[:ru]Сталин умер 65 лет назад, но имя злодея продолжают прославлять[:]

Москва, улица Никольская, дом 23. В этом доме располагалась Военная коллегия Верховного суда СССР, а сейчас здание находится на ремонте и здесь хотят открыть магазин. Каждую среду к этому дому приходит пожилой человек с плакатом. Алексей Георгиевич Нестеренко родился в 1937 году. Через месяц после его рождения был арестован отец, сотрудник НИИ, и здесь 12 сентября 1938 года ему вынесли смертный приговор.

Алексей Нестеренко и другие дети врагов народа добиваются, чтобы в «расстрельном доме» был открыт филиал музея истории ГУЛАГа. Возможно, это и удастся сделать, но есть у них и более сложная и важная задача: убедить депутатов принять «Закон о запрете прославления Сталина».

​«Прошли десятилетия, а доброе имя жертв Сталина не восстановлено в тех же масштабах, в каких оно уничтожалось сталинской диктатурой. <…> Нужно сделать так, чтобы признаться в любви и в восхищении Сталиным было бы так же страшно, как признаться в поддержке Гитлера. Такие признания не должны появляться и распространяться через средства массовой информации и/или пропаганды, не должны воздвигаться памятники или массово распространяться литература с восхвалением или оправданием тоталитарного диктатора. Нельзя будет присваивать имя Сталина географическим объектам, под запрет попадут все плакаты и памятники вождю», – говорится в петиции, подготовленной потомками жертв диктатора.

5 марта 2018 года исполняется 65 лет со дня смерти Сталина. В эфире Радио Свобода Алексей Нестеренко вспоминает март 1953 года и рассказывает о том, как он сегодня вместе с другими детьми врагов народа добивается принятия закона о запрете прославления диктатора:

– В марте 1953 года я заканчивал школу, и в этот день приболел, оказался дома. Когда объявили о смерти Сталина, все пошли на улицу. Дошел до Библиотеки Ленина. Перекрыта была улица Горького, я уже не мог пройти на ту сторону, там стояли машины. Не пустили, ну и ладно. Вернулся на свою родную улицу Красина. Был портрет Сталина дома, такая простая фотография, типа из журнала «Огонек», этот портрет стоял на невысоком шкафу в комнате. Когда я вернулся домой, то портрета Сталина уже не увидел, он лежал лицом вниз.

Читал недавно воспоминания Даниила Гранина в «Новой газете». Он пишет, что все были в растерянности, шли на Дворцовую площадь, когда было известие о смерти вождя. Говорит: через много лет, кого ни спроси, никто не хочет сознаваться, что он был в такой растерянности на Дворцовой площади, – стыдно. Гранин сам рассказывает про себя, как он долго избавлялся от Сталина как кумира. Так что у всех это было.

Я в 1954 году окончил школу с золотой медалью и только тогда узнал, что я сын врага народа. Мне нужно было писать автобиографию и заполнять анкету при поступлении в вуз, тогда впервые мне мама сказала. До этого я считал, что у меня так же, как у многих других, погиб в войну отец. И я написал в анкете, что отец арестован органами НКВД, осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на «10 лет без права переписки».

Поступил в вуз с большим трудом, у меня не брали документы, пришлось писать письмо на имя Ворошилова. А в 1956 году реабилитация. Я был сыном врага народа всего два года.

Только сейчас понимаю, какой ужас пережила мать. Когда отца арестовали, все родственники разбежались, некоторые сменили фамилию. Мама фактически осталась одна с тремя детьми. Отец был арестован, когда был начальником планового отдела НИИ ГВФ, гражданский воздушный флот, был такой институт, в состав которого входил в то время завод в Тушино. Почти год отец просидел и всякие перенес пытки, 8 месяцев ни в чем не признавался. 10 сентября 1937 года его арестовали, а 20 сентября 1938-го расстреляли по решению Военной коллегии Верховного суда СССР.

Все время задают вопрос: а почему маму не арестовали? Ведь других жен арестовывали. У меня есть копии сталинских расстрельных списков, где есть резолюция Сталина на списках арестованных НКВД. 12 сентября было подписано неимоверное количество этих списков – 37 на 3173 расстрельных приговора. Историк Михаил Давыдов обратил внимание на это. Уже за спиной Ежова сидел Берия, Сталин его поставил заместителем, а в ноябре Берия уже был первым в НКВД. В это время начался небольшой откат. Видимо, с этим связано, что мать не арестовали и про нас забыли.

Я очень люблю книгу Карла Шлегеля «Террор и мечта. Москва 1937 год», там эта вакханалия очень хорошо сопоставлена, как в 1937-38 году одновременно происходили в одном месте праздники, а в другом месте кошмарные трагедии.

Когда уже прошли «10 лет без права переписки», в 1947 году, еще при жизни вождя, мама стала писать обращения. Мой старший брат успел отслужить в армии, он был активный комсомолец, но его из-за того, что он сын врага народа, в военное училище не приняли, хотя он хотел в мореходку, ездил даже на крышах вагонов в Баку. Он ремесленное училище кончил, работал в радиосети, были такие радиоточки по Москве во всех квартирах. Проверял личные радиоточки и ремонтировал их. А потом, после письма Сталину, был вызван в МГБ на беседу и смог поступить в вуз.

Отец год просидел в московских тюрьмах Лефортово и Бутырка. Я ознакомился с его следственным делом в архиве по разрешению ФСБ, это архив на Фрунзенской. Сделал ксерокопию нескольких страниц, бесплатно можно было сделать из сотни страниц 13. Я выбрал и раздал своим сыновьям и племянникам.

А импульсом был первый внук, которому было 10 лет в 2005 году, он сказал: «Дедушка, давай делать генеалогическое дерево». Я с ужасом понял, что не могу это сделать. В 2007 году я в «Мемориале» получил большую книгу, там четыре тысячи фамилий, списки приговоренных в этом «расстрельном доме», где мой отец, оболганный, оклеветанный, как враг народа, получил приговор после подписи Сталина. Я познакомился с длинной историей, которую «Мемориал» вел в борьбе за музей в этом доме. Но Арсений Борисович Рогинский сказал: «К сожалению, я не верю, что нам при нашей жизни удастся создать тут музей».

В 2010 году друзья моего старшего сына, кинодокументалисты помогли сделать видеоролик «Расстрельный дом. Никольская, 23». Там уже много тысяч просмотров.

Дом был в частных руках. В 2005 году его Министерство обороны продало, в 2016-м он был перепродан и попал в руки тому, кто владеет домом 21, а это Аптека номер один. Сейчас проводят косметическую реконструкцию фасада. Я на улице стою около этого дома, сколько хватает сил, по средам. Мы добиваемся сейчас от префектуры постановки в этом году, к 80-летию Большого террора, информационных стендов. Я пойду с обращениями к префекту на следующей неделе, чтобы нам к маю разрешили поставить два стенда «Сталинские расстрельные списки» и на них посмотрели те, кто продолжает считать, что все было правильно в советское время, а сталинские списки – это фальшивка.

Мы, дети врагов народа, встречаемся, обсуждаем, что никак Россия не двигается к пониманию той трагедии, хотя уже 65 лет после смерти вождя прошло. У немцев это громадными усилиями собственными все прошло, даже не прошло – постоянный процесс идет, все об этом говорят. У нас же информационный вакуум. Поэтому мы решили, что нас, еще живых детей врагов народа, оклеветанных и расстрелянных, никто не остановит. С Путиным нам трудно добиться встречи, но мы будем у Администрации президента продолжать требовать встречи хотя бы с Кириенко (Сергей Кириенко, первый заместитель руководителя администрации президента – РС). Сейчас в предвыборное время две среды стояли в пикете, несмотря на мороз. Вчера были рядом со мной две женщины, у которых расстреляны отцы. Мы должны ради своих детей и внуков заставить высказаться нашу власть.

Есть те, которые считают, что не надо ничего об этом рассказывать, хватит, это все уже в прошлом, тот же Грудинин – это просто позорно слышать. Человек замахивается на пост президента и все время говорит: «Это все в прошлом, нужно двигаться вперед». Не понимают люди, что не может страна двигаться вперед, если не будет этого закона.

Люди ко мне подходят, и в 10 раз больше тех, которые одобряют. Бывает, что какие-нибудь люди говорят, что сталинские расстрельные списки – это фальшивка, хотя я копии показываю. Бывают совершенно ужасные сцены, когда кто-то начинает говорить: мало вас расстреляли. Остается пожать плечами, улыбнуться.

К сожалению, электронная петиция медленно-медленно идет, 10 тысяч никак не можем преодолеть. Если бы Навальный обратил внимание на эту петицию и сделал бы сто тысяч, то это был бы шок и удар для нашей Думы, которая получила бы подписи детей врагов народа.