения Китая со странами сопредельных регионов для него приоритетны прежде всего, потому, что это его геополитический «шельф» в мировом «океане». Известно, сколь ревниво относится КНР к разделу сфер влияния на нефтеносном континентальном шельфе в Юго-Восточной Азии и зоне южных морей. Но за много веков до возникновения экономического интереса к ресурсам морского дна Китай осознавал значение «шельфа» сухопутного. Центральная и Южная Азия — обширная зона некогда знаменитого Великого Шелкового пути — Западный край (Сиюй). Ближним Западным краем считались территории современных Синьцзяна и Тибета, позднее (в ХУШ в.) присоединенных к Китаю. Более отдаленный Западный край включал территории государств вплоть до берегов Каспийского и Аравийского морей — Среднюю Азию, Иран, Индостан. Это территории современных государств ОЭС образца 1992 г. С древнейших времен до конца ХХ в. отношения Китая с дальним «Западным краем» были как минимум слабыми и едва прослеживались. Однако ускорившееся развитие КНР в последнее двадцатилетие и выход ее в мировые лидеры изменили здесь положение вещей. Теперь из трех крупнейших и сильнейших центров развития мировой экономики (американского, европейского и восточно-азиатского) именно последний в лице Китая (и в меньшей мере его соседей) интенсивно осваивает эту часть света.

Запад с рубежа 90-х все активнее стремится поставить под свой контроль нефтегазовые месторождения Каспийского бассейна. Несмотря на всю активность и все возможности США и Западной Европы, Китай небезуспешно конкурирует с ними и здесь. По трассам Шелкового пути интенсивно прокладываются китайские железные дороги и трубопроводы. КНР жизненно заинтересована в нефтегазовых месторождениях Казахстана и Туркмении — интенсивно растущая экономика Китая нуждается во все большем количестве энергетического сырья и других полезных ископаемых, а также электроэнергии. Соответствующие месторождения КНР для этого далеко недостаточны, хотя Китай наращивает нефтедобычу в Синьцзяне.[8]

В то время как США уделяют большое внимание зоне бывшего Шелкового пути и объявляют регион зоной ответственности своего Центрального оперативного командования («тени» бывшего блока СЕНТО), Китай воздерживается от военно-политических демонстраций, но укрепляет связи с регионом по принципу «твердо в деле, мягко в обращении».

Запад обеспокоен усилением солидной группы развивающихся стран и Китая как альтернативного глобального центра. В Китае хорошо знают суть доктрины Бжезинского: для сохранения мировой гегемонии США необходимо не допускать преобладания какой бы то ни было державы в пределах Старого Света — прежде всего в Евразии. Видя в КНР главное препятствие на пути к мировой гегемонии, США стараются противопоставить ей Монголию и Казахстан, Индию и Узбекистан. Но у всех этих стран сохраняются проблемы с соседями. А Китай обычно с каждой парой своих соседей имеет отношения лучшие, чем у них друг с другом. Хотя в 90-е гг. и утверждали, что современный мир однополярен и сверхдержава в нем только одна — США, данный вывод опрометчив. КНР — самый независимый на сегодняшний день постоянный член Совета Безопасности ООН, что показали югославские события 1999 г. КНР гибко встраивается в существующий миропорядок. Официально не входя ни в мировую «семерку», ни в мировую «восьмерку», Китай умело их эксплуатирует. Наверное, правы те, кто считают США главным «партнером» КНР в ХХ1 в. Но что понимает под этим сам Китай? Объективно в мире существуют не меньше 6-8 «полюсов» — центров силы, и КНР стремится строить свой миропорядок на этой основе.

С 80-х годов КНР умело действует в ряде треугольников двусторонних отношений. Китай гибко встроился, во-первых, в тандем сверхдержав, во-вторых — в пространство «трех миров», в-третьих — трех достаточно различных частей развивающегося мира — Азии, Африки, Латинской Америки. В «семерке» промышленно развитых стран свой треугольник обозначен Трехсторонней комиссией; с 1981 г. КНР имеет с нею особые отношения. В древнекитайской «Книге Перемен» предусмотрена модель мировой гармонии — восьмиугольник из трех треугольников. Китай способен выстроить не один такой восьмиугольник.

Для Китая характерна давняя и принципиальная традиция нейтралитета. Но еще в 1909 г., за сорок лет до образования КНР генерал Елчанинов сформулировал принцип «сильное нейтральное государство свободно в своей политике». В последней четверти ХХ в. Китай добился на этом пути немалых успехов. Обратимся к традициям китайской истории и сопоставим ее с современностью.

Трехтысячелетний опыт позволил Китаю много раньше Запада понять, что «влияние важнее власти». Это не стремление к прямому и силовому геополитическому контролю, а к органичному, естественному, точно дозированному и направленному воздействию на ключевые точки регионов и стран, государств и общественных систем. В Средние века эта вполне современная стратегия называлась цзинцзи — сокращенная форма от «цзинши цзиминь» (управление миром, помощь народам). Метод осуществления этой стратегии — увэй (фэйгун), или «недеяние» (т.е. ничего такого, что прямолинейно, грубо, примитивно, легко бросается в глаза). Иносказательно этот метод мудро назван «цзими» (ненатянутые поводья). Его суть — не диктат, а дипломатичная направляющая подсказка, сделанная к месту и вовремя. Древнейший принцип китайской стратегии — «побеждать не сражаясь», гибко действовать приемами сотрудничества и борьбы всеми мыслимыми средствами.

Хорошо разработанные принципы стратегии позволяют Китаю не прямо, но косвенно — через влияние на Казахстан и в целом Центральную Азию — если сказать словами цитированного выше Х. Макиндера, «контролировать весь мир». В этом деле руководство КНР ни в чем не полагается на волю случая и ничего не пускает на самотек.

 

 

Заключение

 

В Китае с 9-дневным визитом находится президент Соединенных Штатов Б. Клинтон. Едва ли на планете есть еще одна такая страна, в которой руководитель США находился бы со столь продолжительным визитом. Это лишь один из многочисленных факторов, подтверждающих роль великого Китая в мире, его динамизм и растущую экономическую мощь, его впечатляющие перспективы в наступающем столетии. Если авторитет Китайской Народной Республики в политике и военной области, в экономике, культуре и науке общеизвестен и непререкаем, то финансовый кризис в Азиатско-Тихоокеанском регионе показал подлинную финансовую мощь Китая, влияние которого на мировые экономические процессы отныне никто не сможет сбросить со счетов.

Значительный ресурсный потенциал Казахстана окажется очень полезным для претворения долгосрочных экономических планов Китая. Руководство вашей страны не скрывает своей заинтересованности в углублении экономического партнерства с Казахстаном. Эта заинтересованность встречает столь же позитивный отклик Казахстанского правительства, поскольку кооперация с КНР является для Казахстана одним из главных путей для надежного и гармоничного вхождения в мировую хозяйственную систему.

Общность интересов сегодня сказывается на всем спектре межгосударственных отношений Казахстана и Китая. Между нами нет никаких политических разногласий, над нами не довлеет груз прошлого. Китайская Народная Республика дала гарантии безопасности Казахстану в тот момент, когда Казахстан добровольно отказались от ядерных ракет. Казахстан урегулировал пограничные проблемы, которые долгое время были камнем преткновения между СССР и КНР.[9]

За прошедшие годы Казахстан искали пути к тесному сотрудничеству в экономической сфере. Казахстанское железнодорожное ведомство состыковало  железнодорожные магистрали, причем ко взаимной выгоде: Казахстан получил доступ к тихоокеанским портам, Китай получил более короткий путь в регион Ближнего и Среднего Востока и в Европу. Начинает расцветать приграничная торговля, открываются новые пропускные пункты на границе.

Накопленный опыт сотрудничества закономерно привел наши страны к поиску взаимодействия на уровне глобальных проектов. Первым таким проектом стал казахстанско-китайский нефтепровод, реализация которого даст Китаю близкий и надежный источник энергоресурсов для растущей экономики, а Казахстану- громадный рынок сбыта и финансовые ресурсы для модернизации.

Без сомнения, наши государства находятся лишь в начале пути сотрудничества, которое открывает перед нами впечатляющие перспективы. Отношения развиваются так, как и зафиксировано в документах, подписанных в ходе официального визита председателя Цзян Цзэминя в Казахстан в 1996 году. Тогда Казахстан условился поднять отношения добрососедства, дружбы и взаимовыгодного сотрудничества на обращенный в XXI век уровень взаимодействия и партнерства.

Как сказал Прзидент Казахстана Нурсултан Назарбаев: «Есть необходимость “сверить часы”, то есть внимательно посмотреть… направления инвестиционного сотрудничества. Словом, логика двустороннего партнерства требует поиска новых путей экономического взаимодействия.»[10]

Много споров ведется о китайском примере экономического развития, его применимости в СССР и России. Результаты стремительного роста китайской экономики очевидны. Спор идет лишь о том, могли ли Горбачев или Ельцин пойти по китайскому пути и что бы это принесло России.

К сожалению, большинство подходов слишком стереотипны и не отражают сути значения опыта китайских экономических реформ для России. А суть эта не в обозначении конкретных мер, которые Россия должна или не должна заимствовать у КНР. Суть — в демонстрации того, как реалистичный и прагматичный экономический курс, работающий для данной экономической системы в данный исторический период, реализуемый настойчиво и последовательно, но не фанатично, способен менее чем за одно поколение превратить отсталую и голодную страну в мощного и динамично развивающегося гиганта.

Пример Китая — это приговор руководителям российской экономики, не потому, что они не скопировали какие-то конкретные китайские меры, а потому, что они не нашли мер, адекватных для России.

В Китае правит коммунистический режим. Именно он обеспечил экономический подъем.

 

Список использованной Литературы

 

1. История войны на Тихом океане. Т.2. С.67.
2. Основные принципы национальной политики // История войны на Тихом океане. Т.2. Прил. С.340–343.
3. Соглашение против Коммунистического «Интернационала» // История войны на Тихом океане. Т.2. Прил. С.343–346.
4. Извлечения из приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока по делу главных японских военных преступников. С.241.
5. Молодяков В. Правосудие победителей: Размышления о Токийском процессе // Проблемы Дальнего Востока. 1994. №3. С.101.
6. Сладковский М.И. Китай и Япония. С. 170.
7. История войны на Тихом океане. Т.2. С.282.
8. Извлечения из приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока по делу главных японских военных преступников. С.260-262.
9. Зорич Г. Два подхода к истории сражений на реке Халхин-Гол // Япония: Экономика, политика, история. М., 1989. С.272–273.
10. Сладковский М.И. Китай и Япония. С. 170.
11. Внешняя политика СССР: Сб. документов. Т.4. М., 1946. С.550.
12. Кошкин А.А. Крах стратегии «спелой хурмы»: Военная политика Японии в отношении СССР 1931–1945 гг. М., 1989. С.127.
13. Владимир Мухин, Независимая газета, 21 апреля 2001
14. Казахстанская правда», 3 июля 1998 года, № 128 (22599)

 

 

[1] Стратегические идеи или теории Дэн Сяопина состоят из трех основных частей: I — стратегия национального развития; II — международная стратегическая ситуация; III — национальные интересы КНР и стратегия национальной безопасности.

[2] Под воздействием встречи на высшем уровне в Сиэтле правительство Б. Клинтона в 1994 году выдвинуло политику контактов с Китаем. В том же году возобновились межправительственные визиты на высоком уровне, односторонне прерванные США три года назад. Вашингтон одновременно объявил об отделении вопроса прав человека с предоставлением Китаю «статуса наибольшего благоприятствования».

[3] 12 сентября 1997 г. открылся XV съезд Компартии Китая. В течение нескольких дней работы съезда более 2040 делегатов, представлявших 58 млн. членов партии, заслушали, обсудили и одобрили доклад генерального секретаря ЦК КПК Цзян Цзэминя.

 

[4] К итогам XV съезда Компартии Китая. Материалы Азиатской библиотеки Гельбрас Виля Гдалиевич, доктор исторических наук, профессор Института стран Азии и Африки при МГУ им. Ломоносова.

[5] Председатель КНР Цзян Цзэминь 23 марта 2001 года в резиденции Китайского высшего руководства Чжуннаньхай встретился с редактором-распорядителем американской газеты «Вашингтон пост» Стивом Коллом, сопровождающими его двумя редакторами газеты и ответил на их вопросы о китайско-американских отношениях

[6] Там же

[7] Зотов О.В. Транскаспийский проект. 25 июля 2000

[8] Зотов О.В. Транскаспийский проект. 25 июля 2000

[9] “Соглашением о границах” 26 апреля 1994 года (вступило в силу 11 сентября 1995)

[10] «Казахстанская, правда», 3 июля 1998 года, № 128 (22599)