АЛТЫНОРДА
Новости Казахстана

Реферат. О гражданской науке, юриспруденции и догматическом богословии. 10

О гражданской науке, юриспруденции  и  догматическом богословии

  1. 1. Гражданская наука

 Гражданская   наука   изучает   виды действий  и  поведение,   обусловленные волей; свойства, нравы, врожденные качества и характеры, от которых происходят действия и поведение; цели, ради которых они совершаются; какими они должны быть в человеке, каким образом они  должны располагаться в нем в том виде, в каком они должны существовать           в нем; способ сохранения их в нем. Цели подразделяются на такие, ради которых  совершаются эти действия, и на такие, ради  которых  используется этот образ действия.

Она  разъясняет, какие из них являются действительным счастьем, а какие воображаемым счастьем, хотя в действительности это не так. Действительное счастье не может существовать в этой жизни, а только в иной, следующей за этой жизнью, а это, есть мир потусто­ронний. Воображаемое же счастье — это, например, богатство, почести, на­слаждения -все, что представляется целью только в этой жизни.

Гражданская наука делает различие между этими действиями и поведением. Она, например, объясняет, что действи­тельное счастье — это блага, милости и достоинства, а все, что помимо того, есть зло, мерзость и пороки.

Основанием для их наличия в чело­веке являются достойные действия и по­ведение, (стр. 103) присущие городам и народам в определенном порядке и ис­пользуемые сообща. Она [эта наука] разъясняет, что они имеют место только при определенном управлении, которое при всем этом упрочивает эти действия, поведение, качества, свойства, нравы в городах и народах; старается их сохра­нить в них с тем, чтобы они не исчезли. Это управление имеет место только при наличии какого-то занятия или способ­ности, от которых возникают действия для упрочения их и сохранения в них того, что упрочилось. Это занятие и есть царская или верховная власть, или как хочет человек назвать ее. Политика же есть основа этого занятия.

Управление бывает двух видов: од­но руководство упрочивает действия, поведение, свойства воли, при помощи которых достигают действительного сча­стья, и является добродетельным управ­лением города и народа. Повинующиеся такому управлению города и народы яв­ляются добродетельными городами и народами.

Другое управление упрочивает в го­родах действия и свойства, при помощи которых достигают воображаемого сча­стья, в действительности не являющего­ся счастьем; такое управление есть не­вежественное управление.

Оно подразделяется  на множество подвидов, каждый из которых называет­ся в зависимости от преследуемой цели.

 Оно также подразделяется по числу вещей, то есть целей и задач, преследуе­мых данным управлением.  Например, если управление добивается  богатства, то оно называется низменным управле­нием; если оно добивается почести, то это честолюбивое управление. Если оно добивается другой какой-либо цели, то и называется в соответствии с этой целью. Она                   [эта наука] разъясняет, что до­бродетельная  царская власть   слагается из двух сил:

  • Сила универсальных законов;

    2) сила, которую приобретает чело­век благодаря длительной практике в гражданских делах, благодаря опыту управления нравами и людьми в подчи­ненных ему городах и благодаря навы­ку, достигнутому на основании длитель­ного опыта и наблюдения.

Так, например, во врачевании лекарь становится совершенным    целителем благодаря двум силам:

1) силе в общей теории;

2) силе, приобретаемой в результате длительной практики в делах  медици­ны,  связанных с болезнью,   и навыку вследствие длительного опыта и наблю­дения над телом человека.  Благодаря этим силам врач может определить ле­карства и лечение в соответствии с каж­дым организмом и при любом его   со­стоянии.

Подобно положение и с царской вла­стью: благодаря этим силам и опыту она может определить свои действия в соответствии с каждым случаем,         в лю­бом положении, во всякое время.

Гражданская философия, изучая действия, поведение, свойства воли и все, что входит в сферу ее изучения, дает общие законы. Она же дает определения их в соответствии с любым положением; в любое время показывает картинку, как, чем и сколькими вещами они определяются, но оставляет последние без опре­деления, ибо актуальное определение другой силы не входит в сферу ее дея­тельности; она может быть только                       при­ложением к этому. Поэтому положения и случаи, которым соответствуют опре­деления, не определены и не известны.

Эта наука делится на две части. Од­на часть содержит объяснение счастья; она делает различие между  истинным счастьем и воображением. Далее в ней перечисляются    действия,    поведение, граны и общие волевые свойства, присущие городам и народам. Наконец,   она подразделяет их на добродетельные   и недобродетельные.

Другая часть охватывает способ организации   добродетельных   свойств и введения в городах и народах и дает пояснение авторитетных действий, благодаря которым упрочиваются добродетельные поведение и дела.

Она [эта другая часть] организует жителей городов и действия, благодаря которым сохраняется то, что  в них упорядочилось и упрочилось. Затем она перечисляет виды недобродетельного правления, показывает, сколько   их, каков каждый   из них;  перечисляет действия, присущие каждому из [правителей], каков образ и свойства власти, посредством которой правители стремятся  упрочиться в городах и среди народов, подчиненных их правлению. Это [изложено] в книгах под названием  «Политика», принадлежащих Аристотелю и  Платону, и в других книгах  Платона и иных [авторов].

[Далее эта часть] объясняет, что все эти действия, поведение и свойства являются как бы недугами добродетельных городов.

А что касается действий, присущих занятиям и поведению властей, то они  суть недуги добродетельной деятельности властей.

Что касается образа действий и свойств, характеризующих подчиненные  этой власти города, то они как бы недуги  добродетельных городов.

Далее [эта часть] перечисляет, сколько есть причин и возможностей, которые ранее того не помешали превращению добродетельных действий и правлений в действия и правления, свойственные невежественным городам.

Вместе с тем она [эта часть] перечисляет виды действий, которые удерживают добродетельные города и правления от порчи и   превращения   в необродетельные города; она перечисляет также виды правления, уловки и вещи, которые можно использовать против превращения их в невежественные города с тем, чтобы помочь им вернуться к преж­нему состоянию.

Далее,  объясняется, из скольких ве­щей состоит добродетельная    власть, что в нее входят как теоре­тические, так и практические науки, и что  сюда же  прибавляется сила, выте­кающая из опыта, возникшего   за   пе­риод практической  деятельности в го­родах и среди народов. Это способность создавать хорошие условия для опреде­ления действий, поведения или свойств в соответствии  с любым обществом, го­родом или народом и в соответствии   с любым положением и случаем.

Она разъясняет, что добродетельный город продолжает оставаться    доброде­тельным и не превращается в недобродетельный, пока его   правители   сменяют друг друга во времени на одних и тех же условиях таким образом, что после­дующий   всегда   остается   преемником предшествующего на тех же положениях и условиях, на каких правил его пред­шественник, что их смена является не­прерывной  и  последовательной. Объяс­няет, как следует действовать, чтобы смена правителей не прерывалась.

Она объясняет, какие условия и по­ложения следует создавать детям царей и других [правителей] с тем, чтобы сде­лать их достойными получить власть после нынешнего правителя. Разъясня­ет, как следует воспитывать того, в ком обнаружены эти естественные условия, и при помощи чего следует воспитывать его, с тем, чтобы он получил власть и стал совершенным монархом. Наряду с этим, те, чье правление является           неве­жественным, абсолютно не должны быть монархами. В своих положениях, дейст­виях и правлении они совершенно не нуждаются ни в теоретической, ни в практической философии; более того, каждый из них может осуществлять свою цель в городе и народе, которыми он правит, посредством опыта, приобре­таемого в процессе навыка в такого ро­да деятельности. Он достигает своей це­ли в приобретении благ, когда в нем случается врожденная прекрасная способность исследовать нужные ему действия для достижения того блага, ко­торое является его целью:           наслажде­ния, почести и т. д. Сюда же относится и успешное подражание предшествую­щим правителям, преследовавшим ту же цель, что и он.

 

  1. Юриспруденция

Искусство юриспруденции [есть та­кая наука], благодаря которой человек может дать оценку любой вещи, недостаточно ясно определенной в канониче­ском праве какой-либо религии, установ­ленном для какого-либо народа, и ис­править ее. У каждой веры есть свои взгляды и свои действия; на взглядах, например, зиждется положение об Ал­лахе — (хвала Ему!) — и то, что Его характеризует, о мире или о чем дру­гом;  действия же — это, например, та­кие, которые служат для величания Ал­лаха — (да будет Он прославлен и воз­величен!) — и такие, согласно которым производятся сделки в городах.

Поэтому мусульманское право под­разделяется на две части: одна часть —  о взглядах, а другая — о действиях.

 

  1. Догматическое богословие

Искусство калама заключается в способности человека отстаивать опре­деленные взгляды и действия, которые провозглашает основатель                ре­лигии, и посредством рассуждений опро­вергать все то, что противоречит им.

Искусство это делится также на две части: одна часть — о взглядах, а   дру­гая — о действиях.

[Искусство] это не есть [мусульман­ская] юриспруденция, ибо юрисконсульт [факих] придерживается взглядов и действий, утвержденных основателем мусульманской веры, и принимает их за основу, из которой он извлекает все нуж­ное для себя.

А знаток догматического богословия [мутакаллим] отстаивает положения, основы которых использует юрискон­сульт, не извлекая из них ничего иного. Если же случится, что какой-либо чело­век будет обладать способностью к обоим этим делам вместе, то он явится юрисконсультом-богословом и будет от­стаивать свои положения как знаток догматического богословия и исследо­вать их как знаток [мусульманского] права.

Что касается способов и взглядов, с помощью которых следует отстаивать веру, то знатоки догматического бого­словия считают нужным отстаивать ее рассуждениями о том, что взгляды [разных] верований и их положения нельзя проверить [обычными] человече­скими взглядами, рассуждениями и интеллектом, ибо те взгляды находятся на более высокой ступени, будучи взяты из божественного откровения а также по­тому что они содержат божественные тайны, пред которыми человеческий ра­зум бессилен. Точно так же человек может уяснить себе религию только пу­тем откровения, которое он не может постичь своим интеллектом, ибо он слишком слаб для этого. В противном случае не было бы ни смысла, ни поль­зы в откровении, если бы человек уяс­нил себе то, что он знает, или то, что он может, поразмыслив, постичь своим ин­теллектом.

Если бы это было так, то люди пола­гались бы на свой интеллект и не нуж­дались бы ни в пророчестве, ни в откро­вении. Но этого с ними не случается, по­тому что те науки, которые разъясняет религия, непостижимы нашим интел­лектом. И не только это, но также все то, что порицает наш разум, и все то, что больше всего порицается нами, является наиболее полезным.

Поэтому то, что приводит религия и что порицает интеллект, и что находит несостоятельным воображение, в действительности не является ни постыд­ным, ни абсурдным, а, наоборот, явля­ется правильным в божественном разу­ме.

Поистине, человек хотя и достигает предельного совершенства в своей чело­веческой природе, однако степень его по отношению к тем, кто обладает божест­венным разумом, такая же, как степень ребенка, юноши или неопытного человека по отношению ко взрослому челове­ку. Так, многие дети и неопытные люди своим умом порицают многие вещи, ко­торые в действительности не являются ни постыдными, ни невозможными, в то время как они считают их невозмож­ными. Подобно тому положение             челове­ка с предельно совершенным челове­ческим интеллектом по отношению к божественному разуму. Итак, человек, прежде чем стать образованным и опыт­ным, порицает и находит несостоятель­ными многие вещи, считая их абсурдными, а просветившись в науках и приобретя опыт, он изменит свое мне­ние о них, и те вещи, которые он считал абсурдными, станут для него необходи­мыми, а то, что его не удивляло ранее в каком-то определении, теперь, напротив того, — удивляет.

Аналогично этому человек совершен­ной человеческой природы может пори­цать вещи и считать их невозможными, хотя в действительности это не так.

Исходя из всего этого, они [знатоки догматического богословия] считали нужным внести поправку в религию: поистине, то, что пришло к нам от        Аллаха — да возвеличится упоминание Его! — в виде откровения, является             ис­тинным, не допускающим лжи! То, что это именно так, подтверждается двумя путями: либо путем чудес, которые воспринимает их интеллект или которые происходят при них; либо через свиде­тельство праведников, живших раньше, принимающих эти высказывания за ис­тину, исходящую от всевышнего Алла­ха,- да будет Он возвеличен и прослав­лен! — либо посредством их обоих.

Если же мы подтвердили истину та­кими не допускающими лжи способа­ми, то после того в вещах, о которых мы говорили, не может оставаться места для интеллекции, созерцания, размыш­ления, рассуждения. Этим и подобными [способами] они [представители догмати­ческого богословия] считали нужным за­щищать религию.

Другие же люди из их среды считают нужным защищать религию, защищая, во-первых, все то, что высказывает ос­нователь веры, и в тех же выражениях, в которых он высказывается. Затем  они исследуют  ощутимые и известные вещи и умопостижимые объекты интеллекции, которые они находят, или относящиеся  к ним вещи, хотя и отдаленно, но свидетельствующие о чем — то, что имеется в религии, и защищают те вещи; то же, что они находят противоречащим положениям данной религии, они могут толковать в форме, соответствующей этому противоречию, даже если их толкование и будет отдаленным.   Если же они не могут сделать того, а могут только подделывать  это  противоречие или же проводить его в форме, соответст­вующей тому, что [содержится] в рели­гии, то они это и делают.      А если извест­ные и ощутимые вещи противоположны друг другу в доказательстве — напри­мер, если ощутимые вещи и их принад­лежности нуждаются   в противополож­ном тому, — то смотрят, какое из этих двух свидетельств является сильнейшим в их религии, и берут его, отбрасывая другое, и подделывают    его. Если же нельзя согласовать слово религии с  од­ним из  этих [положений] и нет возмож­ности   сочетать нечто из тех вещей   в соответствии с той религией, и невоз­можно отбросить  или подделать  нечто в ощутимых или известных вещах  или в умопостигаемых  объектах  интеллекции, которые противоречат чему-то  из них, в этом случае они считают нужным защищать    эту   вещь,   утверждая,  что только она есть истинная, ибо высказы­валась теми,  кто не допускает лжи   и ошибки. И эти люди говорили об этой части религии то же, что   утверждали предки относительно всего этого. Тако­во мнение тех, кто поддерживает рели­гию.

Некоторые люди [из знатоков догматического богословия] считают нужным поддерживать подобные поло­жения, —  то есть такие, которые счита­ются ими слабыми, — тем, что они сле­дуют разным течениям в религии и со­бирают имеющиеся в них слабые поло­жения; а если кто из людей тех рели­гий считает нужным порицать нечто в религии этих, то ведь эти люди также говорят ему о слабых положениях в ре­лигии тех людей и тем самым   защища­ют свою веру.

Другие же из них, — когда видят, что рассуждения, приводимые ими в под­держку подобных вещей, недостаточны, чтобы полностью подтвердить истин­ность тех вещей, — то для того, чтобы заставить замолчать противника, — из за истинности их у него, а не потому, что он не в состоянии сопротивляться им своим словом, — они вынуждены, при всем этом применять действия, которые принуждают его молчать и не сопротив­ляться либо из робости, либо опасаясь зла.                          

Другие же, — когда их религия яв­ляется для них истинной, — не            сомнева­ются в ее истинности и счи­тают нужным отстаивать ее перед               дру­гими, совершенствовать ее, устранять в ней сомнение и защищать ее любыми средствами от противников. Им позволено применять ложь, обман, клевету и упорство, ибо они считают, что тот, кто является их противником в вере, может быть только одним из двух [категорий] людей: либо врагом, — и тогда для за­щиты и победы над ним можно исполь­зовать ложь и обман в той же мере, как это имеет место в священной войне и борьбе; либо не врагом, а человеком, не знающим душевного счастья в этой ре­лигии из-за слабости своего интеллекта и мышления, — тогда тоже допустимо привести человека к своему душевному счастью посредством лжи и обмана, по­добно тому, как то делают с женщина­ми и детьми.