Казахстан как континентальная страна не имеет выхода к открытому морю. Более того, он со всех сторон зажат государствами, имеющими вековые традиции государственности, основанные на тысячелетних национальных идеологиях. Таким образом, Казахстан не имеет свободного доступа на мировые рынки, а также испытывает на себе информационную и идеологическую экспансию соседей. Однако у казахского народа, а значит, и у Казахстана как страны этого народа, есть одно, но действительно историческое преимущество, а именно, перспектива развития молодой нации.
Действительно, по сравнению с соседями казахи являются самой молодой нацией.
К этому можно вспомнить предысторию казахского народа. Он, как и его предшественники, образовался под внешним давлением агрессивных соседей. Разбитые народы и племена Великой степи, стесняемые со всех сторон растущими империями – хищниками, эмигрировали в Казахское ханство, тесня и уплотняя автохтонное население. Однако и здесь новообразующаяся этническая общность вновь была застигнута царской колонизацией. Номады были вытеснены в резервации на ограниченном пространстве пустынных и полупустынных земель, поскольку царским указом им было запрещено приближаться к некоторым рекам.
К концу 20-го века казахи испытали и политическое безволие своих вождей, и отмирание языка и самобытной культуры. Под вопросом оказалась даже национальная самоидентификация.
В этот момент произошел в чем-то спонтанный толчок национального самосознания 1986 года. По замечанию классика незаслуженно преданного забвению учения марксизма-ленинизма, для консолидации нации необходимо, чтобы народ весь как один человек прошел через национальное унижение. Таким испытанием явились трагические декабрьские события 86-го года, когда казахский народ был обвинен в национализме и почувствовал себя изгоем в собственной республике, когда с национальных кафе снимались даже вывески. Тогда народ задумался, что раз он не такой, как все другие, то кто – он, откуда его корни.
Не надо думать, что резкий рост национального самосознания произошел только в пред-декабрьские годы 20-го столетия. Само открытое выступление казахской молодежи свидетельствовало о том, что у народа проявилась настоящая национальная психология. Народ почувствовал, что он самостоятелен и может сам выбрать своего вождя.
К данному историческому моменту действительный рост национального самосознания был подготовлен национальной интеллигенцией, ее книгами, по которым молодежь постигала реальную жизнь своего народа, своего аула.
История учит нас тому, что после истребления алаш-ордынской интеллигенции народ остался без вожаков, которые могли бы не просто выразить протест, но и могли бы сформулировать идеологическую и политическую платформу, хотя бы для идейного сопротивления той же голощекинской коллективизации. Однако в условиях культурной автономии за годы Советской власти произошел рост самосознания народа, появилась новая национальная интеллигенция, которая вернула народ к собственной истории, ведь даже описание быта какого-либо аула является частью истории народа. Тогда выросла и сформировалась после-алашордынская творческая интеллигенция, мнение которой имело вес для народа. Казахский народ всегда воспринимал акынов как голос народа, поэтому даже ханы считались с мнением певцов. В лице народных писателей и поэтов народ видел свое собственное «Я». Они выражали национальную идею.
С вопросом о казахской национальной идее тесно связана проблема религиозной самоидентификации казахов. В истории человечества все национальные идеи как политические программы выражались в религиозной форме. Все сложившиеся нации прошли через горнило религиозных войн. Феномен казахского народа состоит в том, что он избежал как гражданских, так и религиозных войн. Однако в настоящее время такая война между традиционными церквями и «новыми» для нас сектами фактически уже ведется в Казахстане в «мягкой» пропагандистской форме.
Между тем, вопрос о национальной идентификации и национальном мировоззрении казахов напрямую связан с местом и ролью ислама в общественной и частной жизни. Ислам является господствующей религией казахстанского общества. Однако господство это формально, поскольку народ не понимает духа ислама и смысла молитв на арабском языке.
Задача национальной церкви в истории выражалась в строительстве храмов и обучении народа грамоте. В этом заключается культурная функция мечети и в настоящее время.
Однако по объективным причинам традиционная церковь не может решить задачу «обучения народа грамоте», поскольку половина казахов не владеет родным письменным языком на достаточном уровне или вовсе не владеет родным языком. При таком положении дел обучение арабскому языку и письменности, то есть и арабской культуре, при наличии всеобщей интервенции русскоязычной культуры и вовсе прикончит сохранившиеся остатки подлинно значимой казахской национальной культуры.
В настоящее время традиционная «казахская исламская» церковь решает «архитектурную» задачу возведения мечетей и обеспечивает торжественную соборность высоких собраний. Но исламские проповедники не идут в народ, а лишь присутствуют на различных обрядовых мероприятиях: свадьбах и похоронах. По существу исламская агитация традиционной церкви отсутствует. Таким же образом, отсутствует и широкая исламская пропаганда. Этому также препятствует языковой барьер между проповедниками традиционного ислама и паствой, в связи с чем в мире идет скрытая лингвистическая реформа ислама.
Тем не менее, на данном этапе исламская проповедь может выполнить практическую задачу преодоления алкоголизации и наркотизации общества по отношению не только к мусульманам, но даже и по отношению к христианам. Сила религиозной пропаганды в условиях современного нам общества заключается в последовательной проповеди умеренности в жизни. А умеренность, как известно, является залогом стабильности.
Рассматривая вопрос о месте ислама в современном обществе, следует учесть то, что исламские установления для казахов и большинства тюрков не являются ортодоксальными, поскольку они «смягчены» еще в древности суфистами, в первую очередь, Ахмедом Яссауи. Они смягчили принятие тюрками новой религии путем введения в нее элементов тенгрианства, всегда присущих тюркскому этносу, в том числе, веры в аруахов.
Во-первых, сама идея тенгрианского ислама имеет в своей основе сложившуюся на базе традиционных общевосточных представлений мусульманскую идеологию Уммы. Во-вторых, сплав ислама и тенгрианства сохраняет тюркским народам их собственную предысторию, более обширную исторически, чем ислам и христианство. История тенгрианства сохраняет для народной памяти традиционные кочевнические верования, дух Коркыт-Ата, идеологию Аттилы и тюркских каганов. В-третьих, тенгрианская идея сохраняет душу казахского народа в его древнейших обычаях. В том числе, остается место вере аруахам, которая предохраняет казахов от принятия других «модных» религий. Тем более, это важно, так как казах скорее откажется от них, чем от Духа предков – Аруах.
С этим в чем-то связан вопрос о том, почему нет спокойствия на казахской земле, хотя все призывают в помощь души предков, как на свадьбе, так и на тризне. Ответ может быть в том, как казахи отнеслись к мощам святых людей своей земли. С тех пор как в Туркестане в конце 20 века снесли мазары ханов, батыров, биев-родоначальников, а бульдозеры утрамбовали святой пантеон, не было официального и всенародного покаяния. Кости ханов и батыров были сложены в братские могилы. Теперь ученые могут веками определять кому, какие мощи принадлежат. Однако души предков не успокоены и, может быть, хотят, но не имеют сил помочь своим «неразумным» потомкам, «предавшим» их память.
Может быть, поэтому в настоящий момент казахский народ теряет историческую память, забывает чувство родства и ощущение общего корня. Также забыты представления о традиционных понятиях добра и зла, потеряна традиционная мораль. Широко развито космополитичное «западничество». Потеря национального лица привела к развитию так называемой «мусульманской» проституции, поэтому все новые и новые девушки выходят на панель.
Казахстан изнутри представляет собой подлинный евразийский мир. Географически он и есть часть — Европа, а большая часть — Азия. В какой-то мере он является буфером между разнонаправленными цивилизациями ислама с восточным христианством и буддизма.
На первый взгляд, изнутри Казахстан напоминает собой разнородную мозаику, составленную из представителей разных этнических и религиозных групп, собранных со всего континента. Однако такой взгляд был бы неверен, так как казахстанское сообщество основано на добрососедстве тюркских и славянских народов, близких друг другу по духу и ментальности, смешанных практически на территории всей Евразии и знающих друг друга испокон веков. Кроме того, в основе казахстанского общества лежит дух и история казахского народа, не знающего гражданских войн и религиозной розни.
Казахстанская мозаичность не является недостатком этнической системы. Напротив, сложность этнической системы является основой и стимулом для мирной конкуренции и взаимообогащения культур, действительно представляющих всю Евразию.
Подобные процессы в Золотой Орде были описаны в 14 веке арабским ученым Ал-Омари: «В древности это государство было страной кыпчаков, но когда ими завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом они смешались и породнились с ними, и земля взяла верх над народными и расовыми качествами их, и все они стали точно кыпчаки, как будто они одного с ними рода, оттого, что монголы поселились на земле кыпчаков и остались жить на земле кыпчаков».
В дальнейшем нас может ожидать упрощение казахского языка как реального средства межнационального общения различных этносов, наподобие английского языка, упрощенного в Америке до сленга. Однако упрощение архаического казахского языка означает в то же время его развитие к новым живым формам, ведь те же русские сейчас не говорят на языке Пушкина. Кроме того, любое упрощение языка лучше его гибели, тем более сейчас, когда казахский народ и особенно его городская интеллигенция представляют собой разобщенное собрание народа, в котором люди одного происхождения даже в пределах одной семьи говорят между собой на разных языках. Любое изменение языка лучше катастрофы культуры, основанной на этом языке.
Внешняя европеизация общественной жизни не сделает наше общество более цивилизованным, поскольку на фоне всех внешних атрибутов современной цивилизации еще больше будет выпирать азиатская скуластость, пусть даже вперед нас будет вести Петр Великий. С другой стороны, не возможен и возврат к традиционному казахскому обществу, которое мы безвозвратно потеряли вместе с потерей традиционного кочевого образа жизни. В связи с такой катастрофой национального образа жизни была также разрушена национальная система воспитания. Сейчас разрушена и заменившая национальную систему воспитания система советского образования, бывшая лучшей в мире школой патриотизма.
Вместо всего этого развивается идея успеха и денег любой ценой, что в своей глубине опять же несет западнические идеалы индивидуализма. Можно ли противопоставить им во времена великих перемен простые слова о том, что сейчас является главным для каждого гражданина. Для этого следует сформулировать универсальную идею, доступную каждому в его повседневной жизни. Такой идеей может быть идеал семьи и незыблемости семейных ценностей: от отца к сыну, от сына к внуку. Многодетность и внутреннее согласие в семье как ячейке общества должно быть возведено в универсальный принцип, поддерживающий традиционные ценности. Оно должно быть лицом семьи и примером для подражания. Такой малый, но наглядный идеализированный образ может быть прообразом и отправной точкой для идеи построения общественных структур как «семейных» организаций, где старший несет ответственность за младших.
Кроме того, в настоящее время отсутствие национальной государственной идеи налагается на сложную демографическую обстановку в стране, кризис общественного сознания, выражающийся в «западническом» индивидуализме людей, обособлении родственных семей и разложении близкородственных отношений, когда родня разобщается в условиях городской жизни. Этот процесс неизбежен в период урбанизации. Поэтому сейчас особенно важно обратить внимание на пропаганду идеала «большой семьи», в которой старость родителей обеспечивается не размером пенсионных вкладов, а количеством потомков и их воспитанием на основе исконно казахских, и не только казахских, традиций почитания старших младшими.
Люди, которые смотрят в будущее, уже поняли, что время иждивенческих отношений к государству прошло, что их обеспеченная старость основывается не на размере пенсии, а на том воспитании, которое они дадут своим детям. Количество детей и есть количество пенсионных вкладов родителей. «Чем больше детей, тем больше твоя пенсия. Чем больше детей, тем больше шансов на то, что один из них добьется успеха в жизни и поможет остальным». Этот пример прост, но, как известно, истина проста.
В связи с вышеуказанными объективными условиями 21 столетия для создания новой национальной идеи не применимы в чистом виде принципы древних и средневековых обществ. В первую очередь использование указанных принципов невозможно в силу того, что все они проиграли в историческом прошлом и потому они не применимы в исторической перспективе, а ныне почти забыты. Тем не менее, в настоящее время они представляют собой часть казахского менталитета.
В степном прошлом государства — предшественники и само Казахское ханство строились на основе родоплеменного деления. Это деление являлось основой степного управления. В древности оно позволяло инкорпорировать в состав тюркского и казахского государства другие родственные и неродственные племена и целые народы, принимать их в тот или иной род или жуз.
Но в данный исторический момент родоплеменной фактор является негативным фактом, поскольку может способствовать разделению государства по жузовскому принципу. Кроме того, помимо жузовского фактора существует и регионально-экономический фактор. Казахстан обладает «большой нефтью». На нее возлагаются слишком большие надежды. Однако она же может стать и главным яблоком раздора, и не только для игроков извне.
Кроме того, казахам присуща детская болезнь разобщенности молодой нации. Следует отметить, что гумилевская комплиментарность (или чувство взаимной симпатии) для казахов является формальным, чисто внешним атрибутом, который проявляется только в агрессивной внешней среде. Между собой же не изжита жузовщина, она разрывает психологическое чувство национального единства.
«Кто может спросить, — говорил историк 12 века Фахраддин, — что за причина славы и удачи, которая выпала на долю тюрков. Ответ: общеизвестно, что каждое племя и класс людей, пока они остаются среди своего собственного народа, среди своих родственников и в своем городе, пользуются уважением, но, когда они странствуют и попадают на чужбину, их презирают, они не пользуются вниманием. Но тюрки наоборот: пока они находятся среди своих сородичей и в своей стране, они представляют только одно племя из числа других турецких племен, они не пользуются достаточной мощью и к их помощи не прибегают. Когда же они из своей страны попадают к мусульманам – чем дальше они находятся от своих жилищ, родных и страны, тем больше растет их сила и они более высоко расцениваются, они становятся эмирами и сипехсаларами». Также Фахраддин вспомнил Великого Туранского Царя: «Среди изречений Афрасиаба, который был царем турок и был безгранично мудрым и умным, было изречение такое: «Тюрок подобен жемчужине в морской раковине, которая не имеет ценности, пока живет в своем жилище, но когда она выходит наружу из морской раковины, она приобретает ценность, служа украшением царских корон».
В настоящее время даже история Казахстана пишется представителями различных казахских родов с явным перевесом в сторону своих пращуров, которые де только и играли прогрессивную роль в среде прочих людей, тоже являющихся чьи-то предками. Что это: желание превознестись на фоне соседской убогости. Если не светить, то хотя бы возвышаться над соседом.
Откуда это взялось? Ответ: из нашего прошлого – из развившегося в советское время комплекса неполноценности, прививаемого азиатским меньшинствам, потомкам диких половцев, варваров-татар, ордынцев, абреков, басмачей.
Через подобный этап преодоления собственных комплексов уже прошли западные страны, пришедшие ныне к общественному спокойствию и согласию. На пике этого этапа находится Россия, то отказывающаяся, то возвращающаяся к своему имперскому прошлому. На этом же этапе остановились и советские самоопределившиеся республики, не могущие забыть вековых обид, к слову сказать, являющихся взаимными. Да, была Российская империя, были и колонии с туземным населением: киргиз-кайсаками и другими. Но была и кыпчакская Золотая Орда, бравшая Москву. Перечень этих обид может быть нескончаемым. Пришло время положить этому конец и жить так, как оно уже есть.
Несмотря на очевидную негативность родоплеменного фактора, его существование и развитие объективно, оно не преодолимо в ближайшем обозримом будущем. С ним нельзя бороться в открытом виде, если только нет желания усугубить эту проблему, доведя ее до крайности и борьбы с ведьмами. Любой казах знает свою родословную и не откажется от нее.
Трайбализм заложен с рождения в любом человеке. Разница заключается только в масштабе этого чувства. Во всем мире признано право человека на семейную преемственность и взаимопомощь. Также поощряется государственный патриотизм, а семья признана важнейшей ячейкой общества и основой государства.
Из данного построения выпадает непостижимое для западного человека чувство родовой гордости. Оно отсутствует среди западных народов, давно прошедших этап нивелирования имевшихся когда-то в их среде родов и племен. Поэтому для казахов европейские народы выглядели как безликая масса. Поэтому среди европейских народов так очевидно выделяется аристократия, которая поименно знает и чтит своих предков. Это же качество присуще казахам, которые знают имена и деяния своих племенных вождей со времен Аттилы.
В настоящее время дух подобного деления остается также и в Японии и Южной Корее, уже прошедших этап западнической урбанизации и индивидуализма. Там оно существует в форме корпоративных ассоциаций и компаний, использующих общинный дух и создающих психологию фирмы — одной семьи.
Общинное сознание продолжает реально существовать в среде тюркских народов бывшего СССР. В Центральной Азии оно выступает в форме соседской махали или родоплеменной фратрии. Более того, в центрально-азиатских республиках оно фактически является средним звеном в системе: семья – махаля – местные государственные административные органы.
Родоплеменная структура казахского общества является «наследственной» чертой степной цивилизации. Данная черта отличает в большей мере цивилизацию номадов от оседлого соседского сообщества, чем другие внешние признаки. Более того, как характерный признак оно сохраняется у кочевых народов в течение более длительного времени. В степи, открытой для набегов и не имеющей естественных преград в виде горных хребтов или лесных буреломов, индивид находился под прямой охраной своего рода. Только защита рода обеспечивало уважение к человеку, было его «лицом». Ранее данное явление также было универсальным, оно и ныне есть часть казахского менталитета.
В настоящее время родоплеменная структура казахского общества является одним из последних наследий Евразийской степной цивилизации. Родовая память целого народа является неповторимым культурным и историческим феноменом. В этом заключается культурный феномен казахов, в котором находится место и положительным факторам родоплеменного организации общества. Сохранившаяся родовая организация общества и родовая взаимопомощь в тяжелое время перемен является стабилизирующим моментом в период «великих перемен» и кризиса духа.
Поэтому-то казахам, как народу – последнему кочевнику на территории бывшего СССР, практически невозможно без окончательной урбанизации нации преодолеть отрицательные моменты родоплеменного деления. Родоплеменной раскол исчезнет окончательно, когда города перемешают все роды и племена так, чтобы все казахи стали прямой родней. Тогда любой человек будет ощущать свой непосредственный долг не только перед своим родом, но и перед родней со стороны своей матери и своей жены – матери его детей.
В заключение хочется сказать, что опорой кочевого общества служило его родоплеменное деление. Оно же и развалило все степные империи, превратило великий туранский народ в «народики — карапузики», как их назвал Мурад Аджи, отступившие друг от друга со своей «местечковой» славой. Падение Золотой Орды стало отправной точкой для последовавшей череды исторических поражений отколовшихся от нее народов, в том числе, и для ее последнего осколка – для казахов. Ромен Роллан сказал, что для того, чтобы познать душу народа, надо послушать его песни. Послушайте старые казахские песни. Все они грустные, кроме некоторой части ритуально праздничных песен. Жузовщина и трайбализм – вот причина «грустной» судьбы казахского народа. Хотите дальше петь грустные песни, разделитесь окончательно.
Зиманов М.К. z-marlen@bk.ru
